– Иди уже и не пугай Вику, – говорит он таким чувственным голосом, что мне приходится с усилием выметаться из комнаты, поскольку желание остаться превышает все нормы допустимого.
– Все быстренько сделаю и вернусь, и никуда ты от меня, Рудов, не денешься! Я что зря с тобой собираюсь встречать Новый год? – бормочу себе под нос и, уже вылетая из дома, на ходу натягивая куртку, сталкиваюсь с отцом.
Напряжен.
– Пап, извини, я немного задержалась, но мы с Матвеем Ильичем уже выезжаем, – оправдываясь, краснею я.
– Все нормально, Энджи, – улыбается так мягко и по-доброму, что я еще сильнее вязну в чувстве стыда.
Притягивает меня к себе, обнимая и поглаживая по волосам.
Ещё чуть-чуть и я разведу настоящую сырость.
– Я вернусь с Викой, – выворачиваюсь из его рук, мысленно прося Вселенную быть на моей стороне.
Машина выезжает из ворот, и через тридцать минут я стою на проходной Викиного комплекса, охраняемого наравне с нашим собственным особняком.
Меня что ещё и обыскивать будут?
Глава 7
Виктория
Последние мелкие детали и наш новогодний стол сервирован.
Инга отступает от него на пару шагов, с восторгом осматривая плоды нашего совместного дизайнерского мастерства. Затем резко разворачивается, и в который раз за вечер крепко меня обнимает.
– Мамочка, мы такие молодцы! – закидывает голову, покачивая завитыми локонами из стороны в сторону.
От своих я избавилась месяц назад, несмотря на нежную к ним любовь. Новое дело, новые обстоятельства и регулярный приступ тошноты при воспоминании, что обвиняемый творил с жертвой. Вздрагиваю, стараясь избавиться от мерзкого воспоминания, теперь мне потребуется несколько минут, чтобы восстановить душевное равновесие, но они у меня есть и спасительные дыхательные техники из йоги, позволяющие брать под контроль своё эмоциональное состояние. Не будь их, я бы недолго протянула на работе своей мечты.
– Да, молодцы! – соглашаюсь с Ингой. – Но ты самая большая умничка, зайка! Чем хочешь заняться?
– Давай доделаем зимнюю карту! – сверкает она своими глазенками и расплывается в счастливой улыбке.
– Согласна, но форма одежды рабочая, – с усмешкой напоминаю я, уже заранее представляя нас за праздничным столом в образах настоящих фей – с ног до головы сверкающих разноцветными блестками. С другой стороны, мы у себя дома, почему бы не посверкать?
Инга быстро разворачивает мобильную мастерскую у себя в комнате и даже повязывает косынку на волосы. Сказывается опыт работы с красками, которые мы отмываем даже из ушей, когда на юного художника находит настоящее вдохновение.
Я выключаю основной свет, оставляя лишь освещение над рабочим столом, а дочь щелкает кнопкой гирлянды, и мы переносимся в настоящую сказку.
Господи, спасибо, тебе за моё маленькое… родное чудо… Обнимаю Ингу за худенькие плечики. Заглядываю поверх её головы в расположившийся перед нами холст. Он уже натянут на подрамник и наполовину заполнен делами и планами дочери на две трети оставшейся зимы. Рисунки, надписи, фотографии, наклейки и центральное место отведено специально под "Новый год". Именно эту надпись Инга сейчас тщательно выводит ярким красным фломастером. Берусь за лист бумаги, чтобы внести свою лепту и… возвращаю взгляд к фотографиям.
С одной из них мне очаровательно улыбается Света, снятая Ингой, судя по всему, на собственный телефон без предупреждения. Инга такое любит. Их занятия со Светой носят непринужденный, дружеский характер, поэтому ничего странного.
Странно другое. Позади Светы в кресле я вижу комфортно расположившегося Верова. И что же это, Иван Сергеевич, вы забыли на сеансе психотерапии у несовершеннолетней, тут же услужливо подбрасывает память наиболее подходящую формулировку для обвинительной речи.
И Света? Как она согласилась? Это же… Рой мыслей заполняет голову с такой скоростью, что я упираюсь в стол, чтобы удержаться на ногах. Страх за ребёнка, бьёт прямо под дых, перетягивая внимание на себя и не позволяя принять доводы разума.
– Инга, – чувствую себя, как на чертовой работе, когда нужно отбросить эмоции и просто провести допрос. Руки начинают мелко подрагивать. – Ты знакома с Иваном Сергеевичем?
– Кто это? – нейтрально интересуется она и, сосредоточенно высунув кончик языка, пытается дотянуться им до носа.
– Он, – демонстрирую фото на своей ладони.
– А-а-а… – тянет она. – Это Иван, да.
Молчание.
Да что ж это такое? Голову сдавливает так, словно меня без предупреждения мгновенно закинули на глубину в двести метров.
– Иван?
– Ну да, мам, ты его знаешь, он же… – запинается, – дедушка… Мам, ну какой он дедушка? – тут же возмущенно добавляет она, оборачиваясь и широко распахивая глаза.
– Так чей дедушка, Инга? – возвращаю я её к деталям.
– Пети и Феди, чей же ещё? – выдаёт она непреложную истину.
– И часто… Иван приходил на ваши занятия со Светой? – говорю и сжимаю челюсть чуть ли не до хруста.
– Нет, один раз, мам. Он такой же, как ты, у него очень много работы.
Меня слегка отпускает.
– Ну и какой дедушка у близнецов?
– Иван? – игнорирует мой акцент его социальной роли. – Он… красивый… сильный… смешной… – сообщает так буднично, как будто описывает персонажа понравившегося мультика.
Ну, красивый Иван Сергеевич, держитесь…
Вызов по внутренней связи.
С трудом сдерживаюсь, чтобы сразу же не набрать номер Светы и не потребовать объяснений по поводу нарушения правил проведения индивидуальных сеансов.
Ко мне кто?
Госпожа Верова?
Впадаю в ступор, не понимая о ком идёт речь. Вереница женщин Ивана мелькает перед моим взором, но он же не был женат, или был? Мать? Умерла много лет назад, Ольга Викторовна, его тёща, да и то чисто номинально, её дочь, мать Паши, никогда не была замужем за Веровым.
– Верова Анжела, – уточняет охранник, возвращая меня из размышлений о навороченных связях семейства Веровых.
– Анжела? Я не…
– Верова Анжела Ивановна.
– Энджи? – наконец-то, доходит до меня.