Второй шанс

– Да, это одна из тем, которую нам предстоит обговорить. Ты и сам понимаешь, что матерые уголовники не смогут принять участие – слишком уж много грехов за душой. Досрочное освобождение для таких преступников вряд ли понравится общественности. В нашей программе в финале окажется двенадцать участников. Каждую неделю будет выбывать один из конкурсантов, пока не останется победитель. Вот он и получит свободу.

– Все это мне известно, не морочь голову. Я спросил про отборочный цикл.

– Нам нужно чтобы программа получилась разносторонняя и увлекательная, поэтому мы постараемся набрать людей, не похожих друг на друга. У них должны быть разные характеры, внешность, преступления и сроки заключения. Ну и, разумеется, предпочтение отдадим тем, у кого это первая отсидка.

– Ага, замечательно. Но ведь кредиты-то берут сейчас все подряд, в том числе и рецидивисты. Когда ваша компания сообщит им, что их право на второй шанс практически равняется нулю?

Меренков удивленно смотрит на меня. Видать, не ожидал, что я буду с таким упорством отстаивать интересы собратьев по несчастью. Гольцев качает головой:

– Нет, ничего такого мы им говорить не будем. И ты тоже не будешь, Виктор, – он внимательно смотрит мне в глаза, пытаясь понять, не собираюсь ли я возражать. – Научись концентрироваться на главном. Для тебя сейчас самое важное – это завоевать симпатии зрителей, вот об этом и думай, а разборку банка с должниками оставь тем, кого это действительно касается.

– Вот значит, как…

Я смотрю на адвоката, тот равнодушно пожимает плечами, как бы говоря, что лезть в это дело мне действительно не стоит.

Гольцев еще раз повторяет:

– Ты не должен говорить никому, что рецидивистов в финальной части почти не будет. Пускай берут кредиты, это их личное дело. А у тебя совсем другие цели. Ты у нас на контракте, не забывай об этом.

Слова звучат с явным нажимом – Гольцева, похоже, немного беспокоят мои слова. Возможно, он уже начинает жалеть, что так много мне сказал.

– Хорошо, подведу черту в разговоре о кредитах последним вопросом. Скажи, этот банк тоже принадлежит компании СТЛ?

– Я не интересуюсь вопросами собственности нашей корпорации. Ей много чего принадлежит, всего и не перечислишь. Моя область работы – телевидение, а не финансовая сфера, вот о телевидении я и думаю. А ты, Виктор, вообще смотришь на нас неправильно. Мы тебе, наверное, представляемся сборищем мерзавцев, которые только и смотрят где бы сделать окружающим какую-то гадость. Ты не хочешь видеть очевидных фактов. Наша компания делает людям добро. Реалити-шоу – это шанс начать новую жизнь для всех участников проекта. Кто-то выйдет на свободу раньше срока, кто-то засветится на телеэкране, а там глядишь и знаменитостью станет, кто-то просто получит какое-то развлечение в череде однообразных и серых будней. Последнее касается не только заключенных, но и зрителей. Мы раскрашиваем повседневность яркими красками и все окружающие нам благодарны, только ты постоянно ждешь подвоха. Те же кредиты – разве это не возможность стать победителем? Оформлять их силой никто не заставляет, люди сами этого хотят, а мы лишь даем им инструменты для реализации их желаний. Чем быстрее ты откроешь глаза и научишься смотреть на мир правильно, тем проще тебе будет жить. Запомни – мы даем людям то, что им нужно.

– Вы просто вешаете человеку на шею ярмо, на котором высечен лозунг – «Тебе это нужно!» – пожимаю плечами я.

– Наша сфера деятельности тебе не нравится, – расплывается в улыбке лицо Гольцева.

Причин для радости я особых не вижу, можно подумать, я ему блестящий комплимент сделал. Вова же продолжает:

– Ну а сам-то ты нравишься кому-нибудь? Посмотри вокруг – наш мир подобен сказочному карнавалу, щедро дарящему наслаждения и развлечения на любой вкус. И как раз деятели шоу-бизнеса являются организаторами этого фестиваля, посреди которого сидит угрюмый и замкнутый зануда, отрицающий все радости жизни. «Я не смотрю реалити-шоу. Я не смотрю сериалы. Я не играю в онлайн-игры. Я не сижу в социальных сетях» – передразнивает он меня. – Ну и кто проникнется симпатией к такому мухомору? Если ты хочешь завоевать народную любовь, то нужно научиться веселиться.

– Более чем скудное у тебя представление о веселье, – отвечаю я. – Ладно. Вова, скажи, а какова дальнейшая судьба проекта?

Гольцев уже собирался уходить, но после моей фразы решил еще задержаться. Он снова садится.

– Мы пока можем только предполагать, что это шоу станет очень успешным. Вот когда оно появится на экранах, тогда и увидим, насколько хороша была вся эта затея. Кого-то возмутит сам тезис досрочного освобождения в результате простого голосования, кому-то может не понравиться то, что главными героями станут преступники. Но основная масса, я думаю, будет довольна. Люди падки на скандалы, а уж у нашего проекта концепция очень провокационная. В подобных шоу многих привлекает сама идея вершить человеческую судьбу, видимость того, что от их выбора что-то зависит. Разве не эта мысль лежит в основе любого голосования? Ну а там посмотрим. Если все пойдет хорошо, то на прицеле можно держать второй сезон.

– А если резонанс у программы будет большой и принять участие в шоу захотят обычные обыватели, не заключенные, тогда что станете делать? – спрашиваю я.

– Ну, тогда уже примемся искать выход из ситуации.

– Это как? Начнете уговаривать людей сесть в тюрьму? Судя по всему, слоган второго сезона будет звучать примерно следующим образом: «Зарежь соседа и получи возможность участвовать в знаменитом шоу «Второй Шанс!».

Гольцев насмешливо смотрит на меня и говорит:

– Вот когда мы тебя отсюда вытащим, то сразу же заберем к себе, будешь помогать при организации второго сезона. Рекламные слоганы – вот твое призвание. Ладно, мне пора.

Он прощается и уходит. Меренков пока остается.

– Если повезет, Виктор, то я добьюсь для тебя возможности встреч с психологом. Когда ты будешь под постоянным прицелом видеокамер, это окажется совсем не лишним.

– Спасибо, Ярослав Витальевич, но разве у организаторов не будет своего психолога?

Адвокат качает головой:

– Не знаю. Их корпорация могла бы обеспечить участников услугами первоклассного специалиста в этой отрасли, но не думаю, что она станет это делать. Сам подумай, им нужно, чтобы шоу было конфликтным, чтобы котел страстей кипел и бурлил. Кто же станет смотреть скучное шоу, кто станет за него переживать и уж тем более голосовать? Спокойные и уравновешенные участники – это гибель проекта. Но ты ведущий, к тому же у тебя есть адвокат, так что я постараюсь в этом вопросе помочь. Ну что же, Виктор, мне пора. Жди новостей.

7. Конфликты

На протяжении нескольких последних дней на территории тюрьмы кипела стройка – ревели экскаваторы, стучали перфораторы и визжали еще какие-то инструменты. Из моего окна, равно как и из дворика, место работ было не разглядеть и я подошел с вопросом к охраннику:

– Люди говорят, что кому-то из моих товарищей по несчастью удалось бежать через подкоп, который вы теперь с энтузиазмом заделываете. Правда, что ли?

Охранник тоже решил блеснуть чувством юмора:

– Брехня, это мы тебе плаху готовим, – рассмеялся он и пошел своей дорогой.

Наконец-то сегодня мое любопытство было удовлетворено. Выйдя во двор на прогулку я с изумлением увидел рекламные бигборды наподобие тех, что изуродовали своим присутствием не один городской пейзаж. Разве что размером они оказались поменьше обычных, что легко объяснялось сравнительно небольшой территорией тюрьмы. Подойдя к своим друзьям и поздоровавшись, я интересуюсь, что за архитектурное чудо красуется перед нашими глазами. Серега пожимает плечами:

– Слушай, Виктор, не задавай глупых вопросов. Не видишь, что ли? Бигбордов понаставили почти по всей зоне. Их тут добрых два десятка.

– Так что здесь рекламировать? Тюрьму?

Мой собеседник начинает злиться:

– На тебя заключение плохо влияет. Голова совсем соображать перестала. Какую тюрьму? Скоро же шоу, у него много спонсоров, вот для них и рекламная площадь. Чтобы телезрители видели.

– Короче, нам создают естественную среду обитания, – резюмирует Стас и поворачивает голову ко мне. – Слушай, ты ведь тоже участвуешь в этом шоу? Но ведь тебя не выпустят пораньше. Тогда зачем оно тебе вообще нужно?

– А я там буду в роли местной экзотической зверюшки. Надо же чем-то заинтересовать публику.

Мы сидим и обсуждаем предстоящее развлечение. Я рассказываю то, что сам знаю о шоу, мои собеседники делятся своей информацией, строим предположения, шутим.

Наш разговор прерывает подошедший зэк, который, не поздоровавшись, обращается ко мне:

– Слышь, Иванчук, там с тобой поговорить хотят, идем.

Манера обращения меня покоробила. Я решил вовсе не обращать на него внимания, повернулся к Стасу и спросил о последних футбольных новостях. Подошедшего называли Поляк и ему не понравилось мое поведение:

– Ты че, не слышал меня?

Поворачиваю голову в сторону Поляка:

– Кто поговорить хочет?

– Там узнаешь. Идем.