Арис. Ярость непокорных

– Отец, я говорила не раз, я выйду замуж только за мужчину, похожего на тебя. – сесть к нему на колени, обвивая руками шею и целуя щёки. – Ну, зачем мне муж, который будет слабее меня?

– Женщина нуждается в защите…

– Ты – моя защита. Ты самый сильный демон в Мендемае. Кто не испугается пойти против тебя и причинить мне вред? Я была в мире смертных и управляю целым городом. Я видела разных мужчин. Вокруг меня их десятки, сотни, отец. Но даже лучшие из них достойны лишь чести чистить твою обувь. Ты желаешь рядом со своей дочерью того, кто будет слабее нее самой?»

Он смеялся, прижимая мою голову к своей груди, и я могла вечность слушать, как бьется его сердце в этот момент.

Отец вырос во времена, когда любой демон внушал страх не столько своими способностями, сколько своей мощью. Я же изо дня в день видела, как холёные, избалованные мирной жизнью демоны Мендемая постепенно пресыщались праздниками с реками из чентьема, демонстрацией военной силы и соревнованиями рабов. Они искали всё новые и новые развлечения, и их им должна была обеспечить именно власть в городе. Заткнуть рты недовольным фееричными зрелищами. Тогда-то и были придуманы бои между пленными. Тотализатор, позаимствованный из мира смертных. Игроки приобретали за баснословные деньги пленных воинов либо наемников и выставляли их на своеобразном ринге. Кровавое зрелище, сопровождавшееся болью и яростью бившихся насмерть мужчин, приносило очень неплохие доходы в городскую казну и непосредственно победителям. И сегодня мне предстояло выбрать очередную партию, будущих мальчиков для битья.

Встреча с Подгорным проходила в одном из театров Арказара. В театре кукол, который набирал всё большую популярность среди местных жителей. Я принесла эту идею из мира смертных. Вот только если там главными актёрами были деревянные куклы, то здесь – люди. Люди, сознанием которых управляли опытные кукловоды-демоны. Правда, моя задумка очень скоро была видоизменена, превратившись из обычного спектакля, поставленного по мотивам древних легенд и баллад Мендемая, в нечто другое, жестокое, ужасающее сами людей, но такое привычное и вкусное для населявших Арказар бессмертных. Словно в прострации люди произносили слова и совершали поступки, о которых не помнили, придя в себя. Изощрённое удовольствие довести до сумасшествия живое существо, пусть даже раба, внезапно осознавшего, что собственными руками убил своего ребенка, свою жену или брата; или смотреть, как обезумевший отец вонзает в собственную грудь кинжал, поняв, что только что насиловал малолетнюю дочь. Кукол приобретали целыми семьями, иначе был бы утерян весь трагизм спектакля. Демоны, в подавляющем большинстве своём лишённые таких чувств, как любовь или забота о своей семье, привыкшие к вечной борьбе за выживание даже с братьями и сёстрами, с удовольствием наблюдали за эмоциями людей, либо пытаясь разгадать тайну их поведения, либо же просто насыщаясь их болью.

– Госпожа действительно прекрасна, словно солнце Мендемая. – голос мужчины, опустившегося в соседнее кресло, гортанный и тихий, пронесся в воздухе, лаская мои обнажённые плечи.

– Как часто вампиру доводилось видеть солнце?

– Мое воображение рисует его таким же теплым и ослепительным, как ваша красота.

– В таком случае ваше воображение нещадно смеется над вами. Солнце Мендемая беспощаднее Дьявола.

Он усмехнулся, устраиваясь поудобнее, закидывая ногу на ногу. Его светлые волосы были распущены и спускались до плеч.

– Мне говорили, что вас трудно заинтересовать комплиментами.

Улыбнулась и повела плечом, не без удовлетворения отметив, как плотоядно вампир на него уставился.

– А мне говорили, что у вас есть нечто, действительно способное заинтересовать меня! И если мне солгали, то я предполагаю, вам обоим будет довольно нескучно провести в катакомбах следующие пару десятилетий. Предлагаю перейти непосредственно к делу. Сколькими бойцами вы располагаете?

– У меня их около десятка. Но я думаю вам особо любопытны будут семеро из них. Эльфийские воины, сбежавшие из плена после стычки с демонами. Гладиаторы, основным занятием которых было сражаться каждый день за свою жизнь и для развлечения остроухих. Каждый из них стоит, как минимум, пяти-десяти обычных демонов-воинов.

– И как же вам удалось заполучить настолько сильные экземпляры?

Вампир тихо засмеялся с каким-то чувством собственного достоинства, и я почувствовала, как зачесались клыки от желания попробовать на вкус его, сбить с него эту спесь. Мужчины низших рас зачастую ошибочно забывали о том, что даже самая маленькая демоница способна была без особых усилий осушить их до дна.

– Они сбежали после нападения отряда демонов на эльфийский лагерь. Но были оглушены наемниками. Те использовали оружие из сплава металла и хрусталя и потом, – он пожал плечами, – продали их мне. Если вы действительно надумаете приобрести их у меня, вы увидите на них цепи из аналогичного сплава. Этих ублюдков можно удержать только подобным образом. Каждый из них способен разнести с десяток себе подобных. Борьба – их образ жизни.

– Вы так усердно набиваете цену, Григорий, что я начинаю сомневаться в том, что они действительно достойны суммы, которую вы называли моему помощнику. Давайте не будем тратить моё и ваше время, и вы мне наглядно продемонстрируете, на что способны эти гладиаторы.

Он самодовольно ухмыльнулся, и я сжала кулаки, царапая ногтями ладони. Тише, Лиат, такой посредник тебе действительно не помешает. Кто знает, как часто тебе придется покупать бойцов.

Блондин не солгал. Гладиаторы действительно поражали своей силой, аурой опасности, которая, казалось, окружает каждого из них. Они заметно выделялись на фоне остальных пленных воинов, как и на фоне добровольцев, изъявивших желание участвовать в соревнованиях.

***

Медленно ступаю по раскалённым углям, глядя поверх плеча на бойцов, вытянувшихся в шеренге. Шаг за шагом, и не потому что больно, но потому что нужно показать им, кто их хозяйка. Кому принадлежат не только их жалкие жизни, но и их мысли. Преданность и страх. Вот что должны испытывать рабы к своей Госпоже. И не важно, что из чего произрастет. Прежде всего, они должны бояться. МЕНЯ. Уважение придет к ним тогда, когда они поймут, что перед ними не очередная самка, покупающая себе мускулистое, неутомимое животное с большим членом, а амбициозный игрок, не желающий проигрывать сражения на арене и готовая заплатить за это любую цену. Вплоть до того, что выкупит их всех, а в живых оставит только одного – самого подходящего на ее взгляд. Они еще этого не знают, зато знают все остальные. А эти…эти наслышаны о похотливых хозяйках, скупающих себе новые игрушки. Они никогда не вызывали во мне уважения – высокородные шлюхи, раздвигающие ноги перед ничтожествами. Перед этими безымянными отбросами, которые потом рассказывают, на кого и когда взобрались и сколько дуций за это получили. К рабу можно прикасаться лишь в трех случаях: первый – ощупывая товар, второй – плетью и третий – вырывая ему сердце за непокорность. Иногда можно позволять им вылизать подошву сапог или целовать твои следы, но никак не больше. Пока они это поймут, их станет на четверть меньше. Иногда я продавала их своим «подругам» на одну ночь или на неделю. Чаще в наказание, чем в удовольствие – удовольствий им хватало, и я заботилась, чтобы семя не било им в мозг, поставляя в казармы лучших шлюх Мендемая. Иногда они «из гостей» не возвращались – богатые извращенные демонессы по-разному утоляли свои потребности. «Продать на ночь» для многих означало увечья или смерть. Это было одно из наказаний, помимо других, которым подвергались гладиаторы за непослушание. Я была единственной женщиной, которая владела армией гладиаторов в Мендемае, и я должна была показать своим солдатам, что могу быть хуже любого надсмотрщика мужчины.

А пока что они смотрели на меня похотливыми взглядами. Возможно, многие из них будут вспоминать этот момент сегодня ночью, мастурбируя в палатке и представляя, как их допустят до хозяйского тела. Вспоминая, как стоял на коленях на обжигающей кожу земле, не смея поднять глаз, но наблюдая исподтишка за своей госпожой и надеясь на особые призы, если принесут ей победу. Они были слишком открыты для меня, чтобы я не знала, о чем эти ничтожества думают. Скоро они узнают, что я не такая, как жены их прошлых хозяев, и это знание достанется им дорого.

Я снова обвела их взглядом – два десятка сильных, обученных воинов, которые самодовольно поигрывают стальными мускулами, бросая похотливые взгляды, исходят слюной, замирая, как только я прикасаюсь к тугим мышцам накачанных рук. Самые низменные, самые грязные мужские фантазии, которые можно прочесть подобно открытой книге. Только я с детства любила книги, которые лежали закрытыми на самой высокой полке в библиотеке матери, поэтому не разворачиваясь, махнула рукой, отсеивая большую часть демонов и отправляя их на каменоломни. Рычание и отчаянно разочарованный вздох, и я еле сдерживаю раздражение, боль под ногами постепенно поднимается выше, вызывая желание поскорее закончить с осмотром, заставляя жалеть, что не позволила Эйнстрему самому провести эту процедуру.

Один из демонов вдруг поднял голову и нагло подмигнул, тут же получив ощутимый удар по спине шипованной плетью от надсмотрщика и, упав вперед на локти, взревел от неожиданной боли, попытавшись встать. Еще один взмах рукой, и несчастного увели, удерживая за поводок и толкая в спину – на корм моим церберам. Через пару минут раздались дикие вопли боли, а я пожала плечами, ослепительно улыбнувшись остальным, их лица вытянулись, и в глазах появился тот самый, правильный, блеск – удивление с легким страхом. Скоро их сменит раболепное поклонение и безмерное уважение. Они получат свой кнут и пряник в полной мере и будут готовы сдохнуть, чтобы получить последнее. В который раз осмотрела стройные ряды воинов, пока не столкнулась со взглядом холодных серых глаз, ледяными искрами пронзивших кожу. Единственный, кто стоял, не склонив голову. Пусть закованный, но словно равный мне. И теперь мне, наконец, стало интересно. А это значит, что парень практически обеспечил себе место в моей армии.

Глава 2

Эйнстрем с какой – то ненавистью прикоснулся к звеньям цепи, обмотанным вокруг шеи одного из пленных. Невольно улыбнулась: несмотря на свою несомненную красоту, он заметно уступал в мощи каждому из бойцов, стоявших перед нами, что, однако не мешало ему тщательно изучать их, твёрдым голосом спрашивая имена.

Прислонилась к колонне, не отрывая взгляда от того самого демона. В отличие от остальных, он не отличался здоровенными, словно накачанными воздухом, мышцами. Гораздо более худой и подтянутый, он походил на опасное животное в клетке. Оно уже давно не мечется в неволе, даря обманчивую уверенность в своей покорности. Но стоит вам расслабиться, стоит только приблизиться достаточно близко, как оно совершит свой молниеносный прыжок. Такие обычно внушают неконтролируемое чувство страха даже воинам в несколько раз больше себя по комплекции. И почему-то я подумала о том, что худощавый запросто мог при желании каждого из тех, кто уже стоял передо мной на коленях, опустить ещё ниже, заставить вылизывать подошвы своих сандалий. С одной стороны, это, безусловно, привлекло, вызвав интерес к его персоне. А вот с другой, захотелось показать ему, кому на самом деле принадлежит власть в этом ангаре…в этом городе.

Его тело было напряженным, налитые мускулы перекатывались под смуглой кожей. Словно уже готовится к прыжку, к нападению на любого, кто всё же осмелится приблизиться. Достаточно было взглянуть в его глаза, чтобы увидеть, что там, на дне серого взгляда можно найти собственную смерть, но не повиновение. Невольно замерла, позволив себе окунуться в этот вызов в каждой линии его тела.

Парень всё так же стоял, не склоняя головы и сверля меня взглядом. Чувственные губы искривила насмешливая ухмылка.

Эйнстрем подошел к нему и зычно рявкнул, ударив плетью пол перед собой:

– Смотри мне в глаза ублюдок! Твое имя!

***

Я достаточно долго ждал этого момента, чтобы сейчас не наслаждаться происходящим, меня мало волновало, что там говорил этот плебей с хлыстом в руках. Даже если и ударит, то для меня это словно прикосновение перышка. Не потому что это не больно, а потому что привык к свисту стали и шипам, раздирающим кожу. Для смертника нужно что-то посильнее и пострашнее, чем хлыст. Впрочем, те кто дрались со мной плечом к плечу, не боялись уже ничего. В какой-то мере это и делает тебя неуязвимым. Это отличает простого бессмертного от воина-раба. Нам нечего терять – мы уже все давно потеряли, но нам есть за что убивать тех, кто у нас все отобрал. Ради этого мы все живем. Кто-то уже знает об этом, а кто-то еще не осознал, и я здесь именно за тем, чтобы каждый из смертников понял, ради чего ему нужно побеждать и становиться еще сильнее.

И я сам смотрел на нее и понимал, что ДА! Этоо дочь Аша собственной персоной. Достаточно наслушался о ней, чтобы не спутать с кем-то другим. Правда, представлял себе немного иной. И дело не в красоте. За годы моей жизни я насмотрелся на разных женщин. На все оттенки самой ослепительной красоты. И Лиат, несомненно, была одной из самых красивых женщин из всех, кого я видел, но не это заставило меня смотреть на нее, не моргая. Она источала силу. Не уверенность в ней, а именно власть и силу. Аура ярко-красного цвета – война. Девочка привыкла к ней, и даже ее кожа пропиталась запахом крови. Никакой похоти или вожделения, когда рабов выбирают скорее для постели, нежели для ринга. Именно к такому привыкли мы все, и наши победы на ринге были пропорциональны победам в постели наших господ. Проигрывать нельзя нигде, и иногда твоя судьба решается далеко не на арене, а между ног очередной высокородной шлюхи. Лиат, моя так называемая сестрица, нас оценивала, как опытный воин, а не женщина. И мне нужно, чтобы она купила меня и не в коей мере не передумала, иначе этот вонючий ублюдок вампир-перекупщик продаст меня еще кому-то, а это не входило в мои планы. Не затем я бежал от эльфов, рискуя своей жизнью и подставляя своих собратьев, чтобы сейчас проиграть.

Плебей с хлыстом щелкнул им снова в воздухе и прервал мои мысли:

– У гладиаторов нет имен. Только клички.

Ответил я, не переставая смотреть ей в глаза – очень темные, почти черные, и я мог поклясться, что вижу в них языки пламени. Тоже смотрит на меня и смотрит давно. Ей нравится то, что она видит, иначе отвела бы взгляд. Красивые глаза, очень глубокие, я попробовал погрузиться в них глубже, но меня не пустили, и взгляд вспыхнул яростью.

– Выбираешь сильного воина? Или ищешь нечто иное…Госпожа…?

Обратился именно к ней и слегка прищурился, ожидая реакции на мою наглость. И она последует, я не сомневался. Последует и удивит, потому что с ней такое себе вряд ли кто позволял. И тут я либо проиграю и сдохну прямо сейчас, либо это станет моей первой победой.

***

Его дерзость разозлила и развеселила одновременно. Он однозначно понимал, что и кому говорит. Почему-то подумалось о том, что он заранее просчитывает не только свои ходы, но и предполагаемые ходы противника. Один из моих учителей был из мира смертных, и он говорил, что самая сложная битва – не та, которая ведётся на поле боя, а та, которая выстраивается за занавешенными шатрами, на столах, укрытых картами. Он заставлял меня долгие часы просиживать за игрой в шахматы.

– Не смей говорить с Госпожой, пока тебя не спросили! – Эйнстрем ударил его снова плетью, и я невольно восхитилась реакции воина. А точнее, полному её отсутствию. Словно он настолько привык получать удары и похлеще этого, что не позволял ни одной мышце своего тела вздрогнуть, выдать боль. А, впрочем, вряд ли эльфы церемонились с пленными демонами. Парень продолжал смотреть прямо в мои глаза, прищурился в ожидании ответа, и я впервые почувствовала, что хочу, действительно, очень хочу узнать его имя. И не только потому что, назвав его, он добровольно признает своё первое поражение.

Подошла к нему и, забрав плеть у слуги, остановилась напротив хама.

– Госпожа ищет нечто большее…, – медленно очерчивая рукояткой рельефные мышцы груди, – чем просто воина, – спускаясь к животу, на стальные кубики пресса, не отрывая взгляда от его лица, – нечто большее, чем просто, – еще ниже, ощущая, как напрягся воин, как изменилось его дыхание, – наглый кусок дерьма. У меня нет времени, парень, и, если ты не хочешь, чтобы я сама дала тебе имя, назови свое. Только имей в виду, что в детстве своих кукол я называла только женскими именами. Знаешь, почему? Потому что мужчина, который не называет своего имени и рода, добровольно отдаёт другим возможность управлять им.

Отступила назад, внезапно ощутив угрозу, исходившую от него. Что-то слишком темное, что – то, что я не успела поймать за хвост, выскочило из глубины его взгляда, скользнуло совсем рядом и тут же исчезло, и пленный снова едва заметно расслабился.

***

Почувствовал, как вздулся рубец на спине, и усмехнулся. Боль. Привык и люблю ее ощущать. Ничто не дает настолько почувствовать себя живым, как эта сука-боль. Мы с ней давние любовники, и у нас полная взаимность: я ей даю себя иметь и имею ее в ответ, насмехаясь над тональностью и силой. Пока я еще ни разу не проиграл ей, и от этого она любит меня еще сильнее.

Я не отвел взгляд, а продолжал держать внимание Принцессы. А вот и реакция – сделала шаг навстречу и, как там, на плацу, куда выставили всех рабов, грациозно подошла ко мне вплотную. Я скользнул взглядом по упругому телу, затянутому в изумрудное платье, и подумал о том, что ей подошло бы красное. Алое, как кровь, к этой золотистой коже и темно-каштановым волосам. Взгляд задержался на груди и опустился ниже, к плоскому животу и тонкой талии, а потом и к стройным ногам. На секунду в голове вспыхнуло видение, где она обхватывает этими ногами мой торс, и тут же исчезло. Потому что она прекрасно знает, какую реакцию вызывает у мужчин, и пользуется этим, а я не хочу быть похожим на тех голодных кобелей, которые ее окружают и исходят слюной от одной мысли о том, что она прячет между ног. На самом деле там все, как и у других женщин, разве что подороже. Ухмыльнулся своим мыслям, и в этот момент демоница провела рукояткой плети по моей груди, продолжая смотреть мне в глаза. Она говорила, а ее прикосновения были достаточно ощутимыми, чтобы не отреагировать на них, но в тот же момент возбуждения не было, скорее, напряжение. Я уже давно вышел из того возраста, когда встает просто на красивую девицу, пусть и такого ранга. Кроме того, в ее глазах тоже не было возбуждения.