ГЕРОИ И ГЕРОИНИ

Я же начинаю собираться домой. Спешу, поэтому не могу застегнуть змейку на платье.

– Не убегай, мы могли бы еще раз… – непринужденно начинает он.

Я грубо прерываю его.

– Нет! Меня ждут дома!

– Кто? Кот? – насмешливый тон, мол, тоже мне целка-патриотка.

– Муж.

– Да ладно заливать. Муж! Он у тебя импотент, что ли?

Я не ответила. Все-таки застегнула платье, накинула плащ, влезла в туфли и, бросив равнодушное «прощай», ушла.

Соврала. Я плакала. Ревела белугой в подушку. Хорошая попытка стать нормальной и, как всегда, комом. Сплошной блин…

От третьего лица

– А я собаку купил. Забавный щенок, зовут Джек.

– Джек Потрошитель?

– Очень смешно! Ну, рассказывай, ты чего второй день, как в воду опущенная. Вот опять начала задерживаться допоздна. – Андрей немного зол, а еще больше обеспокоен.

Что-то случилось у падчерицы плохое, чувствовал он каким-то шестым чувством. Соля завязала волосы в небрежную гульку на затылке и смотрела куда угодно, только не в глаза мужчине. Она боялась его глаз. Этот страх был непонятным и диким для нее. Но сейчас в глаза все же посмотрела, поймала свое отражение на дне зрачков и произнесла на одном дыхании:

– У меня был неприятный первый опыт с парнем.

Отчим явно не ожидал такого откровения. Но попытался взять себя в руки и весело сказать:

– Солька, глупышка, что ты себе навыдумывала. Подумаешь, может, это парень такой был несостоятельный. Где ты его вообще откопала?

– В музее, – нахмурилась Соля, дернул же черт ее за язык признаться во всем отчиму.

Мужчина не сдержался и захохотал.

– Он там, как особо ценный экземпляр хранился?

– Он историк, вообще-то, по образованию, – даже немного обиделась девушка. Чего он смеется?

– Историк? Любопытно. И сколько значимых дат он знает, помимо крещения Руси, отмены крепостного права и выхода в свет первого выпуска «Плейбоя»?

Тут уже Соля не смогла сдержать улыбку.

– Он краевед. Занимается историей нашего края, кандидатскую пишет.

– Та хоть три. Если он такой молодец, почему ты здесь который день в состоянии близком к истерике находишься? Плохой из него кандидат, да?

– Очень плохой.

– Тогда выбора нет, за поруганную честь прекрасной дамы придется ему морду набить, – полушутя-полусерьезно сказал Андрей и заглянул ей в глаза в поисках ответов.

– Перестань! Лучше Джека Потрошителя мне покажи. В прошлый раз я кормила тебя своей стряпней, так что с тебя должок, – перевела тему в спокойное русло Соля. Не хватало еще, чтобы отчим действительно начистил физиономию ее незадачливому любовнику.

– Поехали, покажу! Только есть у меня нечего. Надеюсь на твои таланты, – подмигнул отчим.

– Для чего еще нужны падчерицы, – притворно вздохнула Соля, в душе радуясь тому, что не придется возвращаться одной в пустую квартиру и вспоминать, а потом ненавидеть.

Джек оказался щенком овчарки черного окраса. Он был милым, и все время просился на руки.

– Он на целый день оставался один?

– Я попросил соседку, она приходит его кормить. – Помолчал и добавил: – Соля, ты не поймешь. Мне так не хотелось возвращаться в пустую квартиру. А он дарит мне хоть какое-то тепло.

– Понимаю, – пробормотала девушка и погладила щенка.

Спустя два часа они ужинали отбивными с пюре. А потом ели вкуснейший торт, который Андрей купил в кондитерской со смешным названием «Сладкая лапа».

Ошибки бывают разные. Помарки в школьной тетради, которые при желании можно исправить. Промахи при выборе жизненного пути, которые можно исправить с большим трудом. Роковые ошибки, которые не исправляются. Классификацию можно продолжать. Остается неизменной суть. Оплошность, невнимательность, упущение, не подходящий момент и чаще всего вина лежит на том, кто допустил ошибку.

Соля допустила ошибку. Не роковую, но досадную. Она поцеловала отчима. Сначала хотелось его подбодрить, мол, все хорошо, ты не один. Он отошел к окну, увернувшись от ее объятий.

– Я скучаю по ней, а не смертельно болен. Не надо жалости.

Соля не жалела. Она захотела его любить. Любить по-настоящему. Не стать заменой матери. А быть той единственной для него и неповторимой. Странное желание.

В итоге случилось то, что случилось. Губы Андрея были сомкнуты и неподвижны, губы Соли – приоткрыты и жадны. Это не был полноценный поцелуй. Он не ответил ей, как бы она ни старалась. Отстранил от себя, посмотрел внимательно.

– Соля, не совершай ошибки, тебе это не нужно. И мне тоже. Понимаю, ты разочарована поступком своего историка. Но…

– Заткнись. Я сама уйду. Считай это опрометчивым поступком взбалмошной девицы, – со злостью крикнула она. – Все хорошо, правда, – добавила уже шепотом.

Потом уже привычный порядок действий: уход и короткое прощание напоследок. Второй раз она возвращалась домой и ревела. Только в этот раз не от досады или отчаяния. А от злости и безысходности. Все зря… Есть те, которых невозможно забыть. Их нельзя разлюбить или заменить. Пусть они никогда не вернутся или мы им не нужны. Для нас они всегда живут в сердце и единственный способ избавиться от их образа – вырвать сердце из груди.

А кто добровольно согласен расстаться навсегда с образом любимого человека? Кто согласен жить без сердца в груди? И для чего нужны такие жертвы?

Она извинится и попробует исправить ошибку. Может, встретится еще раз с историком. Попросит его подарить ей щенка или смешного хомячка. И в отместку – вот только кому? – назовет того Андрюшей.

Глава 6

Дитя понедельника

Четыре года назад (воспоминания Соли)

Соля вставала рано, около шести утра. Пила кофе, настраиваясь на новый день. Особенно в понедельник. У нее была своя теория, что все самое важное в жизни происходит в этот день недели. В понедельник приходят дельные мысли, откуда-то берутся силы, чтобы дождаться выходных. Вся ее жизнь строилась по этому принципу. Поэтому, если она откладывала дела, то только до понедельника.

Cегодня вспомнился этот день недели пятигодичной давности. Ведь он был важным, настолько важным, что перевернул всю жизнь с ног на голову.