Леший. Его врагам не позавидует и карась на сковородке

Стук в дверь остановил занесенную руку… Защитник конституционных прав российских граждан, недовольно скривившись, осведомился:

– Кто?

Леха не разобрал ответа, но капитан, видимо, хорошо разобрал. Напялил фуражку, отодвинул засов, распахнул дверь и замер по стойке «смирно».

Вошел моложавый, лет сорока пяти, милицейский полковник. В руке, скрученные в трубочку листки бумаги.

– Что происходит, капитан?

– Провожу допрос подозреваемого в покушении на убийство Апостола.

– Основания?

– Увез Апостола с места преступления, сопротивление при задержании, отказался назвать заказчика, не признается, куда спрятал оружие.

– А может он заказчик? Сам заказал, сам исполнил, сам в больницу отвез?

До Соловья дошла неприкрытая издевка полковника. Давно понял, что пустышку тянет, но закусил удела. Не признаваясь самому себе, мстил. Мстил за ущемленное самолюбие, тем самым признавая свою никудышность. Мстил за его молодость, рост, силу, за то, что Мужик, которого «девочки любят».

– Расстегни – полковник кивнул на Леху и покосился на дубинку, которую Соловей забыл притырить*.

Сел напротив, разложил и разгладил принесенные листы. Подождал, пока капитан снимал «браслеты», пока Леха разминал затекшие руки.

– Что с лицом?

– Поскользнулся, упал…

– Сколько раз? – вопрос был явно риторическим. Полковник не ждал ответа, Леха не ответил.

– Итак, посмотрим, что ты за фрукт… Павлов Алексей Владимирович, рождения 1980-й, отец …, мать …, образование …, а это уже интересно: боксер, мастер спорта, спецназ ВДВ – оторвался от бумаги, взглянул на капитана.

– Говоришь, при задержании оказал сопротивление? – Соловей до жопы сморщился.

– Участник в Чечне, ранение, Орден мужества, дембель неделю тому…

Откинулся на спинку стула, побарабанил пальцами. Перевел взгляд на капитана. Желваки ходуном. Соловей понял, конец. За ним и раньше водилось, а теперь минимум звезду долой, а то и вчистую попрут.

– Заяву писать будешь?

– Никак нет, господин полковник.

– Почему «господин», это у вас в десантуре так заведено?

– В десанте от рядового до генерала товарищи. Господа … – полковник не дал договорить:

– Пошли, опера, поди, вернулись, с ними побеседуешь.

К матери приехал за полночь. В накинутом на плечи платке, со скрещенными на груди руками ждала у калитки. Материнская доля – ждать сыновей.

***

Прошел месяц. Историю с Апостолом заслонили хлопоты по выцарапыванию боевых и наградных. Свои кровные, в прямом смысле кровью добытые деньги, оказалось, получить труднее, чем заслужить. Немало бойцов, избежавших смерти на поле брани, пали под катком военно-финансовой бюрократии.

Разбитые зубы и гематомы на ребрах зажили и рассосались, но осадок остался – до сих пор не выносил телесериалов про доблестную милицию. Кроме осадка, в дальнем закоулке подсознания теплилось что-то светлое и чистое – «видение» в коротеньком белом халатике. Леха ловил себя на мысли, что не помнит ее лица, боялся встретить на улице и не узнать. Подобно известному персонажу Куравлева – «готов признать, но только в белом халатике».

Чего греха таить, подумывал, под предлогом «проведать раненного», заглянуть в больницу, вдруг «видение» вновь явится. Подумывал сыграть в лоб, позвонить в регистратуру и, в стиле Мимино, объявить «Оксану хочу». Но дальше «подумываний» дело не шло.

В итоге все решилось само собой. В субботу, после обеда, позвонил вежливый мужчина и настойчиво, но не навязчиво, пригласил встретиться с известным ему человеком. Машина ждет у подъезда.

Леха не Сергей Зверев, собраться – только подпоясаться. Через пять минут рассекал на заднем сидении Гелендвагена – раза в два комфортнее, чем на отцовской Волге. Рядом «качок» в черном, обтягивающем костюме при галстуке. Два его клона спереди. Вопрос, куда они заныкали пистолеты? Ни в карманы, ни подмышку, ни за пояс – все в обтяжку. Может…, перевел взгляд на оное место, но и там все туго-натуго забито телесами.

Куда его везут, Леха не знал, к кому – догадывался. Не опасался и не комплексовал – когда еще сподобит покатать с таким почетом и комфортом?

В элитном пригороде, мытищинской Барвихе, въехали во двор не хилого особняка. Описывать нет надобности. Смотрел фильм Next? Помнишь особняк авторитета Лавра? Этот точь в точь.

Апостола Леха признал без труда, хотя этот против того посвежее и улыбается. Авторитет восседал (сечешь разницу – «восседал, а не сидел») в кресле одного племени с парадным троном Екатерины Великой. Высокая резная спинка, с резной же короной, аккурат над головой сидящего. Львиные лапы вместо ножек. Львиные морды в подлокотниках. Слева от Апостола за барной стойкой человек с холуйской осанкой и белой салфеткой на согнутой руке.

Поручкались. Перстня в духе Вите Карлеоне у Апостола не было ни в прошлый раз, ни сегодня. В наличии пожухлая татушка на безымянном пальце – корона с расходящимися лучами. Так, наверно, надежнее – не потеряешь и не упрут. Присел в предложенное кресло напротив и довольно далеко от хозяина.

– Спаситель Апостола! Звучит?

Авторитет сделал пальцами жест, понятный лишь ему самому, и человеку с салфеткой на руке. Из пузатой квадратной бутылки человек налил что-то желто-коричневое в резные хрустальные бокалы с толстым дном. Подал на подносе, вначале гостю. Чокнулись «вприглядку», приподняв бокалы на уровень глаз.

Леха по жизни не пил. Изредка хорошее вино, На войне, бывало, спирт. Виски – первый раз. Слышал, что с ирландского переводится как «вода жизни». Так себе водичка, пованивает. Апостол был лаконичен:

– Не буду говорить, что я тебе обязан, это ежу понятно. Проси что хочешь, сделаю что смогу, я много могу.

Смотрел на Леху добрыми, улыбчивыми глазами, потягивая из бокала. Виски слегка ударило в голову. Апостол заворожил. Без знания человеческих душ, без умения нравиться, без умения манипулировать людьми в его кресле долго не усидишь. Сам прервал затянувшуюся паузу:

– Говори желание, Хоттабыч заждался.

Леха пожал плечами, он действительно не знал чего пожелать. Апостол опять сделал пальцами. Подошедший человек положил на подлокотник пузатенький конверт. Леха не институтка из Смольного, без колебания принял. Не постеснялся заглянуть внутрь. Благодарность Апостола состояла из «зелени» и на порядок превышала выцарапанную намедни благодарность государства. Взглянул на приложенную визитку. Золотыми завитушками по белому: «Стольников Николай Дормидонтович. Продюсер». Три телефонных номера. Против нижнего жирная галочка фломастером.

Вошел один из эскорта в Гелендвагене, или их четвертый клон:

– Лепилу привезли.

Армейский жаргон отчасти совпадает с уголовным. Лепила это врач. Пора и честь знать. На прощание, по инициативе Апостола, снова поручкались. Уже в спину донеслась цитата из мультика «Жил был пес»:

– Ну, ты заходи, если что, – и добавил – тебя отвезут.

За дверью нос к носу столкнулся с Михаилом Матвеевичем. Пожимая протянутую руку, уперся взглядом поверх его аккуратной лысинки. «Видение» не мигая смотрело прямо в глаза. Глаза в глаза само по себе наполовину секс, осталось только чих-пых и поцеловать. А тут еще заметное изменение тональности взгляда, с прошлого, безапелляционно-победоносного, на обнадеживающий, снисходительно-разрешающий, будто говорящий: «если так приперло, можешь попытать счастья».

Отступил, освобождая дорогу, медицина скрылась в апартаментах Апостола. По пути на аудиенцию прихожую не рассмотрел, мысли были в другую сторону, да и эскорт давил с трех сторон. Теперь самое время. Не прихожая это вовсе – казино. На сотне квадратных метров размещались рулетка, бильярд, полдюжины круглых картежных столов и обязательный атрибут игорного заведения – барная стойка.

Два эскортных клона тусили за карточным столом. Один, со знание дела, с оттяжкой, лупил другого по носу полуколодой карт, громко отсчитывая – восемь, девять, десять… На «двенадцать» экзекуция закончилась и оба загоготали. Третий клон, вышедший вместе с Лехой, предложил:

– Поехали, братан. Нет времени, после тебя еще Гиппократов развозить.