Оттепель 60-х

…Распределилась воинская группировка в пределах Полтавской области. По пути в место назначения нашего подразделения встретился указатель с надписью «До Диканьки 30 километров». Так что мы попали в гоголевские места. Поразило то, что все украинские селения соединялись асфальтными дорогами не то, что на «целине». Домики в хуторах и деревнях были красивые, словно игрушечные, и добротные. Крыши покрыты черепицей и камышом. Причём камышинки на кровле подобраны одна к одной. Во дворах чистота и опрятность. Смущало только то, что в сёлах и даже в домах не было бань. Поэтому нам пришлось осваивать походные солдатские «душевые», представляющие собой просторные специально оборудованные палатки.

Солдаты-шофёры должны были вывозить свеклу с полей в заготовительные пункты близ сахарных заводов. Разместился личный состав небольшими группами в хатах местных жителей. В основном все обустроились хорошо. Наш хозвзвод группировался около командира роты, и был у него на подхвате. Поселились мы у вдовца – невысокого крепкого мужичка по фамилии Конотоп. С основными перевозчиками свеклы мы соприкасались лишь периодически. В один из таких моментов я встретился с парнем – ефрейтором Помыткиным, на лице которого была улыбка до ушей. «Как живёшь?» – спрашиваю у него. «Живу, что надо!» Он был очень доволен своим положением. Не удержался и похвастался: «Нахожусь в подчинении у женщины лет сорока, которая сопровождает меня от места сбора свеклы до назначения груза, и обратно. Постоянно находимся вместе». Солдат был вне себя от радости – « бабье лето» их очень сблизило. «Слушай, а она случайно не замужем?» – нескромно поинтересовался я. «Замужем, но её муж нам не помеха. К тому же, по её словам, он болен».

…Я собрался идти на почту, чтобы забрать корреспонденцию, которая поступила на наш адрес. Со мной изъявил желание пройтись фельдшер Сомов – младший сержант второго, как и я, года службы. Он немного задержался в саду, откуда вышел с белыми хризантемами. «Не волнуйся, – сказал он, – наш хозяин Канатоп позволил мне изредка срывать цветы, только в разумных пределах. Хочу порадовать Верочку».

– Что за Верочка?

– Ты что не обратил внимания на Верочку? Да это же работница почты, она там старшая.

«Фельдшер Сомов» (так мы его звали) после окончания медицинского училища попал в армию. Служба его сразу же определилась – он постоянно находился при санчасти. А здесь он был санинструктором.

Войдя в помещение почты, я увидел «аккордеониста» Гуленко, который на «целине» играл на танцах вальс «На сопках Мнжурии» и «Калинку». Он стоял у стойки, за которой сидела симпатичная девушка.

– Вот мерзавец, уже охмуряет, – с досадой проговорил Сомов.

Аккордеонист, завидев нас, направился к выходу, глаза его сияли «блеском влюблённого гусара».

– Здравствуй, Верочка! Этот кот уже клеится к тебе? – произнёс Сомов и вручил девушке хризантемы…

Получив корреспонденцию в другом окне, я удалился. А вечером не удержался и спросил у фельдшера: « Что это ты так ожесточился на аккордеониста?

– А ты что, не в курсе? Две недели назад, когда мы стояли под Харьковом, он на ночь покинул эшелон – навещал жену. У него же семья – жена и ребёнок.

– Ну, мало ли о чём он мог говорить с «твоей Верочкой»?

– Ты так говоришь, потому что действительно ничего не знаешь.

– А что я должен знать?

…И Сомов сообщил мне, что аккордеонист «ещё тот ловелас»: – Когда мы находились в Кульме, этот Гуленко, чтобы завладеть сердцем девушки-десятиклассницы, пошёл на подлую хитрость. Сначала просто завлёк её, а потом при очередной встрече «задвинул» о том, что его мама живёт одна в Киеве: «И я, Милочка, – сказал он, – написал ей письмо, которое должен тебе показать, и заодно выяснить твоё отношение». Тут он достаёт конверт с письмом, на конверте адрес: город Киев, улица, номер дома и так далее. Разворачивает письмо и читает: « Дорогая мамочка, скоро встретимся. Этой осенью, наконец-то, наступит дембель. Я нахожусь в Оренбуржье, в посёлке Кульма. Встретил чудесную девушку, её зовут Мила, и очень полюбил. Она необыкновенно красивая и милая, не зря её зовут Милой. Я уверен, что она тебе понравится, и решил сделать ей предложение – выйти за меня замуж. Пишу тебе это письмо с надеждой, что ты не будешь против, и доверишься выбору сына, который нашёл своё счастье. Скоро и ты увидишь её рядом со мной – твоим Олегом». Мила после такого откровения зарделась от счастья и «подарила» ему самое дорогое, что есть у девушки.

– Ну, ты даёшь?! – поразился я. – Откуда тебе известно всё это?

– Так он же всё рассказал Баикину, хвастался своей «победой».

Солдату Гуленко было двадцать пять лет. Он эффектно выглядел на фотографиях в военной форме сержанта с аккордеоном в руках. К тому же, он умел играть вальс «На сопках Манжурии» и плясовую «Калинку». Этого было достаточно, чтобы общаться с девушками «без промаха».

…С детства я привык не засиживаться допоздна, а ложиться спать и вставать рано. Поэтому в армии режим ночного отдыха (отбой в 22-00 и подъём в шесть утра) – мне не был в тягость. А здесь, на сельхозработах, никто не контролировал время нашего сна. Некоторые солдаты этим пользовались. В тот раз я, как всегда, с вечера лёг спать, поэтому едва забрезжил рассвет, проснулся, но вставать в такую рань не стал – незачем.

Спали мы на полу, каждый на своей постели. Я лежал в полусонном состоянии, когда вдруг скрипнула входная дверь, и в комнату осторожно вошёл человек. По очертаниям это был Баикин. Он тихо снял шинель, но дальше раздеваться не стал: из прихожей занёс чайник с остатком кипятка и, пристроившись у окна, начал бриться. Видно, бритьё не доставляло удовольствия: вода была холодной, и лезвие раздражало кожу. Баикин морщился и тихо ругался. Я задремал и на время забылся, а когда очнулся, все уже были на ногах. Дальше всё пошло по установленному распорядку.

Однако после обеда, когда мы, как обычно, растянувшись на полу в доме Канатопа, безмятежно «бодрствовали», забегает посыльный и в срочном порядке зовёт всех на построение. « На опознание, – говорит он, – кто-то изнасиловал местную женщину. Она сейчас с подругой у ротного рыдает, жалуется. Немедленно бегите все для сбора». Мы сорвались и побежали. Тогда за изнасилование только что вышел указ о смертной казни. Мы бежим. И тут я слышу слова перепуганного Баикина: « Ни хрена себе, неужели расстрел? Я влип…» «Вот, оказывается, кто виновник»,– подумалось мне. Припомнил я и раннее возвращение Баикина.

Тем не менее, когда нас построили для опознания, было очень неприятное ощущение – вдруг на тебя укажут.

– Да вот он стоит, усы сбрил и бушлат напялил вместо шинели, думает не узнаю, – проговорила одна из женщин, указывая на Баикина… Тут начался нелицеприятный разговор, перешедший на крик.

Капитан попросил женщин и Баикина удалиться с ним в отдельную комнату. Вскоре оттуда послышался голос Баикина, который возвещал: « Сама дала, кто тебя насиловал?!»

Нас, остальных, отпустили. «Насильника» после объяснений в сопровождении патрульных солдат увезли на гауптвахту, чтобы в дальнейшем передать военному трибуналу.

…Спустя неделю, накануне ноябрьских праздников я, как комсорг роты, поехал по хуторам, где располагались наши солдаты, с целью организации самодеятельного концерта. Я ставил целью освежить и отрепетировать репертуар песен, которые мы исполняли на «целине» и в поезде.

И вот, приезжаю в одно из сёл, и совершенно неожиданно встречаю там Баикина. Изумлению моему не было границ. Причём расхаживал он среди солдат уверенно-нагло и ухмылялся. Я был шокирован, да так, что мне стало невыносимо противно: не мог смотреть на его наглую рожу. Вместо гауптвахты и тюрьмы, он попал в село, которое оказалось лучше и богаче нашего. Военнослужащих там не только кормили на убой, но ещё и баловали мёдом, о чём у нас и думать не смели. Возмущению моему не было предела. Я уже не мог не только помышлять о предпраздничной репетиции, но и находиться рядом с этим типом. Развернулся, и незамедлительно уехал назад в штаб роты, где располагался наш взвод.

…Оказывается, той женщине, которую изнасиловал Баикин, привезли машину дров (причём разгружал её сам старшина, не привлекая рядовых солдат), задобрили и, как могли, «уболтали». Хотя опозорилась она на всю деревню. Кстати, её муж в это время тоже служил в армии. Не ведаю, как они пережили всё это. Зато офицеры нашей доблестной армии спасли свою безупречную репутацию, а заодно сохранили звёздочки на погонах.

…Сбор урожая завершён. Сахарную свеклу вывезли с полей и сложили в гурты около завода. Командование подводило итоги работы и рассчитывалось с хозяйствами. Рутина, связанная с ремонтом и обслуживанием техники, подходила к концу. Еженедельные выпуски боевых листков, отражающих выполнение задания, а также повседневную жизнь солдат, тоже отошли в прошлое. Весь личный состав доставили в Полтаву и разместили в Петровских казармах, которые строились два с лишним века назад.

Поговорка: «Кто про что, а вшивый про баню»

…Прошло уже две недели, а мы всё ждём отправки в расположение дивизии. Сначала солдат это не очень волновало: время шло, а вместе с ним проходила и служба. Но начались осенние дожди, солдаты вынуждены были находиться в казармах, кровли которых протекали. Из-за большого скопления люди находились в стеснённых условиях. Полы казарм были сплошь покрыты матрасами, постели прилегали одна к одной. Бань не было, постельное и нательное бельё не менялось. Стали заводиться вши. Солдаты чесались, стесняясь открыто сказать об этом.

Мой земляк Яшка, со станции Чу, попавший сюда с автороты полка, пристал ко мне:

– Слушай, земеля, ты там вертишься среди начальства и всё знаешь. Скажи: какого хрена мы здесь вшей кормим, ведь работа окончена?

– Успокойся, Яша, – бодро ответил я, – разве ты не понял, что это проверка на «вшивость»?

А когда замполит, подполковник Фурсенко, собрав комсоргов, стал доводить до нас сведения об итогах соцсоревнования, а также пространно говорить, как мы хорошо поработали, и сколько человек личного состава будет награждено медалями, грамотами, денежными премиями и так далее, я, дождавшись паузы, поднял руку и со словами «разрешите обратиться?» спросил:

– Товарищ подполковник, солдаты интересуются, когда нас отправят по частям, ведь работы окончены? И что за причина нашей здесь задержки?

На что замполит резко ответил:

– Не понял, почему вас это беспокоит? Вам что, не известна поговорка «Солдат спит, а служба едёт»?

– Извините, товарищ подполковник, но отправка задерживается, а из-за большого скопления личного состава уже появились признаки педикулёза.

– О каком педикулёзе вы говорите? Вы можете это подтвердить? – усомнился замполит.

– Могу. И даже здесь, и сейчас. Солдаты не моются в бане, и нет смены нижнего белья.

– Разберёмся. А вам советую помнить, что в армии всё делается по приказу.

….В тот же день меня вызвали в медпункт, где я, спустя штаны, как солдат Швейк перед женой поручика, показал медицинскому капитану гнездовье гнид на своих кальсонах. Позже я узнал, что обо мне навели справки на предмет моей моральной устойчивости и блудливости. Ведь я мог схватить насекомых при тесном контакте с местными жрицами.

Видимо, начальство просто не подозревало о нашем антисанитарном состоянии. Потому что сразу, после разговора со мной, к казармам пригнали вошебойку, и всю одежду личного состава пропарили. А солдат помыли в походной бане. Так что от педикулёза мы избавились.

В этом скопище людей оказался и тот «счастливый» солдат – ефрейтор Помыткин, который возил в кабине сорокалетнюю темпераментную учётчицу. Но прежнего восторга на его лице уже не наблюдалось. Он часто морщился и неистово чесал себя ниже живота. Он искренне страдал и искал выход из создавшегося положения. Увидев меня, он с горечью поведал, что в результате тех «амуров» у него появились «лобковые» насекомые, и он не знает, как от них в этих условиях избавиться. Но вскоре кто-то из шоферов ему дал бензину, которым он дезинфицировал себя и, найдя укромный уголок (хотя это было сделать очень трудно), сбрил волосяной покров, избавившись от назойливого недуга, а вместе с этим и от ярких эротических воспоминаний, которые связаны были с гоголевскими местами «близ Диканьки».

…Для меня же армейский вояж на Украину завершился неожиданно удачно. Посылая ежедневные сводки о результатах перевозок нашего подразделения в центр, я почти заочно (по телефону) подружился с дивизионным писарем Владиславом – виделись мы всего два раза. Он был, как и я, уроженцем с Алтая: только я родился в Усть-Каменогорске, а он в Барнауле. Мы в детские годы проживали, так сказать, по разные стороны Алтайских гор, и поэтому считали себя земляками. Здесь все мои сводки «на верх» поступали через Владислава, так завязалась между нами дружба. И я был приятно удивлён, когда в конце работ Владислав вручил мне выписку из приказа о том, что мне объявлен отпуск. Это была великая радость, лучше всяких званий. Этот приказ я передам в штаб нашего полка, и там может решиться вопрос положительно. В чём я не сомневаюсь, если, конечно, старшина Шмалько не навредит.

Друзья – товарищи

Сергей Чванов

Ходил слух, что какая-то москвичка, жена недавно призванного и попавшего к нам солдата, постоянно пишет письма на имя командира полка и просит, чтобы он отпустил её мужа домой. В такое трудно было поверить, и изумляло больше всего то, что такого никогда ещё не было, а тут вдруг стоило поплакать какой-то бабе и попросить командира полка, чтобы он отпустил мужа домой, как он возьмёт и сделает это. Не только солдаты, но и офицеры, просто посмеивались и не воспринимали всё это серьёзно. Но баба не унималась и досаждала командиру своими письмами.