Чумовая попаданка в невесту

Я пожала плечами:

– По логике она попала на моё место. В мой мир.

– А что у тебя за мир?

– Ну… – как объяснить-то, если я и сама ничего не знаю и не понимаю? – Ваше будущее. Или возможное будущее. Мы живём в больших домах с маленькими квартирками, ходим на работу, чтобы зарабатывать деньги, ездим не на лошадях, а на механических э-э-э повозках… Вот как-то так…

– Ой, матушка… – растерянно пробормотала Прошка и села на сундук. – Бедная моя Богданушка… Как же она там одна, без меня, без Анфисы…

– Алё, Параскева! Я тут!

Пощёлкала пальцами, чтобы привлечь её блуждающий взор, и сказала твёрдо:

– О ней там позаботятся. И посмотрим, как можно будет провернуть обратный обмен. А пока я здесь вместо неё, и мне нужна ваша помощь. Понятно?

Прошка медлила с ответом, а Фенечка бросилась на колени рядом со мной и обхватила мои ноги руками, спрятала голову в складках платья. Я погладила её по волосам:

– Ну, ты что, Фень?

– Полюбила она тебя, – медленно ответила Прошка. – Ты с ней добра. Богданушка, Бог её простит, терпеть Феньку не может.

– Ну, а ты? Что скажешь?

Девчонка вздохнула, махнув рукой:

– Не понимаю я, как это случилось, да и похожа ты на Богдану, как два колоска промеж собой. Буду пока думать, что ты – это она. Авось и привыкну.

– Так что с испытаниями? – я вздохнула с облегчением, оторвала Фенечку от своего колена и усадила рядом с собой на постель.

– Помогу, куда ж мне деваться? Ты меня в Белокаменную взяла, грех не отплатить добром.

Серьёзное личико Прошки порадовало. Но я всё равно опасалась, что она проболтается кому-нибудь, поэтому предупредила:

– Смотри, не ляпни об этом! Знать не должен никто! Ни одна живая душа!

– Не совсем я бестолковая, понимаю. Да и не поверит мне никто.

– Не поверит, не поверит, а меня на всякий случай возьмут и сожгут на костре, – проворчала я. – Вот в бане будем париться вечером, небось, не просто так… Смотрины же, невеста должна быть невинна…

– А ты что же, не невинна?! – ужаснулась Прошка. – Боже милостивый!

– Уж прости, но в моём мире и в моё время спать с мужчиной до свадьбы – это в порядке вещей и не карается законом! – ехидно ответила я. – Да и как-то не предполагала, что меня занесёт в ваши края, да ещё и в качестве потенциальной невесты для княжича.

– Ой, беда-беда-огорчение! – подвывая, начала Прошка, а Фенечка подняла лицо, заглянула мне в глаза и покачала головой. Мол, и правда, беда. Я пожала плечами:

– Ну, отошлют назад, и дело с концом.

– Позор на Борки навлечёшь, ой, позо-о-ор! На долгие годы! Баять будут, что Борковичи не умеют девок в узде держать, раз сама боярышня порчена до свадьбы оказалася…

– Ну, ёшки-матрёшки, – рассердилась я. – Не ной, а ищи выход из положения!

Прошка махнула рукой, будто уже всё было проиграно заранее, и грустно сказала:

– Пойду-ка спущусь в стряпошную, принесу киселька или сбитня…

Когда она ушла, я завалилась на постель и уставилась в балки потолка. Вот незадача, как сказал бы Матвей. Ну кто бы мог подумать? Интересно, как они будут проверять на девственность? Неужели разложат, как у гинеколога, и смотреть будут? Нет, скорее всего пальцем полезет какая-нибудь сморщенная бабуська… Фу, конечно, не факт, что я позволю кому-то копаться у себя между ног, если это не мой мужчина. Но, если Прошка говорит правду, придётся стерпеть – ради чёртовых Борков, будь они неладны!

И снова яйцо зашевелилось. Прямо заворочалось, словно живое, словно кто-то пытался выбраться из него наружу. Я сердито прикрикнула, оттянув ворот рубахи:

– Ты ещё тут выступать будешь! Сиди смирно!

И поймала изумлённый Фенечкин взгляд. Пожала плечами:

– Ничего страшного, просто яйцо…

А оно треснуло, звёздочками во все стороны зазмеилась скорлупа, послышалось шебуршание. Я замерла, опасаясь за свои сиськи. А из дырочки в яйце показался маленький клювик, окружённый мокрой реденькой шерстью, отломал деловито кусочек скорлупы, скрылся… Глянула на Фенечку – та тоже застыла с широко распахнутыми глазами.

– Мама, – прошептала я тихонечко, чтобы не слишком сильно дышать. А из дырочки протиснулась треугольная кошачья головка со смешными лысыми ушками, высунулись две трогательные лапки с полупрозрачными коготками и живо разломали скорлупу надвое.

– Мама, – пискнула я уже в страхе. Дрекавка поднялась на моей груди, чихнула, раззявив клювик, и отряхнулась по-собачьи. Мокрая шёрстка вмиг высохла, крохотные, ещё недоразвитые крылышки, в которых не хватало перьев, расправились в первый раз, и на меня уставились круглые совячьи глазки.