Чумовая попаданка в невесту

– Пошли, вот туточки место найдём, туточки люди ходют, а значится – зверья нет.

– Отстань, у меня камешки на шее есть, – засмеялась я. Не то чтобы я верила в их силу… Верят окружающие – и слава ёжикам!

Мы выбрали местечко у самой реки, где росли густые кусты чего-то вечнозелёного. Смесь ёлки с боярышником, колючая и непролазная. Прошка первой присела, как она выразилась, «посикать». А я оглядывалась, оглядывалась, но никого не увидела. Зато заметила движение на другой стороне реки.

На глаза я никогда в жизни не жаловалась. А тут такое зрелище! Я залипла конкретно, особенно, в свете моих ночных сексуальных мечтаний. Голый парень, абсолютно и бесповоротно голый, на снегу, с мечом. Ёшки-матрёшки! Повернись ко мне передом, к городу задом! Он упражнялся в боевой технике рубки врагов, вероятно, и то скользил по мосткам над обледенелой рекой, то делал ошеломительные выпады вперёд, то защищался от невидимого противника, парируя и уходя от воображаемых ударов. А между ног… Болталось как раз то, что мне снилось совсем недавно. Блин, как плохо видно! Подобраться бы поближе и разглядеть в деталях! Но даже отсюда член казался нормального такого размерчика. Три дня без секса, а я уже засматриваюсь на незнакомцев… Каким должно быть его мужское достоинство в эрекции? У меня аж волна вожделения по телу пробежала, как подумала о том, что вот это вот тёпленькое входит в меня… М-м-мама, роди меня обратно!

Я стояла и смотрела, разинув рот, на это чудо посреди заснеженной реки, как заправская вуайеристка. Блин, Янка, подбери слюни! Надо думать о том, как избежать нежелательных замужеств со всякими претендентами на моё тело и на моё, точнее, Богданушкино поместье и побыстрее попасть обратно домой, к Матвею! К любимому моему мальчику…

Посмотрю ещё немножечко, всё равно писать, пить и есть перехотелось уже. Все мысли только о сексе. Никогда не думала, что я такая нимфоманка… Ну, люблю это дело, можно сказать, очень сильно люблю, но не до такой же степени! Не до сухости во рту и учащённого сердцебиения вкупе с мокрыми трусиками! Блин, трусов-то на мне нет… Надо будет срочно придумать, из чего их сделать, иначе так все полы в княжеских палатах закапаю!..

– Боярышня!

Прошка подобралась незаметно и дохнула через плечо. Я вздрогнула от неожиданности, ибо обо всём на свете забыла, ловя взглядом мускулистую фигуру на мостках:

– Тьфу ты! Напугала!

Девчонка глянула на берег и ойкнула, а потом захихикала в кулачок. Я как-то сразу вспомнила, что она ещё несовершеннолетняя, и прикрыла ей глаза ладонью:

– Не смотри! Рано тебе ещё!

– Уфти, чего я там не видала!

– Голых дяденек!

– Да сколько хош! Вон, как дружинники в бане моются, так и скачут потом в снег голышом! Ить глазам не прикажешь в другую сторону глядеть!

– Всё равно, – пробурчала я. Да уж, нравы тут те ещё…

Парень на мостках положил меч, помахал руками немного, похлопал себя по плечам, а потом, разбежавшись, с плеском прыгнул в прорубь. Тут уж ахнула я. Персидские котята! Мороз же! Помрёт бедняга… Не выплывет! Но нет. Вот голова показалась, за ней руки, плечи. Парень выбрался на лёд и пошлёпал к мосткам.

– Боярышня Богдана! Прошка! Где вы?

Моя наперсница аукнула в ответ и потянула меня к обозу. Эх, жаль… Такое зрелище было… Когда я ещё увижу подобную красоту…

Заря потихоньку начала окрашивать лес за Белокаменной в тусклый оранжевый цвет. Поднималось солнце, переправу открыли, пора. Навстречу смотринам.

Глава 7. Возьмёмся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке…

Столица княжества не зря носила своё имя. Её окружал не частокол из брёвен, а самые настоящие каменные стены, белые от снега. В другое время года они, должно быть, немного серели или желтели, но оставались такими же монументальными и высокими.

Мы въехали в Белокаменную, когда рыжее солнце как раз золотило крышу и ослепительные стены княжеских палат, бликуя в стёклах окон, преломляясь в витражах и играя зайчиками на маковках и шпилях. Когда мы проехали под сводом сторожевой башни, провожаемые пиками и полукруглыми бердышами дружинников в ярких красных кафтанах, я завертела головой во все стороны. Всё-таки Борки по сравнению со столицей были просто деревней. Сани нещадно скрипели по широкому настилу дороги, едва присыпанному снегом, лошади мерно цокали копытами и трясли гривами, чувствуя скорый отдых, а отовсюду раздавались звонкие голоса, лай собак, кудахтанье кур и почти художественный звон молотов по наковальне. Вот свинья с бешеным визгом бросилась наперерез обозу, а за ней девчонка с хворостиной. Валенки чуть не спадали с ног, сама ругалась, а, получив в шутку плетью по тулупу, ойкнула и соскочила с настила, провожая взглядом прибывших.

Прошка сидела, раскрыв рот, и любовалась резными наличниками и коньками на крышах высоченных теремов, а Фенечка забилась в уголок, страшась толпы. Я потрепала её по вихрушкам, выпавшим из-под платка, и засмеялась:

– Не бойся, всё будет хорошо!

Она только глазами повела, всей мимикой показывая своё удивление и священный ужас. Мне, признаться, тоже было страшновато, но я храбрилась, уговаривая себя не ссать. Ничего, прорвёмся! Всё когда-то бывает в первый раз. Вот и смотрины тоже.

Пару раз мы остановились спросить дорогу и уже минут через двадцать прочно встали перед длинным амбаром с маленькими окошками и высоким крыльцом. Толстая баба в роскошной короткой шубе, в необъятных платьях и в кокошнике стрелой, покрытом цветастым платком, махнула рукой:

– Ежели на смотрины, то боярышня пущай подымается, а обоз туды езжай!

Прошка помогла мне выбраться из саней, Фенечка с готовностью подхватила ларцы под каждую руку и шмыгнула носом, ожидая указаний. Я вдохнула, выдохнула и скомандовала:

– Ну, девы мои, вперёд! Отступать нельзя, за нами Москва!

Обе «девы» переглянулись, но промолчали. Я подозревала, что Прошка прочно уверилась в моё скудоумие, а Фенечка… Ну, она ничего сказать и не могла.

Поднявшись по скользким ступенькам лестницы под маковку крыльца, я встала перед бабой. Та оглядела меня буквально с ног до головы и, прищурившись, спросила:

– На смотрины?

– Да.

– Кто такая будешь?

– Боярышня Евдокия Борковичева из Боркова Городища, – услужливо подсказала Прошка из-за спины, высунувшись, а потом снова спряталась.

Баба хмыкнула и жестом пригласила меня идти за ней. Мы с девчонками последовали в тёмные сени, освещённые крохотными оконцами. Баба шла быстро, переваливаясь с боку на бок, как гигантский пингвин, минуя сундуки и ларцы, сложенные у стен. Потом распахнула низкую дверцу и втиснулась в комнату, где творился самый настоящий ад.

Девицы-красавицы, числом одиннадцать штук, сидели по лавкам, стояли у окон, расчёсывались, заплетая косу, грызли яблоки и при всём при этом трепались друг с другом и со своими служанками. У каждой их было по две-три, и даже мой пока ещё не искушённый взгляд мог отличить боярышню от простой девки: богатством платья и кокошников, вышивкой, количеством камней в кулонах, а главное – взглядом. Все невесты как одна посмотрели на меня, как им и было положено: оценивающе. Как милиционер, руководящий работник или незамужняя женщина.

Конкурентки. Святые воробушки, как давно я не оказывалась в обществе тёлок, которым хотелось меня уничтожить просто потому, что я шагнула в светлицу!

– А вот и последняя невеста на смотрины прибыла! – объявила баба. – Боярышня Борковичева. Прихорошитесь-ка, оденьтесь, и пора на заутреню идти.

Обернувшись ко мне, она добавила:

– Звать меня Макария, а если что не по нраву али обидит кто, немедля ко мне приходить. Я туточки распоряжаюся невестами, после заутрени покажу вашу светлицу. Об обозных и дружине не тужи – о них позаботются наши люди. Ларцы вели оставить в сенях, никто их не тронет. А сундуки опосля подымут.

Я кивнула, знаком показав Прошке послушаться, а сама смотрела на остальных девиц. Божечки-кошечки, ну кто так красится? Прямо Марфушеньки-душеньки, как на подбор: лица бледные, видно, что пудра белая, да ещё и осыпается, оставляя проплешины; брови ещё покруче, чем у девушек из моего мира – толстые, мохнатые, подрисованные чуть ли как у Равшана; и густой румянец, будто каждую по лицу шлёпали полчаса… Я на их фоне, небось, смотрюсь блёклым больным призраком.

– А ну-ка, боярышни и княжны, пойдём-ка за мной, а вы, девки, опосля гуртом! – скомандовала Макария, и все неохотно подчинились. Красны девицы прошли мимо меня, кто задрав нос, кто любопытно скользнув по мне взглядом, а последняя просто облила кипятком из глаз. Ошпарила, так сказать, метафорически. Мне стало душно, словно её ладонь сжала горло, но всего лишь на мгновение. Камни на груди под рубашкой накалились, обжигая, и всё закончилось. Девушка прищурилась и, опустив ресницы, двинулась за остальными невестами. Я спросила шёпотом у Прошки:

– Это кто такая?

– Княжна Светлана Самарова, – быстро ответила та. – Иди же, негоже опаздывать к заутрене!

Я пристроилась в затылок к Светлане и машинально прижала оба кулона через рубаху к коже. Ничего себе! Или мне только показалось, или эти кусочки горной породы и вправду защитили от чего-то мистического? Вместе с кулонами под ладонь попалось и яйцо. Тут я совсем пала духом. Как могла про него забыть? Вот вылупится кото-сова, что я с ней буду делать?

Под локоть сунулось что-то, и я опустила взгляд. Фенечка. Смотрит и всё показывает рукой мне на грудь. Чего хочет – непонятно. Я спросила шёпотом:

– Чего? Выражайся яснее!

Девочка закатила глаза к небу, потом быстро перекрестилась и поцеловала простенький деревянный крестик, который вытащила из-под рубахи. И снова ткнула пальцем мне в грудь. Ох, а ведь и правда. Крестика-то у меня нет, в церкви была всего раз, да и то подружка затащила… Как креститься, может, и разберусь, а вот крестик… Я обернулась, махнула Прошке. Мы как раз выходили из амбара, и я тормознула наверху лестницы:

– Слушай, а меня без крестика в церковь пустят?