Не играй со мной

– Я здесь совсем еще юнец, – говорит Николас, прерывая мои мысли.

Я вздрагиваю, испугавшись его внезапного появления, и практически роняю из рук рамку с фото.

– Хорошая фотография, – говорю я первое, что приходит мне в голову, и быстрым движением ставлю рамку на полку.

– Спасибо, – он смущённо улыбается, будто не ждал моей похвалы. – Я, на самом деле, не очень фотогеничен, просто меня удачно подловили в не очень удачный день, – объясняет он, подтверждая мои догадки.

– Тогда зачем ты хранишь её? – спрашиваю, потому что мне на самом деле интересно знать, зачем он поставил фото на виду, если оно вызывает неприятные воспоминания. Люди всегда избегают неприятных моментов прошлого, не желая сталкиваться с ними вновь, не говоря уже о выставлении напоказ другим.

– Чтобы помнить, – говорит он, сглатывая, и опускает глаза вниз, избегая зрительного контакта.

– Что помнить? – неуверенно спрашиваю я, не желая его обидеть или причинить ему боль. Вряд ли он захочет отвечать.

– Что любые отношения, даже идеальные на первый взгляд, совсем неидеальны, – поднимает он на меня глаза, в которых, мне кажется, я вижу боль, и она поражает меня, словно молния. Значит, в его жизни всё далеко не так просто, как мне могло показаться. Вот только что всё это значит? Что означают его слова? Я в смятении, ведь не знаю, что и думать. Но я не собираюсь развивать эту тему и спрашивать, почему он хочет помнить. Почему не хочет забыть?

– Прости, – выдыхаю едва слышно. – Я не хотела…

– Всё нормально, – не даёт он мне договорить до конца. – Всё нормально.

Но так ли это на самом деле? Его погрустневшие глаза говорят мне обратное, хоть он и пытается улыбнуться. Это игра, а улыбка – всего лишь красивая маска на искаженном болью лице.

Однако, я должна отпустить эти мысли, потому что дала себе обещания не копаться в его прошлом и в личном. Ведь я сама не готова и не хочу ему полностью открывать свою подноготную, поэтому я должна играть честно.

Я беру бокал шампанского из рук Николаса.

– Как у тебя настроение? – тянется он своим бокалом к моему, заставляя их соприкоснуться и слегка зазвенеть.

Я пожимаю плечами, подбирая правильные слова. – Спасибо тебе за сегодняшний вечер, – кручу я бокал в своих руках.

– Не за что. Я, правда, надеюсь, что тебе понравился наш вечер и выставка, – говорит он с надеждой в голосе.

– И ты, – нерешительно произношу я. Мне показалось, что Николас смутился, и мне при этом очень неловко. Я хочу быть откровенной с ним, но в то же самое время каждый раз боюсь его реакции.

– Что…. ты имеешь в виду? – заикаясь, спрашивает он.

– Ну…, – начала мямлить я, не в силах подобрать нужные слова, чтобы не выставить себя полной идиоткой. – Мне было комфортно с тобой и очень хорошо, – откровенничаю я.

– Разве ты не этого ожидала? – искренне удивляется он.

– Я вообще не строю никаких иллюзий по поводу нас с тобой, – признаюсь я. – Просто считаю, что даже если между людьми есть симпатия, им не всегда бывает просто на первых порах. Тем более, наши с тобой отношения с самого начала очень… странные, – нервно усмехаюсь я.

– Странные? – теперь на его лице появляется широченная улыбка, которая с первого взгляда сразила меня наповал. Она такая красивая и обезоруживающая, просто невозможно держать свои мысли в порядке.

– Ты так не думаешь? – неужели только я одна считаю наши отношения не то, чтобы странными, а весьма нетипичными. В них столько борьбы и сопротивления. По крайней мере, для меня. Я вынуждена каждую минуту своей жизни бороться за что-то или сама с собой.

– Возможно, – говорит он. – Но хотя бы ты перестала меня избегать, это уже радует.

Я театрально надуваю губы, пытаясь выказать свою обиду, хотя Николас во всём прав. Мне нравится, что мы разговариваем откровенно, и это частично облегчает задачу, хотя иногда мне это даётся с трудом.

– У тебя очень уютно, – говорю я Николасу, желая сменить тему разговора.

– Наверное, – пожимает он плечами. – Особо не задумывался над этим. Старался обставить квартиру так, чтобы мне было комфортно, – обводит он гостиную рукой. – Ничего лишнего, сама видишь.

– Вижу, – соглашаюсь я и иду к дивану, сгорая от желания присесть. Мои ноги отваливались от усталости. Николас устраивается рядом со мной, оставляя между нами небольшое расстояние.

– Какой у тебя шикарный диван, я бы осталась на нём жить, будь моя воля…, – шепчу я от удовольствия. Так не хочется никуда вставать и идти, но нужно домой.

– Так, не уходи! – говорит Николас.

– Ты играешь нечестно, – прищуриваю я глаза, указывая пальцем на Николаса. – Еще час назад ты пел совсем по-другому.

Николас начинает хохотать в голос, запрокинув голову назад. – Ты неисправима.

– Также как и ты, между прочим, – спорю я с ним.

– Иди ко мне, – говорит он, притягивая меня к себе и нежно обвивая своими мощными руками. В объятиях Николаса мне спокойно и уютно, и в то же самое время меня будоражат его прикосновения, оставляя легкое покалывание на моей коже. Меня к нему тянет, и я не властна над своими чувствами. Мне крайне тяжело ему сопротивляться, и сейчас я не хочу никакой борьбы.

– Останься сегодня со мной, – шепчет мне Ник на ухо, прижав плотнее к себе и утопив меня в своих крепких, но нежных объятиях. Нет, он не пытается меня поцеловать или к чему-то принудить. Просто мягко и нежно обнимает, словно любимый плед, в который хочется закутаться и утонуть.

– Я не знаю, что тебе ответить, – честно признаюсь я. – Должна ли я…

– Ничего не будет, – говорит он, прерывая мои сомнения. – Я просто хочу быть с тобою рядом этой ночью, – продолжает он меня уговаривать, а я почти готова согласиться.

– Я не могу оставить Райли, – меня начинает мучить совесть. – Она не уснет без меня, – и видит Бог, что это сущая правда.

– Но она же не одна, а с няней, – напоминает мне Николас. – Разве она никогда не оставалась с няней на ночь?

– Оставалась, – подтверждаю я его догадки. – Когда я работала ночами. – Раньше случалось, что на работе был полный завал, когда мой бизнес только развивался. Мне приходилось работать ночами, и не было возможности вырваться домой. Темп был бешенный.

– Позвони сейчас няне и попроси остаться с Райли, – предлагает мне Ник, не выпуская из объятий.

– Но это неправильно, – терзаю я сама себя. – Это будет ложью, а я не люблю и не привыкла лгать своему ребёнка. Она – всё, что у меня есть. Она – моя маленькая семья.

– То есть ты можешь не придти домой только из-за работы? – заглядывает мне в глаза Ник. – А ради себя ты что-нибудь хоть иногда делаешь? Ты сама для себя можешь стать хоть раз уважительной причиной?

Я лишь тяжело сглотнула, посмотрев на Николаса в замешательстве. Ведь не смотря на то, что мы мало знаем друг друга, Николас порой своими вопросами загоняет меня в угол. И все потому, что он абсолютно прав. Последние несколько лет я лишь жила ради других – сначала ради мужа, потом ради матери и дочери, а также ради работы. Иногда мне казалось, что я в столь молодом возрасте чувствовала себя как выжатый лимон, словно прожила целую жизнь и старость не за горами. Но, в конечном счете, я ничего не делала для себя. Я разучилась себя баловать, потому что меня всегда начинала грызть совесть, что это неправильно. Я всегда себя чувствовала обязанной своим временем другим. А когда же хотя бы пару минут могут стать моими и для меня?

– Нет, не знаю, – опускаю я глаза.

– Сделай хоть что-то для себя, – берет он меня руками за плечи, словно собирается вытряхнуть из меня всю нерешительность. – Если ты на самом деле хочешь остаться сегодня, то останься со мной.

– Хорошо, я сейчас позвоню няне и узнаю, сможет ли она остаться с Райли, – говорю я тихим голосом и покидаю объятия Николаса, чтобы сделать звонок.

*     *     *

– Ты знаешь, у меня кое-какая проблема, – говорю я Николасу с грустным лицом, закончив телефонный разговор с Мартой. – Ничего не выйдет.

– Стел, мне так жаль, что не получится остаться, – разводя руками, отвечает Николас, явно расстроенный моими словами. Его грустные глаза выдают это.