– Что ты, Марусенька? Или снова не так что? Так ты прости! Болван ведь я неотесанный! Не умею с девицами обходиться.
– Нет, нет, Вася! Это я от радости. Мне же никто еще таких слов не говорил. Ну разве что Егорка, – улыбнулась она сквозь слезы.
– От радости это хорошо, это можно, – просиял он в ответ. – А знаешь, я ведь даже боялся и заговорить-то с тобой. Сам себе сейчас удивляюсь, как у меня это вышло. Я, когда тебя увидел, подумал: красивей, наверное, и не сыщешь девушки в целом свете. Хоть посмотрю, полюбуюсь. А ты мне улыбнулась. Судьба это, Маруся, не иначе!
Тут уж Егорка перестал прислушиваться. Неловко стало ему от чужих нежностей и объяснений любовных. Во двор мальчик ушел. А Василий еще долго в доме сидел. Чай они пили и все наговориться и наглядеться друг на друга не могли.
А Егорке и без того было, о чем подумать. Размышлял он о походе своем в лес, о знакомстве с ведьмой. И к выводу пришел, что не зря ходил. Да, поплакали, попереживали они с сестрой, но вот ведь как все обернулось! Сидит Маруся сейчас на кухне светлая и счастливая. Добром испытание закончилось. А значит, мальчик дела своего не бросит посреди дороги, до конца доведет.
*
– Здравствуй, Глаша! Ну как ты тут? Жива, здорова?
– Здравствуй подруженька! Давненько ты ко мне не заглядывала. Да ты как-то изменилась вроде?
– Да ну, кажется тебе. Какая была, такая и есть. И ты все не меняешься. Все такая же тонкая и стройная!
– Да где там, – махнула рукой худая женщина. – Скажешь тоже, – но все же улыбнулась. Добрые слова всегда слышать приятно. – Кожа да кости. Ем похлеще любого мужика, а все не поправляюсь. Совсем иссохлась, – засмеялась она. А потом внимательно собеседнице своей в глаза посмотрела. – А вот ты точно изменилась! Другая ты!
– Да что же не так-то со мной? – удивилась та и стала себя внимательно со всех сторон оглядывать.
– Да так все, так. Только раньше ты будто замороженная, ледяная была. Так холодом от тебя и веяло. А сейчас будто оттаяла. В глазах твоих не снежинки, а огоньки сверкают. На человека живого стала похожа, а не на бабу снежную. Произошло что? Рассказывай. Не просто так ведь пришла.
– Эх, Глаша, одна ты у меня. Больше и поговорить не с кем. Да и желания-то особого нет. Всегда ты чувствовала, что на душе у меня. Прямо в сердце смотришь! Не зря тебя колдуньей называют.
– Так колдунья я и есть, – развела та руками. И они обе рассмеялись.
– Долго я ждала, Глафира, но и дождалась. Все по-моему выходит, – сказала женщина и просияла.
– Только ли в этом дело?
– А в чем еще? Много ли мне надо? Да с тобой вот повидалась. Одно последнее дело у меня осталось. И тут судьба подыграла! Само собой все свершится.
– Ой, так ли само собой? Видно, без моей-то помощи не обойтись. Вижу, попросить о чем-то хочешь.
– Ох и хитрая ты, умная, Глаша! – погрозила шутливо пальцем.
– Да хватит комплиментами меня осыпать, речами медовыми убаюкивать. Говори уже. Знаешь ведь, не откажу. Как сестра ты мне.
– Пустяк, Глаша. Имя только! Имечко я сейчас тебе на ушко шепну, а ты только повтори его, когда надо будет.
*
Опять Егор не сказал сестре, что в лес идет. Ушел без позволения. А там его уже ждали, встречали с улыбкой и даже с радостью. Не укрылось от мальчика, что по-другому как-то на него Фрося смотрит. По сравнению с первой их встречей взгляд сегодняшний ее можно было бы даже ласковым назвать. И пес навстречу выбежал, хвостом виляя и на задних лапах подпрыгивая. Егорка потрепал его за ухом, по холке погладил. Подумал: надо бы тоже будет собаку завести, когда все закончится.
– Здравствуй, Егор. Вижу, решения ты своего не изменил. Пришел все-таки, – поприветствовала его хозяйка. – Ну входи. Дальше придумывать будем, как сестре твоей помочь.
Вновь околдовала его ведьма глазами потемневшими. Вновь почувствовал он, будто где-то между сном и явью находится. Сидел спокойно, тихо, внимал словам хозяйки дома лесного.
– Живет в городе тетка одна. Знахарка. Травы всякие собирает, зелья из них разные варит, заговоров много знает. Люди-то, конечно, за глаза ее колдуньей называют. Так ли это или нет, не скажу. Да только одно точно: знаниями с ней никто не сравнится. И хоть побаиваются ее люди, да идут к ней за помощью, когда надеяться больше не на что. А куда еще отчаявшемуся человеку идти? И ведь помогает она им. Но за дела свои плату берет. С кого – деньгами, с кого – услугу какую потребует, а с кого – и вовсе что другое.