Леший. Его врагам не позавидует и карась на сковородке

Задача оказалась не из простых. Коммуняки не только взорвали церковь, но добросовестно проутюжили бульдозером развалины и прилегающую территорию. Попробуй, найди поваленный памятник на площади в два футбольных поля среди сплошных обломков под толстым слоем ила. На второй год, после весеннего водосброса, смывшего часть ила, дела пошли веселее. Раскопали двухметровый чугунный крест, некогда украшавший храм божий. Хотели поднять, но передумали – уложили в центре разрушенного подводного некрополя – здесь будет целее. Дедов памятник так и не нашли, хотя могильных плит откопали немало. Среди них попадались весьма интересные экземпляры. Врезалась в память «оптимистическая» эпитафия на гранитном надгробии купца второй гильдии, почившего в бозе два века назад: «Я был как ты, ты будешь как я». Остаток того дня впечатленные друзья провели за бутылкой «Шардоне», рассуждая о бренности жизни…

Леха еще писал дипломную работу, на тему «Сохранение и восстановление древесной растительности в Московской области», а военные чины его вовсю «женили». «Сватов» было двое: майор ВДВ и подполковник морпех. Каждый из них мечтал заполучить в свои войска боксера, мастера спорта, да еще с высшим образованием в придачу. Подобных призывников в районе, да что там в районе, в области, – раз, два и обчелся. Новобранец в последние годы пошел какой-то занюханный, как умственно, так и физически. Все богатые и умные косили от армии по-черному. Таких как Леха вели по особым спискам и сражались за них только элитные войска. Вне конкуренции шел Президентский полк, куда Леха не сгодился по росту и образованию – длинноват и шибко грамотен. Почему победили Войска Дяди Васи, знали только военком и майор-десантник. Морпех догадывался и жаждал реванша.

Защита диплома состоялась в середине июня, а через две недели Леха хлебал щи в полку спецназа ВДВ. Такому ускоренному призыву нисколько не огорчился, наоборот, обрадовался возможности поскорее отдать Родине воинский долг, по принципу: «раньше сядешь – раньше выйдешь». Болтаться до осени оно ни туда, ни сюда, а дембель на полгода раньше, это тебе не хухры-мухры. О том, что идет в десант сказали в военкомате, а в снайперскую школу сам напросился.

Поражение в Первой Чеченской заставило российский генералитет включить мозги. Шевелить извилинами, большинство из которых выпрямилось и закоммутировалось на прямую кишку, дело не простое. Поэтому получалось не все и не сразу.

Изрядно забытому снайперскому делу теперь учили. Учили где как. Лехин инструктор вкладывал курсантам по полной. Сорокалетнего прапорщика Василия Шураева, все, от командира полка до желторотого новобранца, почтительно величали «Шурави». Прошедший Афган и Чечню, на первый взгляд суровый и беспощадный диктатор, на деле оказался заботливым ментором, делавшим все, чтобы его воспитанники вышли живыми из предстоящих передряг. Шурави по-братски делился с питомцами не книжными премудростями, а личным боевым опытом, оплаченным собственной кровью и шкурой, дважды попорченной. Три ряда орденских планок на груди прапора говорили за то, что в долгу он не остался.

Стрелять тоже учили, но не только и не столько. Выстрел в снайперском деле, это как точка в предложении, даже не точка, а запятая – после выстрела надо еще постараться самому не «зажмуриться». Кроме «пострелять» учили выбору и оборудованию огневой позиции, маскировке, ведению наблюдения, ориентированию на местности, рукопашному бою, марш-броскам, выживанию в критических ситуациях, взаимодействию с группой поддержки и многому другому, вплоть до «как пописать на позиции». А стрельба… ну что стрельба, учили как надо, но без прицела на олимпийские игры. Какая разница, всадил пулю точно промеж глаз супостата, или ближе к правому, чем к левому.

Полгода в снайперской учебке пролетели как один день. Командировка на Кавказ скоротала оставшиеся шесть месяцев. Дождливым вечером начала июля «дембель» Павлов позвонил в дверь своей квартиры…

Глава 2 Апостол

Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,

И Ельцин великий нам путь озарил.

Нас вырастил Путин на верность народу,

На труд и на подвиги нас вдохновил.

Один из вариантов второго куплета Гимна России. Почему Сергей Михалков прошел мимо такой редакции? Вполне в его стиле и переделка текста от 1943-го года минимальная. Однако не будем отчаиваться, еще не вечер. Не перевелись у нас поэты, есть еще у них порох между ягодицами.

***

Снайпер-диверсант спецназа ВДВ, старший сержант, кавалер ордена мужества, растерянно стоял посреди комнаты в объятиях рыдающей матери, за год постаревшей лет на десять. Отец, улыбаясь, смотрел на сына с фотографии в траурной рамке. Сколько всего спрессовалось за истекший год…

Вступая в новое тысячелетие, Россия с трудом выходила из вселенского запоя, учрежденного разгульным Похмелычем. Десятилетний хмельной угар, под шуршание воровской приватизации, превратил былую супердержаву в сырьевой придаток успешно загнивающего капиталистического мира. Что не удалось гидре империализма, исполнил Кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС с подручными члениками.

Орды чинуш, воспитанные семидесятилетием лжи и лицемерия псевдокоммунистической власти, в августе 91-го наперегонки, как в сортир при поносе, кинулись сдавать партбилеты. Победители гонок сомкнулись крепкими рядами вокруг государственной кормушки. Вооружившись девизом «Все вокруг народное, все вокруг мое» тащили и на себя, и под себя, чтобы хватило и детям, и внукам, и правнукам, естественно своим, не народным. Проигравшие, сбившись в оппозиционные ватаги, покусывая власть предержащих, устроили междоусобную грызню за объедки с барского стола.

«Непоколеебимые» атеисты, еще вчера во всю ивановскую славословившие КПСС, нежданно-негаданно сподобились Божией благодати. Новоявленные рабы божьи, окрещенные в народе «подсвешниками», в погоне за земной благодатью, лицемерно-благочинно стоят службу, натренировано осеняют себя крестным знамением. Вызывает недоумение беспринципность Всевышнего. Неужто господь в толк не возьмет – случись завтра подует ветер в другую сторону – кинутся иконы жечь, храмы взрывать, иерархам бороды драть, проклинать средневековое мракобесие.

Но все же Россия не Люксембург, не Сранция, и не Хрен голландский – умеет опохмеляться. Появились новые лица. Понятно дело не Столыпины, с заметным душком Ельцинизма-Гайдаризма, однако менее паскудные – с мозгами в стране не урожай.

***

Волга ГАЗ 24 – вожделенная и неосуществимая мечта большинства рядовых строителей коммунизма. Проблема не только финансовая, хотя десять тысяч по тем временам деньги не малые. Вышесреднему инженеру пять лет пахать, при условии что, кормить, поить, одевать, обувать и оплачивать девочек будут родители или жена с тещей.

А реально – копить лет двадцать, отказывая себе в самом необходимом, если не в харчах, то в одежде точно – одно пальтишко на десять лет, а шубу жене аккурат на золотую свадьбу. Не говоря уже про мебель, холодильник и телевизор, которые приобретались раз в жизни. Что касается ресторанов, курортов, путешествий это всегда пожалуйста – в телевизоре, как правило, в черно-белом. Посмотришь этак Клуб кинопутешествий с Юрием Сенкевичем, или одиссею Жака Кусто и вот тебя уже овевает утренний бриз Тихого океана, а во рту стойкое послевкусие ананаса, который ни разу не пробовал.

Ну ладно набрал денег, теперь попробуй купи эту Волгу. Машины в стране развитого социализма в магазинах не продавались, они распределялись. Распределялись в соответствии с принципами социалистической справедливости. Вначале секретарям обкомов и горкомов КПСС, потом членам обкомов и горкомов, потом директорам крупных предприятий и академикам, потом генералам помельче. Для симуляции справедливости кое-что перепадало знатным шахтерам и свинопасам.

Отец Лехи, профессор (читай генерал), имел право на получение Волги раз в жизни, чем и воспользовался. Машина была старше Лехи. Легенда советского автопрома сегодня воспринималась окружающими не иначе как ржавое ведро с гайками. По сути, оно так и было.

Середина июля, макушка лета, послеобеденная жара, водяные миражи на горячем асфальте. Леха, гуляющий вторую неделю дембеля, неторопливо катит по Пироговскому шоссе в сторону дачи. Да и куда спешить – резина лысая, рулевая болтается, стабилизаторы стучат. Обещал матери привезти, всякие разные харчи и сахар на варенье. Она с конца апреля жила на даче. Это для Лехи дача, а для нее дом родной. Дом, где родилась, росла, лазила по деревьям, откуда первый раз пошла на свидание.

Сейчас у матери гостит сестра с мужем-ушлепком и двумя сыновьями-оболтусами. Леха не любил зятя – до безобразия опрятный, всегда свежеподстриженный, с усиками волосинка к волосинке, отутюженный, вежливый, жирный, лысый, с безвольной влажной ладошкой – скользкий и гнусный тип. А профессия – бухгалтер. Хоть и главный, но бухгалтер. Этим все сказано. Племянники под стать папаше – рыхлые, пузатенькие увальни пятнадцати и шестнадцати лет. Куда подевались крепкие, многовековые гены Павловых? Или по женской линии они не передаются?

Слева, тихо шелестя широкими, как лапы породистого кобеля, шинами, продефилировал крутой «мерин». Леха не шибко понимал в моделях мерседесов, но этот был крутой, к бабке не ходи. Следом на бешеной скорости просвистел бандитского вида «бумер», точь в точь, как в нашумевшем фильме. «Бандит» пронесся так близко, что разболтанную Волгу воздушной волной резко бросило на обочину. Чертыхнувшись, вернулся на трассу. Живут же люди.

Там, где на асфальте мерещились лужи, «бумер» догнал «мерина», притормозил, покатил рядом. В окошко высунулась рука, блеснуло что то, похожее на пистолет, скорее всего револьвер. Рука два раза дернулась, едва различимые хлопки и «бумер» рванул…

Мерседес, проехав метров десять по прямой, перемахнул кювет, выполнил полдюжины кульбитов и замер на крыше в придорожных кустах.

Леха затормозил напротив «мерина», беспомощно крутящего передними колесами. На ум пришла ассоциация с выброшенной на берег, разевающей рот рыбой.

Все двери нараспашку. Водитель вывалился из машины. Вместо правой половины черепа кровавое месиво. Этот уже на небесах, а может в преисподней. Пассажир, скрючившись, висит на ремнях в обнимку с подушкой безопасности.

В подобные ситуации Леха попадал на войне, что можно и что нельзя знал. Главное сопли не жевать – действовать! Действовать быстро! Приподняв пассажира за брючной ремень, отстегнул ремень безопасности. Подушка уже изрядно сдулась и не помешала вытащить бедолагу. Только теперь заметил быстрорастущее кровавое пятно на левом боку. Как учили, нащупал под челюстью рядом с кадыком сонную артерию. Пульс оказался, где положено и внятно прощупывался…

Ураганом влетел в приемный покой. Зашикавшей на него молодящейся симпатичной медсестре выпалил:

– У меня «трехсотый», огнестрел в грудь, без сознания.

«Симпатичная» кому-то позвонила. Через минуту нарисовалась пара санитаров с носилками-каталкой в сопровождении маленького, плюгавенького мужичка, как оказалось впоследствии, хирурга высшей квалификации. Раненного профессионально перегрузили на носилки, вкатили в приемную.

У мужичка, откуда ни возьмись, появился в руке скальпель. Уверенным движением, не обращая внимания на наличие пуговиц, вспорол рубаху от ворота до подола. В боку под сердцем кровило пулевое отверстие. Мужичок, проявив незаурядную сноровку, щупал, стучал, слушал, вздыхал, крякал, чесал затылок. На секунду застыл в позе роденовского Мыслителя и отскочил к телефону.

И тут явилась она «Как мимолетное виденье…». Если бы поэт ее увидел, не то, что стихи писать – буквы бы забыл. Бросив уверенно-неприступный взгляд в сторону Лехи, склонилась над раненным, наложила жгут и принялась за капельницу. Процесс занял некоторое время, в течение которого невозможно было оторвать взгляд от декольте ее халатика. Покончив с капельницей, видение, победоносно хлопнув на Леху ресницами, двинулось, откуда пришло. Глядя ей вслед никак не мог сообразить, каким непостижимым образом халатик такой длины прикрывает то, что прикрывает.

Мужичок, брякнув напоследок, «готовьте операционную», подошел к Лехе. Бесцеремонно взял за пуговицу рубахи, покрутил туда-сюда, и, глядя прямо перед собой – чуть выше пояса визави, спросил:

– Вы больному кем приходитесь?

– Никем. Видел, как в него стреляли, и привез к Вам.

– Разрешите представиться, заведующий отделением хирургии Потапов Михаил Матвеевич,

Это не было тщеславием, это вошло в привычку Михаила Матвеевича – обозначить «кто есть ху». С юных лет собственный «экстерьер» был его главной проблемой. В 11-ом классе выглядел шестиклассником, получая красный диплом в 1-ом медицинском, не дотягивал до абитуриента. В двадцать лет отказывали в продаже водки и сигарет, поэтому всю жизнь не пил и не курил. С женщинами еще хуже – его просто не замечали. Первую, единственную и безответную любовь сохранил на всю жизнь.

– А Вас как звать-величать?

– Павлов Алексей Владимирович.

Мужичок впился немигающим взглядом в лицо собеседника:

– Батюшка Ваш Владимир Алексеевич? – Леха кивнул.

– Царствие ему небесное, – немного помолчав, добавил

– А ты вылитый отец, – и скороговоркой – Матушка, Ольга Николаевна, по добру ли, по здорову? Кланяйся. Запомни, от Миши Потапова.

Подошедшие санитары, в сопровождении другой медсестры, далеко не фотомодели, покатили раненного вглубь коридора. Леха поинтересовался его перспективами на жизнь.

– Жить будет. Повезло, важные потроха не задеты. Внутреннее кровотечение дело поправимое. Главное ты вовремя подсуетился. Еще полчасика и … «со святыми упокой» – немного помявшись, добавил – Ты, Леша, оставь свои данные. Сам понимаешь, огнестрел. Понаедут «правохоронительные» органы, пытать начнут что, откуда, зачем, да почему. – Может старик оговорился, а может взаправду считал органы МВД «правохоронительными».