Серая мышь в большом городе

– Я, Вадим Петрович. Вот ваш телефон.

Голос у него был совсем не радостный. Похоже, он даже злился. Я выглянула из кухни и увидела, как хозяин квартиры сел на диванчике, держась за голову:

– Давай сюда. Там девушка, отвези её домой. Ну, ты меня понял, да?

Его пальцы затыкали в экран красивого большого телефона, Вадим Петрович простонал:

– Блин, я звонил Маринке… И Снежане! Вот бл…! И Галке до кучи…

Лёня повернулся ко мне и кивнул на дверь:

– Пошли.

Пожав плечами, я взяла свою сумку и потянулась за ним в коридор. Мы спустились вниз, вышли на улицу, и Лёня нажатием на кнопку заставил поморгать большую светлую машину, блестящую лаком, будто её недавно вымыли. Отчего-то эта бандура вызвала во мне чувство спокойствия и уверенности. На ней невозможно попасть в аварию, я это знала. Поэтому села на переднее сидение, когда Лёня открыл мне дверцу. Причём сделал это привычно, на полном серьёзе, и я подумала – он делает так каждый день. Молодой парень, обращается уважительно к Вадиму Петровичу, но не только из-за возраста – наверное, подчинённый. Вон как! Алкоголик-то – начальник! Прямо чудеса…

– Ну, куда едем, Васса? – спросил Лёня, садясь за руль и заводя мотор.

– Воскресенская набережная, дом двенадцать, – со вздохом ответила я. – Опоздала на собеседование, теперь уж только домой…

– Ничего себе, девушка! – присвистнул Лёня, выруливая со двора на улицу. – Твои родители бизнесмены? Или папа министр?

Я покачала головой, ничего не ответив. Какими вещами измеряется положение человека в городе! Хватит влиятельных родителей, чтобы быть богатым и уважаемым. Вот в деревне всё не так. Саню Зайца уважают за то, что он лучше всех охотится на зайцев, потому и прозвали так. Никто не знает ходить за животиной лучше деда Аксентьева, даже ветеринар, что приезжал несколько лет назад, учился у него. Матрёна споро готовит пироги и караваи, за день может собрать стол хоть на тридцать человек, хоть на сто. А бабка Анфиса знает, чем вылечить все-все хвори, да и травки у неё самые правильные… Там у нас по человеку судят – что умеет, что знает. А тут… Кто родители, сколько у них комнат да машин.

– Тётя у меня актриса. А дядя профессор, – коротко ответила я, глядя в окошко на пролетающий мимо Питер. Вот и вокзал, куда я приехала две недели назад. Какая я тогда была дурочка, сейчас-то уж обтесалась маленько. Ездить в транспорте да в машинах мне нравится, скорость полюбила! И в туалете ёршиком за собой еложу по горшку – чтобы чистенько было. И душ употребляю правильно. И моюсь почти каждый день, а не по субботам, как в деревне…

– Повезло. А сама откуда?

Снова вздохнула. Сколько раз уж отвечала на этот вопрос?

– Красноярский край, Енисейский район. Вам-то что? – с вызовом спросила. Лёня усмехнулся. Я не видела, поняла по голосу:

– Да ничего. Просто спросил.

Он подвинул вперёд ручку, которая разделяла наши сиденья, и вдруг переместил ладонь мне на колено. Я даже сразу не поняла, что случилось, а потом застыла. Кровь бросилась мне в лицо. Жаром запылали щёки. Сафрон… Его рука была горячая, жилистая, шершавая. Грубая. И голос… Голос уверенного в себе человека, который знает, что добьётся своего. «Одной тебе не справиться, ты выйдешь за меня».

Когда в груди больше не осталось воздуха, я резко отбросила руку Лёни, отшвырнула её подальше, как тушку убитой мыши.

– Ну, ты чего, милашка? – снова усмехнулся он.

– Что вы себе позволяете?! – возмутилась я. – А ещё приличный человек! У вас так принято в городе?

– Ладно, ладно, не истери! Может, ты мне понравилась.

– А если вы мне не нравитесь?!

– Ты такая переборчивая? У тебя в деревне лучше парни?

Он откровенно издевался надо мной. Ухмылялся так гадко, что захотелось вдарить его дрыном по морде. Жаль, дрына нет, как тогда, с Сафроном… Ничего, если полезет ещё раз, вмажу сумкой, там два красивых камешка, которые я подобрала на набережной неделю назад.

Но Лёня больше попыток не предпринимал. Он молча рулил, став серьёзным, молчал и смотрел на дорогу. А я кусала губы. Зачем он всё это делал? Зачем сказал, что я ему понравилась? Я не понимала. Сафрона я понимала. Ему мать велела ко мне присмотреться ещё несколько лет назад. он и присматривался: то подарок пришлёт с младшим, то воду из колодца поможет вытянуть. А отец после похорон моего тяти приходил к мамке. Говорил с ней долго, один на один, меня выгнали в сени. Но я подслушала, не будь дура. Речь шла о сватовстве. Мол, и хозяйка я хорошая, и собой неплоха, и детей, даст Бог, рожу много. Перестарок, конечно, к восемнадцати годам иду, но зато послушная и молчаливая, а ещё благодарна буду их семье, что возьмут меня в таком возрасте, сироту.

Мамка тогда молчала, всё за сердце держалась, чёрная с лица сидела… Только мужа в землю положила, а тут и дочь забрать хотят. Чтобы помочь, но всё же забрать. Только вечером заговорила со мной о Сафроне. Спросила – люблю ли, хочу ли замуж…

Мы с мамкой всегда говорили по душам. Чего таиться? Секретов у нас не было. Вот я и сказала ей – не знаю, ничего не чувствую к этому парню, да и замуж пока не тороплюсь. А хозяйство… Справимся вдвоём, а в покос наймём мужика из деревни за пару ягнят и кроличьи шкурки. На том и порешили. А потом и мамку Господь прибрал к себе… Кроме Сафрона, ко мне никто не сватался, писаной красавицей я никогда не была, да и на посиделки, на вечёрки не ходила. Поэтому слова Лёни меня удивили. Неужели в Питере девушек нет красивых? Чё ко мне лезть-то?

– Эй, очнись, приехали.

Я вздрогнула от неожиданности. Тьфу, напугал. Нельзя так погружаться в свои мысли, надо отбросить прошлое и жить настоящим. Кивнула Лёне и отстегнула ремень:

– Спасибо, что подвезли. Прощайте.

Он схватил меня за руку, удерживая:

– Да подожди ты, чего скачешь! Вот психанутая!

Я глянула ему в глаза. Там мелькнула усмешка и пропала. Лёня достал из кармана пиджака коричневый бумажник, а из бумажника – купюру в тысячу рублей. Протянул мне:

– Держи, это от Вадима Петровича, за то, что привезла его домой в целости.

Несколько секунд я смотрела на голубенькую бумажку, а в голове крутилась мысль – есть в этой ситуации что-то неправильное, некрасивое. А вот что – кто его знает. Мне вдруг стало противно, и я осознала, что почувствовал мальчишка на остановке, когда не хотел брать мои деньги. Я же не за тысячу рублей старалась! А они не поняли, эти двое. Тьфу!

– Мне бы хватило и простого «спасибо», – с достоинством отвела его руку и в последний раз взглянула в голубые глаза. – Только никто мне его не сказал. Прощайте.

И всё же выскочила из машины, пока Лёня не решил снова меня удержать. Пошла прочь, к дому, так быстро, как только могла, чуть ли не побежала. Хоть бы не погнался за мной! Не хочу я больше их видеть – ни его, ни Вадима Петровича.

В холле я прошла мимо консьержа, с которым уже здоровалась утром, а он только проводил меня взглядом. Что на мне, цветы нарисованы, или что другое? Глянула в зеркало, висевшее сбоку от лестницы. Уж лучше бы цветы, право слово! А так – обычная девчонка, скуластая, глазастая, нос картошкой, рот большой. Коса заплетена до пояса, да слабо, вон – прядки торчат из-за ушей… И главное – невзрачная вся какая-то, губы блёклые, глаза серые, волосы неопределённого светлого цвета. Да уж, красота, хоть стой хоть падай! Врать Лёня не умеет, что даже странно. Все они неискренние здесь, в городе. Думают, что ложь их спасёт или поможет чем-то. А ложь только дальше загоняет душу в ад. Я не превращусь в городскую. Ни за что на свете! Не дождётесь!

Глава 5. Предложение на вес золота

7 сентября

– Я никак не могу понять… Это же надо умудриться быть уволенной с трёх работ за три дня!

Тётя выглядела раздражённой, ковыряясь вилкой в рагу. Катерина поставила перед ней кувшинчик с соусом и заметила вполголоса:

– Смысл обеда состоит в том, чтобы еду доносить до рта.

– Ты хоть не нервируй меня! – вспыхнула тётка. – Васса! Скажи мне, как можно накосячить при уборке холла гостиницы? Как?

Я вжала голову в плечи. Мне было стыдно, очень стыдно. Тётя с Катериной изо всех сил старались пристроить меня на работу, а я только ошибалась, делала всё не так. Ну, перепутала средства для мытья полов. Вместо того, чтобы весело блестеть, как зеркало, они стали блёклыми. А что я, виновата, что ли, что оба средства в одинаковых бутылках и отличаются только мелкими надписями на английском? Да и не учила я английского, откуда мне знать, что такое «mat» и «brilliant»? А в гостинице… Мне дали в руки шланг от пылесоса, сказали всё пропылесосить отсюда и досюда, а, как включать и выключать, не показали. И кнопок там было с десяток. В общем, я по старинке, веничком… Администратор увидала, разоралась громче болотной выпи и выгнала. Зато на третьей работе я не косячила. Просто нас было четверо на одно место, и выбрали не меня.

Но от этого не легче. Тёткин гнев прошёл, но лучше бы она гневалась, а не спрашивала вот так, в пустоту. Что я могу ответить? «Простите, тетя». Так уже говорила. А больше ничего в голову не приходило. Я исправлюсь, честное слово… Я научусь… Кто бы подсказал только. А то они все требуют, а подсказывать не хотят.

– У меня есть для тебя последнее место, – задумчиво произнесла тётка, отправив в рот небольшую порцию овощного рагу. – На этот раз действительно последнее.

Я тут же воспрянула духом, а Катерина съязвила:

– Нет уж, знаю я вас, Аделаида Марковна! Если она и там не подойдёт, приставите её ко мне помогать, а мне один только паркет в гостиной сколько нервов стоил!