Позывной «Везунчик»

– Газета у меня там осталась, товарищ майор, с речью товарища Сталина. Ну та, которую, он в самом начале войны произнес, которую в «Правде» напечатали. Где теперь такую газету достать, не знаю.

– Газета, говоришь. Ну, ну. Такая газета и впрямь ценность. Молодец младший лейтенант. Хороший из тебя защитник родины получится. Жаль друг твой погиб. Вместе бы вы столько фашистских гадов уничтожили.

Алексею на миг стало страшно. Даже голова закружилась. Но он продолжал все так же преданно смотреть на сидящего перед ним мужчину и это помогло. Буравчики спрятались в глубину глаз, и взгляд майора стал вдруг похож на человеческий.

– Ты где вырос то? В Ленинграде кажется? Я сам из тех мест. Из Сестрорецка.

– А я с Васьки, ну, с Васильевского. Васька с Васьки. Беспризорничал, потом в детдом попал, ну а потом в летное поступил.

– А Беглов потому как бегал много? – попытался пошутить майор.

– В самую точку попали, товарищ майор. С детдома раз десять сбегал пока мальцом был, ну, а потом перестал. За ум взялся, учиться хорошо начал, в летную школу поступил.

Вопросы сыпались один за другим, но столько раз слушая рассказы друга о босоногом голодном детстве, Алексей без запинки отвечал на них.

– А такого, капитана Леховцева, знаешь? Может, слышал, что о нем?

– Вроде слышал. Лешка говорил что – то, но я не помню. А что случилось – то?

– Да так, ничего особенного. Дружили они с капитаном. Вот он и в расстройстве, что друг погиб. Ну, да ладно. Пойдем, подброшу тебя в часть. Там комэск новый. Погиб наш Тимофей Иванович. Геройски погиб. Теперь там подполковник Бахрушев.

– Николай Петрович? – невольно воскликнул Алексей.

– Да, а ты что, знаком с ним? – удивленно вскинув брови, поинтересовался майор Дробот.

Знаком! Да ведь Бахрушев был лучшим другом его отца! Знал его, Алексея, с самого раннего детства. И как он теперь явится к нему под чужой фамилией?

– Да ведь его все знают, Бахрушева. Мы ведь по его учебнику учились, и полеты его разбирали. Он ведь один из лучших! – ответил Алексей.

– Ну да, ну да. Бахрушев он такой. Вот и будешь теперь с живой легендой летать. Смотри, не оплошай.

– Я постараюсь, товарищ майор. А можно вопрос?

– Валяй. Что там у тебя?

– Мне бы с другом попрощаться. Можно?

– Иди. Полчаса у тебя. Спросишь у похоронной команды, они покажут.

Никогда еще Алексею не было так паршиво на душе. Ведь, получается, предал он друга! И как с этим жить дальше?

– Да так и живи! Вот как сможешь, так и живи!

Резко обернувшись, он увидел ту самую девчонку санитарку из поезда. Она что-то еще кричала вслед убегающему красноармейцу, но ему показалось, что она ответила на мучивший его вопрос. Да, он будет жить и воевать за двоих. Будет сбивать фашистских гадов за себя и за Ваську Беглова. Выхода у него другого нет. Только так он сможет избавиться от чувства вины перед другом. Но была еще одна мысль, не дававшая ему покоя. Таня! Ведь рано или поздно она узнает о его гибели. Сообщить, что он жив? Нет, нельзя! Леховцев должен быть уверен, что Алексей Везунов мертв. Только это защитит Таню. Не сейчас, позже он обязательно свяжется с ней. Но это будет потом. Не скоро, но будет, обязательно будет.

Сидя в кузове полуторки, Алексей всматривался в проносившиеся мимо пейзажи войны. И хотя небо оставалось таким же голубым, деревья все так же стояли ровной стеной, а солнце то и дело проглядывало из-за облаков, все равно это был уже не мирный, довоенный пейзаж. Изредка попадались груженные вещами повозки. Хмурые детские и женские лица провожали их полуторку настороженными взглядами. Война гнала людей из родных мест, и Алексей чувствовал себя ответственным еще и за это. Держа в своей руке руку погибшего друга, он поклялся отомстить и сейчас еще раз мысленно повторил эту клятву. Вскоре повозок и людей с груженными тачками стало так много, что полуторка еле двигалась по узкой дороге. Все это могло значить только одно: война подошла вплотную к этим местам.

– Давай, младший лейтенант, вылезай, приехали. Дальше пешком пойдешь. Тут через лесок близко, – обратился к Алексею Дробот. – Ну, Леховцев, так через этак, ведь говорил же, не успеем!

– Что «не успеем», товарищ майор? Вы о чем?

– Да ни о чем. Не твоего ума, младший лейтенант, дело. Ты давай, перебежками в лес и дуй в сторону Кузьмичей. Там Бахрушев базируется, если не снялся с места еще.

– А где эти Кузьмичи? Я ведь не местный, ничего здесь не знаю. И если нет там уже никого? Что мне делать?

– Приказ выполнять, не ясно что-ли? Язык тебе на что? Спросишь у местных дорогу. Бахрушеву передай, что майор Дробот, ну то есть я, в Лениногорск вернулся. Все, давай дальше сам.

Делать было нечего. Выпрыгнув из кузова, Алексей огляделся. Люди шли плотным потоком и полуторка отчаянно сигналя, разгоняя стариков, женщин, детей, направилась обратно к станции. И куда ему идти? Майор сказал через лесок. Может это не так уж и далеко? Узнав от проходивших мимо женщин, где находятся Кузьмичи, он направился было в нужном направлении, но был остановлен сморщенным, словно осенний гриб дедом.

– А зачем тебе служивый в Кузьмичи то, понадобилось? Дело какое али как? – ухватив Алексея за рукав гимнастерки, поинтересовался он.

– Дело, дедушка. А вы оттуда? Вы из этих мест?

– Я то, местный. А ты туда не иди. Немец там. Нельзя тебе туда. С нами давай.

– Как, немец? – ошарашено переспросил Алексей. – Там ведь аэродром. Мне туда нужно.

– И – их, служивый. Да нет там никого. Дён два как нет. Немец как попер, так мы и бежать. Кто-то остался, а мы вот пошли. Старуха моя говорит, к сестре пойдем. А я вот думаю, дойдем ли. Вдруг и там немец? Что тогда?

– Дедушка, а может, вы путаете? Со мной майор ехал, он бы знал, что там немцы, сказал бы.

– Ну иди, коль не веришь. Только лесом иди. Все прямо, а как до речки дойдешь, так налево и до моста. На сам мост не суйся, немцы его попервой закроють. Брод там есть недалече. Аккурат где затока камышом поросла. Одна она там такая, не спутаешь. А в камыше лодка спрятана. Так, на всяк случай. Можа и пригодится тебе.

Поблагодарив словоохотливого старика Алексей свернул в лес. Идти по его подсчетам было несколько часов. Только бы дед напутал и авиаполк был на месте! Иначе где его искать, куда идти? И кто ему поверит? Запишут в дезертиры, и прощай все на свете. А если плен? Нет, об этом лучше не думать. В плен нельзя, лучше смерть. Странно, но он перестал бояться смерти. Как то так случилось, что перестал. Он шел уже около четырех часов как вдруг замер, услышав гул моторов. Подняв голову, Алексей увидел как маленький Як уворачивается от превосходящего его по размеру Юнкерса. Впервые он видел настоящий воздушный бой так близко и как зачарованный смотрел в голубую даль. Он словно наперед знал все действия летчиков. Бой шел словно по учебнику и Алексей невольно предположил, что за штурвалом немецкого самолета сидит не кто иной как Алекс Хольт. Это была его манера! Сколько раз он видел полеты Алекса в школе! – Уворачивайся! – невольно закричал он Яку. – Он только делает вид, что отходит! Сейчас резко развернется и…. Резко развернувшись немецкий самолет прошил Як пулеметной очередью. Самолет загорелся и стал резко терять высоту. – Прыгай! Еще успеешь! Прыгай! Словно услышав, через несколько секунд из самолета выпала черная точка и купол парашюта раскрылся над летчиком. Где-то вдали прозвучал взрыв и столб огня и черного дыма появился среди сбросивших листву деревьев. Ветер нес парашют прямо на него. Нужно было пробежать совсем немного и он встретит летчика на земле. Рванув что есть сил через плотные заросли Алексей вдруг почувствовал, что земля ушла из под ног, а сапоги тут же наполнились грязной, холодной жижей. Болото! Обычная на вид земля оказалась болотом. Парашют стремительно приближался и вместе с ним приближался сначала отдаленный, а сейчас все более различимый лай собак. Засекли, гады! По его расчетам летчик должен был приземлиться с края болота, но порыв ветра перенес его намного дальше, к маленькому островку посреди темной жижи, на котором росли кусты, камыш и даже чахлые деревца. Лай собак приближался. Теперь счет шел уже на минуты. Перескакивая с одной кочки на другую, Алексей добрался до крошечного островка. И спустя минуту его с головой накрыл купол опустившегося парашюта. Лицо летчика было в крови, а сам он был без сознания. Лай собак приближался. Он казался самым отвратительным звуком, который Алексей когда-либо слышал. Отрезав стропы, он принялся сворачивать парашют. На болото немцы не сунутся, но самим нужно схорониться. Лежащий неподалеку летчик застонал, но так и не открыл глаза. Все потом! Сейчас нужно избавиться от парашюта! Наконец ему удалось утопить парашют в болоте. Кто и когда оставил на этом крохотном островке несколько тяжелых камней? Они так помогли ему сейчас! Опуская похожий на большое белое облако парашют в болото, он успел удивиться, с какой жадностью зловонная жижа затягивает к себе жертву. Мерзкое чавканье и вот уже не видно никаких следов на подернутой ряской поверхности. Убедившись, что парашют исчез, и болотная жижа сомкнулась над ним, он бросился к лежащему на земле летчику. Тот лежал на открытой части островка, значит нужно как можно скорей добраться до зарослей камыша. Ему казалось, что с момента приземления летчика прошло несколько часов, но часы показывали четверть часа. Лай собак был уже совсем близко. Затаившись в камышах, им пришлось по колено стоять в холодной воде. Раненого летчика он почти держал на руках. Иногда тот открывал глаза, но тут же снова терял сознание. Теперь Алексей мог отчетливо слышать не только надрывный лай собак, но и немецкую речь. Прислушавшись, он понял, что фашисты намеренны прочесать лес вокруг. Не могут только понять, куда делся парашют и еще понял, что собаки потеряли след. Что, гады, взяли? Усмехнулся Алексей. Это пока вы тут хозяева, но скоро погоним вас как Кутузов Наполеона. От холодной воды стыло все тело, но даже пошевелиться он не мог – немцы не отходили от края болота. Впервые он видел врага так близко. Алексей знал, что там, наверху все будет иначе, и всматриваясь в стоящих у краю болота немецких солдат, старался запомнить все мелочи. Сытые, холеные лица, добротная форма, лоснящаяся даже на скудном осеннем солнце шкура собак.

– Ты кто? – услышал он вдруг. Взгляд раненого летчика был вполне осмысленным. На Алексея смотрели внимательные карие глаза. Взгляд был настороженным, но не враждебным. – А… Василий Беглов я. Младший лейтенант. Окончил Ленинградскую летную школу. Последние три месяца доучивался в Москве. Направлялся с другом в N-скую часть, товарищ капитан. Эшелон разбомбили, и друг мой погиб.

– Как друга звали?

– Алексей Везунов. Тоже летчик был. Мы учились вместе, товарищ капитан.

– А как тут оказался?

Когда эшелон разбомбили, я пути помогал восстанавливать, раненым помогал. Потом появился майор Дробот и несколько часов допрашивал, выяснял, что да как. Потом на его машине поехали в часть, на дороге столько беженцев было, не проехать. Он меня высадил, сказал, чтобы я пешком дальше, а сам уехал обратно на станцию.

– Узнаю Дробота, – усмехнулся раненый летчик. – Потом скажет, что знать тебя не знает, и ведать не ведает, как ты тут очутился. Ладно, давай знакомиться. Капитан Стрижак Иван Павлович. Окончил Качинское военное училище. Я, кстати, из той части, куда ты направлялся. Мы перебазировались пару дней назад. Сюда я на разведку полетел, ну, а дальше ты знаешь.

– А это правда, что полком подполковник Бахрушев командует?

– А ты откуда знаешь? Дробот сказал?

– Ну, да. Он. А майор Дробот он кто? Форма на нем вроде не летная.

– Он при авиаполку. Политрук. Ну а на самом деле особый отдел. Можешь посмотреть, что там у меня с головой? В ушах звон и в глазах темнеет.

– Контузило вас, наверное, товарищ капитан. А кровь из-за царапин. Но уже не идет. Еще рана небольшая на затылке, кровит немного. Это из-за осколков стекла, наверное. Я видел бой, товарищ капитан…

– Ну, если видел тогда и говорить не о чем. Умный гад. Подловил меня. Подставился ему как мальчишка, самому совестно. И машину жалко. Одно странно. Пока я летел, он десять раз меня пристрелить мог. Пожалел? Или знал, что внизу встретят?