Жила-была женщина (сборник)

Однако музыкантом Парнок не стала. Она прервала учебу в консерватории и вернулась в Россию, поступила на юридический факультет Высших женских курсов. Одновременно занималась литературным творчеством: стихи, детские сказки, переводы. Ее дебют состоялся в 1906 году и сразу же привлек внимание Ходасевича, отметившего, что в ее стихотворениях «отчетливость мысли сочеталась с такой же отчетливой формой, слегка надломленной и парадоксальной, но как нельзя более выразительной». Среди массы стихов – подражаний Бальмонту, Брюсову, Сологубу ее стихи отличались своеобразием.

В это время на Парнок сильное влияние оказал Владимир Михайлович Волькенштейн, драматург, теоретик театра. Он писал стихи, но Александр Блок считал их «скучными». София Парнок вышла за него замуж, желая, видимо, стать «нормальной женщиной». Увы, брак очень скоро распался – Парнок не смогла перебороть природу. Отныне все ее чувства отданы подругам.

Отношения с Мариной Цветаевой не были простым эпизодом в ее жизни. Биографы утверждают, что фотография Марины всегда стояла на столике у постели, а черты ее Парнок постоянно искала в своих новых возлюбленных. Да вот прочитайте посвящение Марине Баранович:

Как странно мне ее напоминаешь ты!
Такая ж розоватость, золотистость.
И перламутровость лица, и шелковистость,
Такое же биенье теплоты…
И тот же холод хитрости змеиной
И скользкости… Но я простила ей!
И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина,
Виденье соименницы твоей!

Эти строки написаны осенью 1929 года, спустя годы и годы после расставания с той Мариной.

После разрыва с Цветаевой, переживаемого очень болезненно (но «я простила ей!»), у Парнок были и другие привязанности. Закатной любовью Парнок стали отношения с Ниной Евгеньевной Веденеевой, преподавательницей Московского университета. Они познакомились в подмосковном Кашине в 1932 году. Может быть, впервые Парнок была по-настоящему счастлива, но

Вот уже смертельная усталость
И глаза, и душу мне смежит.
Вот уж, не бунтуя, не противясь,
Слышу я, как сердце бьет отбой.
Я слабею, и слабеет привязь,
Крепко нас вязавшая с тобой.
Вот уж ветер вольно веет выше, выше,
Все в цвету, и тихо все вокруг, —
До свиданья, друг мой! Ты не слышишь?
Я с тобой прощаюсь, дальний друг.

31 июля 1933 года. Село Каринское. Софии Яковлевне всего 48 лет. Не знаю, как вам, уважаемый читатель, а мне в последних словах слышится прощание с Мариной Цветаевой.

Возможно, вы спросите, почему мы так подробно останавливаемся на интимной жизни Софии Парнок. Исчерпывающий ответ дала биограф поэтессы София Полякова: «Так как Парнок не делала тайны из этой стороны своей жизни, без знания ее непонятными окажутся многие стихи». От себя добавим: необычность ее пристрастий создавала обособленность в обществе, порождала одиночество, что тоже непонятно без знания «этой стороны» ее жизни. И важно понять, что ее трагедия и та неприкрытость, с которой она сама говорит об этом, не должны быть восприняты как бестактное и праздное вторжение в сферу очень личного. А теперь об очень личном – ее стихах.

Жизнь жестоко обошлась с наследием Парнок. Свою литературную судьбу она сравнивала с судьбой поэтессы ХIХ века Каролины Павловой, тоже не нашедшей признания при жизни:

Но современницей прожив бесправной,
Нам Павлова прабабкой стала славной.

Особое место в духовной жизни Парнок принадлежит Тютчеву:

И в том нет высшего, нет лучшего,
Кто раз, хотя бы раз, скорбя,
Не вздрогнул бы от строчки Тютчева:
«Другому как понять тебя?»

И в письмах к близким, и в стихах поэтессы часто звучит мотив непризнанности:

…в стол… в заветный ящик —
Лети, мой стих животворящий,
Кем я дышу и в ком живу!

Ибо не может встать на путь компромиссов, ибо «признание за душой моей права на существование дороже мне всякого литературного признания». Чтобы заработать на жизнь, занимается переводами. Она переводит Шарля Бодлера, Ромена Роллана, Марселя Пруста и многих, многих других.

В годы Нэпа, когда было разрешено частное предпринимательство, целая группа московских поэтов организовала свое издательство для печатания стихов. Борис Зайцев вспоминал: «Собравшийся у меня в Староконюшенном кружок поэтов удалось превратить в издательскую артель “Узел”. В артель вошли Софья Парнок, Павел Антокольский, Борис Пастернак, Бенедикт Лившиц». В этом издательстве Парнок издала два своих сборника: «Музыка» (1926) и «Вполголоса» (1928). Предчувствуя ранний уход, она пишет:

Кончается мой день земной,
Встречаю вечер без смятенья,
И прошлое передо мной
Уж не отбрасывает тени —
Той длинной тени, что в своем
Беспомощном косноязычье
От всех других теней в отличье
Мы будущим своим зовем.

В одном из посвящений Бенедикт Лившиц писал Парнок: «Рад, что наши поэтические судьбы пересеклись хотя бы в “Узле”, так как ваши стихи, Софья Яковлевна, я давно люблю».

Послереволюционный быт Софии Яковлевны был труден: нужда, стесненное жилье. Но не эмигрировала. Не смогла. На все вопросы, как всегда, ответила стихами:

Я гляжу на ворох желтых листьев…
Вот и вся тут золота казна!
На богатство глаз мой не завистлив, —
Богатей, кто не боится зла.
Я последнюю игру играю,
Я не знаю, что во сне, что наяву.
И в шестнадцатиаршинном рае
На большом приволье я живу.
Где еще закат так безнадежен?
Где еще так упоителен закат?..
Я счастливей, брат мой зарубежный.
Я тебя счастливей, блудный брат!
Я не верю, что за той межою
Вольный воздух, вольное житье:
За морем веселье, да чужое,
А у нас и горе, да свое.

София Яковлевна Парнок скончалась 26 августа 1933 года в селе Каринском под Москвой. Спустя несколько дней ее похоронили в Москве на немецком кладбище в Лефортово. Газеты сообщили об этом уже после похорон. И немота забвения окутала ее имя.

Муза философа и поэта

(Лу Саломэ)

Лу Саломэ не была красива классической красотой. Она была утонченной и эротичной. Ее обаяние обволакивало, а умение слушать делало неотразимой, ибо мужчины обожают быть услышанными. Ее спокойный взгляд, мягкие кошачьи движения…

Импульсивный Ницше был заворожен. Ему сорок лет. Он болен и одинок. А тут судьба подарила надежду: вот душа, которая ему близка. Об этом он, воодушевленный, сообщает своей приятельнице, которая, собственно, и устроила это знакомство.

Луиза, или Лу фон Саломэ, родилась в Петербурге в 1861 году. Ее отец, Густав Карлович, выходец из Прибалтики, верой и правдой служил русскому престолу, за что и был пожалован дворянским титулом и чином генерала. Мать Лу происходила из семьи немецких фабрикантов. Девочка «по-русски плохо знала», ее родным языком был немецкий, а русской няни не было. Жила Лу в замкнутой аристократической петербургской среде, снобистской и холодной. На ее становление сильное влияние оказал пастор Жийо, который учил девочку-подростка философии и преподал первый урок греховной ласки: во время проповеди гладил нежную девичью коленку.

В 19 лет Лу покинула Россию, чтобы получить образование. Какое-то время она посещала лекции в Цюрихском университете; особенно ее привлекали религиозная философия и психология. В дальнейшем Лу Саломэ станет знаменитой писательницей, чье имя окружено мифами, легендами, тайнами. Одна из них – встреча с Ницше.