Увидеть весь мир в крупице песка…

Прости меня… Наташа…

(Некоторое время растроганная Наталья Измайловна нежно перебирает волосы на голове Чалова. Затем, взяв себя в руки, отстраняется и со словами «Будь счастлив, Виктор» – удаляется).

Конец

Алма-ата

26.10.1976 г.

Вышли из редакции поэты Бернадский, Смирнов и с ними я. Не успели перейти проезжую часть асфальта, как увидели двух типов, которые выстроившись «в ряд» и воздев руки под козырёк, смотрели на нас, как на солнце. Поджидали. «Сельские мечтатели», – сказал Валентин Смирнов. Один увязался за нами. Звали его Миша. 52-х лет. «Самый главный его промах, – комментировал Смирнов,– это то, что он считает себя слишком умным. Работает в сельхозжурнале – «сельский мечтатель!». На нас напал смех. Валентин незаметно для Миши обхохатывал его, а когда тот встревал в разговор, Смирнов говорил: – Нет, нет, Миша, мы не о тебе». И в самом деле, Миша был смешон. Высокий, рыхлый, в очках, с каким-то странным разрезом глаз – от переносицы к бровям. «Чеховский герой». На базаре купили огурцов и, как оказалось, непросолённой капусты. Взошли в забегаловку наверх. Мы с Валентином не пили. Василий Анисимович поварчивал: «Не знаете, чем лечиться надо».

– Говорят, Миша, ты с двумя бутылками «Рубина» поднимался в редакцию и с каждым этажом твоя брань, всё сильней сотрясала стеклянные стены здания, – подзадоривал Смирнов. Дело в том, что Мишу на днях уволили из журнала «Сельское хозяйство». – Ложь это всё. Я никогда не пью «Рубин» и вообще паршивое дешевое вино, – оправдывался Миша, прихлёбывая дармовое «Белое крепкое». – А дело было так: ко мне домой пришёл сантехник и мы выпили бутылку водки. Потом я пошел в редакцию, по дороге ещё слегка приложился. Зашёл к редактору Ковалёву и говорю:– Почему ты меня не посылаешь в Целиноград, я привезу оттуда проблемную статью о механизации чеснока и лука?– Тот буркнул: «Посмотрим». Я вспылил: -Ты всё время говоришь «посмотрим», а не посылаешь. Собрались здесь бездари, сами ничего не делаете и другим не даёте, такие-растакие. Правда, выматерился крепко. Давление у меня поднялось… А на завтра– редакционная коллегия. И Лемберг, который не числится даже у нас в штате, выносит предложение: уволить меня с работы. Я стал просить, мол, так и так, товарищи, 30 лет работаю в печати – и вдруг выгнать. Я фронтовик, один из немногих оставшихся уже добровольцев, контуженный, наконец. Один раз сорвался – и вы меня увольняете по статье «за пьянку». Но они были непреклонны. Пришлось привлечь друзей и близких, чтобы удалиться с чистыми документами. Сейчас мне нашли работу – с завтрашнего дня приступаю – с окладом на 35 рублей больше чем здесь… А через некоторое время Миша разглагольствовал о рыбе: «В рыбе я понимаю толк, – говорил он, – 50 видов рыб знаю на память, могу сейчас перечислить». В это время мы со Смирновым, да и остальные тоже, уплетали рыбу, которую так никто и не смог определить какая – хек или судак. Миша явно испортил нам компанию.

…Узнал, что поэт Александр Скворцов лежит с опухшей печенью. Жена говорит: «Раньше выпивал пять бутылок в день, а теперь одну в пять дней».

10.12.1976 г.

Дня три назад умер поэт А. Скворцов. Об этом узнал из некролога в «Вечерке». Говорят, на поминках, слушали есенинские песни. Александр подражал Есенину и любил его. В. А. Бернадский, конечно же, был на похоронах и поминках.

Размышлизмы

В чём смысл жизни?..

Своё произведение – своё детище из собственной фантазии. Это ли не здорово? Это ли не творчество?..

Тщеславие – это хорошо до тех пор, пока не поймёшь, что это вздор. Нельзя всю жизнь стремиться только к славе. Тем более, если это желание незаслуженное.

Стремиться к изобилию? Значит в конечном итоге стать ненасытным скрягой, сутягой. Это тоже беспредельно. Да к тому же такое стремление отвлекает от других более ценных целей.

Наслаждение любовью – хорошо, здорово. Особенно в начальной стадии, когда есть противоборство духов и радость победы. Потом же всё, как всегда, как система,– суета с житейскими отвлечённостями. Постоянное наслаждение первоначальной стадией любви – бесконечно. Это просто уход от жизни. Как альпинизм, туризм – самообман, самообольщение.

Путешествия также скучны, если путешествуешь много. Притупляется внимание, как в картинной галерее. Путешествия хороши, когда изумляют. Но постоянное общение с природой, как и с людьми, стирает восторг изумления, и ты начинаешь «прикидываться», изображать искусственно изумление.

Так что же есть радость и цель жизни? Только творчество. Оно беспредельно. Но всегда заключает в себе трепет. А это вечный пламень твоей души.

Планы на 1977 год

1. По работе. Нас будет больше по составу. Больше творчества, даже делового – утилитарного (производственные сценарии, плакаты, альбомы – не отказываться от нагрузок, но выполнять их «по-своему» и с удовольствием). Статьи писать чаще. Но время всё это желательно использовать дома – так производительнее. Настоять на том, чтобы мне верили, когда я работаю дома. Потому что у меня нет целей иных, чем как можно больше сделать.

2. В стенгазете. Раскрепоститься. Писать свободнее, проще, с удовольствием. Искать юмор.

3. В худ. самодеятельности. Не отказываться от возможности сочинять стихи для песен. Хорошо бы сотворить какой-нибудь сценарий и «хохмить». Завлечь других и самому прогнать скованность. Тогда появятся по ходу новые мысли, а это путь к творчеству и самовыражению.

4. В редакции. Активизироваться. Не бояться с выводами – ведь я в полосе зрелости – уже кое-что познал в жизни (помнить об этом – Пушкина в мои годы уже не было). Быть смелее. Верить, что мои мысли кое-что значат (потому что это в какой-то мере так). Конкретно написать рецензию на сборник стихотворений, не ограничиваться обзорами поэтической почты, искать новые формы для обзоров. Это интересно, ближе к литературе.

5. В поэзии. Любые намёки на любовь – использовать для создания стихов. Как было раньше. Получается. Верить при этом в оригинальность собственного мнения – без этого трудно вначале. В словесном плане – действовать раскованнее. Не бояться резких контрастов, неожиданностей, доверять «языку». Доверять находкам ума. Не думать, что поэзия создается только чувствами. Она зависит от того, кто её создаёт. Целиком. При случае писать стихи по любому поводу, не ограничиваться позывами к серьёзному творчеству, ибо неведомо, с чего оно начинается. С каких побуждений.

6. Когда попросят что-то сделать, в смысле «сочинить», не спеши отказаться. Попробуй пойти «на поводу». Настройся на нужный лад. Потом только, если не выходит, откажись. Как знать, творческий импульс «мога быть» там и заключается, – а ты откажешься.

7. Чаще быть одному, т. е. наедине со своими мыслями, чувствами. Верить себе и своим находкам. Отстаивать их горячо, ибо часто люди «устоянные», воспитанные на принятых критериях, категориях, могут тебя разубедить в придуманном тобой. Помнить: новое не воспринимается сразу.

8. О том, что ты оригинал – знать и верить. Но не бахвалиться. Без веры в своё особое призвание творчества не бывает. Но оно гибнет, если ты будешь без конца этим хвастать и важничать. Важность в творчестве – начало гибели таланта.

9. Творить человек может, только хорошо отдохнувший. Хочешь спать – спи. Но постоянно думай о своём особом назначении и о текущих творческих делах. Тогда и спать будешь меньше.

10. Сценарий дописать в ближайшее время. И неважно – будет, он когда-либо опубликован, – отпечатать. Передумать, продумать снова, но первого варианта не уничтожать.

11. Найти для себя дома место для работы. Создать угол, отстоять удобства, умиротворённость.

12. Писать в любых ситуациях, поскольку склад твоего ума неожиданный. Завести снова удобную записную книжку. Целеустремить себя.

13. Воспринимать окружающих без зла. Разгадывать (придумывать даже) суть человека. Думать над характером. Особенно новых, свежих знакомых воспринимать с «ядром», пусть даже выдуманным тобою. Относиться терпимо. Если и зайдёшь в суждениях слишком резко, знать, что это произошло от твоих личных фантазий, или «для ради» изощрения в словах. Ведь не имеешь же ты зла «по-настоящему» на людей. Без людей – ты ничто. Они – это ты. Помни, даже кто любит только природу (пишет о ней) – олицетворяет её, одухотворяет, т. е. очеловечевает. (Например: ветерок «играет», вечер словно «замер» и т. д.). Очеловечивание – суть создания образов природы, приближение её к себе и осмысление её.

14. Помнить: твои страсти порой неожиданны, и не всегда потом приемлемы твоим разумом. Они иногда удивительны. И даже «страшны» для тебя. Может, в этом суть непостижимого творчества. Но творчество – всегда и от ума. Разумом надо тонко манипулировать, чтобы подметить в самом себе симптомы творчества и управлять ими. 15. Дома должно быть полное доверие моим творческим возможностям. Даже если они и не совсем соответствуют представлениям о них близких. Дома я должен вставать, когда хочу, уединяться, когда хочу. Никто не должен раздражаться от моего своеобразия. Только тогда будут надёжные тылы. Только тогда я смогу создать «нечто». Хватит жить суетой. Хотя и суету я порой люблю. Это отдых. Она должна быть отдыхом, но не основой моей жизни. Организовать творческую сообразность. Все должны друг в друга верить. И признавать оригинальность, своеобразность каждого. Если мне не творить, значит не жить, теперь это так ясно.

16. А что касается вина – не на угнетение же оно нам создано. Видимо, мы не достаточно сообразно умеем им насладиться. Аминь.

01.01.1977 г.

…Так я сам себе наметил программу на будущее.

Лирический апофеоз геологам

(Сценарий к кинофильму)

Небо. Мелкие облака, освещенные солнцем. Затем цветущая степь, много маков, палатки геологов.

Диктор: Когда солнце опускает на лучах своих красавицу – весну и когда она вспыхивает красными маками в степи и разливается ими, словно широкая река, словно безбрежное море – океан, походные палатки геологов непременно здесь – в благоухающей ароматами всех соцветий степи, – они растворяются, они тонут в этой всеобщей гармонии цветов и звуков.

Из палатки выходит геолог. Лицо его сосредоточено, он решительно двинулся было куда – то, да вдруг замер: его поразила красота.

Диктор: А эта дышащая полной грудью степь, эти улыбающиеся маки, этот нежно – лижущий лицо ветерок, это яркое солнце – не будоражат ли и не волнуют ли вольнолюбивое сердце твоё, геолог!

Музыка Глинки «Жаворонок» в обработке Балакирева. В синем небе повис трепещущийся жаворонок.

Диктор: Жаворонок, будто разгадав твои чувства и полностью разделяя их, с ещё большим старанием, с захлёбыванием, звенит свою полную жизни и блаженства песню, то опускаясь к самой земле, а то вдруг взвихриваясь высоко – высоко в небесную лазурь.

Снова геолог. Он расправляет плечи и с удовольствием вдыхает аромат степи.

Диктор: Дыхание степи – это бальзам от горечи, обид и душевных терзаний, это вдохновение, это радость и пробуждение свежих порывов, это вера в силы и необыкновенное назначение твоё, человек!

Та же степь, цветы. Геологи загружают автомобиль, снимают палатки.

Диктор: И всё же геологи покидают её: эту-то степь! – и продвигаются дальше – навстречу безмолвно – озлобленным и сиротливым пустыням – пескам.

Автомобиль везёт геологов по песчаной, выгоревшей степи, сначала машина в дальнем плане – необходимо подчеркнуть выгоревшую степь. Затем в крупном плане кузов, в котором лежат и сидят задумчивые геологи.

Диктор: Но не безмолвны и не сиротливы пустыни. Где как не здесь, оставшись наедине с природой, подумать вдруг о величии мироздания, прислушаться вдруг к движению Вселенной, представить это движение – развитие в его повседневной работе: в его шорохах и дуновениях, в его космическом вращении, в его внутренне – раскалённом клокоте. Да, только здесь можно подслушать и осознать, наконец, те вещие звуки, которые постоянно исторгает таинственная, божественная Природа.