Мужик даже передохнуть Кобылке не дал, снова кнутом щёлкает. Надрывается Лошадка, а воз сдвинуть не может – из сил выбилась.
Кинулась Доброта под ноги вознице, за руки, за кнут хватает, крутится, хлестать мешает.
– Тьфу! – в сердцах плюнул на неё Мужик. – Да кто ты такая, что мою же скотинку мне бить не дозволяешь? Тьфу! Колобок грязный! – снова плюнул на неё: – Тьфу!
Но разгрузил он воз наполовину, решил за два раза тяжесть свезти. Худо-бедно поволокла Лошадка телегу по дороге.
А Доброта в лес вернулась. Идёт по тропке – в грязи вымазанная, оплёванная.
Видит – Медведь навстречу топает. Хотела она дёру дать, да сил нет. Собралась песенку спеть, да голос от усталости пропал.
– Слышал, слышал, – говорит ей Медведь, – как ты Лошадке подсобила. Дай-ка я тебя в озерце умою, плевки да грязь ототру.
Взял осторожно Медведь Доброту в огромные лапищи, отнёс к лесному озерцу, отмыл, оттёр.
Побрела дальше Доброта. Видит – навстречу Волчица, почти не хромает.
Попыталась она дёру дать, да не смогла, ссадины от побоев горят, шевельнуться больно. Хотела песенкой к хищнице подольстится, но и рта не смогла раскрыть.
– Слышали, слышали, – говорит Волчица, – как ты Кобылке помогла. Дай-ка я тебе раны залечу.
Стала она зализывать Доброте отметины от кнута – как волчонку несмышлёному. Полегчало Доброте, поблагодарила она Волчицу, дальше уже пободрее катится.
Видит – всё тот же кустик, тот же Зайчонок, и пир горой, и такой же жалобный плач.
– Да сколько же это всё будет продолжаться? – возмутилась Доброта. – Вот я вам сейчас! – схватила она хворостину. – Зарубите себе на носах – первым делом вот его надо накормить! Он маленький и братец ваш.
Расступились зайчата, ухватил крошечный Косой листик огромный капустный, хрупает и Доброту благодарит:
– До чего же ты добрая!
И вот с тех пор, случись что в лесу, напасть какая, все к Доброте спешат – выручай, помогай, вызволяй. То птенчика, из гнезда выпавшего, приходится ей на дерево водворять, то лосёнка глупого из болота выуживать, то лисят повздоривших разнимать, то червячков после дождя с дорожек откидывать – чтобы не раздавил кто случайно. Дел выше головы! И вечно то поцарапается она, то ушибётся, с дерева свалившись, то цапнут её под горячую лапу драчуны, то поскользнётся она в спешке на тропинке мокрой и нос расквасит, пару раз даже чуть не утонула в болоте.
К вечеру устанет Доброта, да так, бывает, намается. «Пропади всё пропадом! – думает. – Им – доброта, а мне – ссадины и шишки! Как хорошо раньше-то было, как славно – ни забот тебе, ни хлопот».
Да только – как чувствует – прискачет к ней в такую минуту рыжая Лошадка, трётся о Доброту мордой, ласкается. Проедет она на Лошадке по лесу, по лугу, закатом полюбуется, росой вечерней умоется да и отмякнет, отдохнёт душой. Вот только на пение теперь сил у неё уже не оставалось. Да жителям леса песня её, как оказалось, и не особо нужна была. Простучат вечером по тёплой земле копытца рыжей Лошадки, они и рады – знать, жива-живёхонька в их лесу Доброта.
Почему лиса и петух поссорились и помирились
Жила на берегу лесного озера Лисичка. Под сосной, в песчаном пригорке была у неё нора.
Ах, какой прекрасный вид открывался с этой горушки!
И любил захаживать к ней в гости Петух из соседней деревни. Бывало, сидят они рядком у норки на травке, озером любуются, смотрят, как ветерок водичку волнует – слегка-слегка осоку, кувшинки жёлтые и лилии белые покачивает – лесных пташек слушают и беседуют.
Да только болтали они вот так однажды, болтали, судачили, судачили, лесом, озером, кустиками-деревцами, водорослями-цветочками любовались да и повздорили. И повод-то был пустячный. Речь зашла о погоде.
– Никудышный, – предвещает Петух, – завтра денёчек будет – буря, ливень. Ты, Лиса, меня знаешь, я зря болтать не стану. На зорьке встаю, всех бужу, ненастье гребешком, бородкой и шпорами острыми чую.
– Знать-то я тебя знаю, – отвечает Лиса, – и давно. Да только я ведь тоже не лыком шита. Тоже рано встаю, на охоту хожу, тоже мастерица погоду угадывать. Гребешка, бородки и шпор у меня нет. Зато хвост пушистый. Вот он-то мне и подсказывает, что вёдро будет завтра – небо синее-синее, солнце яркое-яркое, и облачков не предвидится вообще, ни единого.
– Да как это – не предвидится? Да как же – ни единого? – возмутился Петух. – Да ты глаза-то, Рыжая, протри. Видишь, облачко плывёт? На коршуна похоже. Вот-вот солнце закроет. А за ночь и всё небо тучи заволокут. Ничего твой хвост в предсказаниях не смыслит. Наверное, он у тебя линяет – облезлый и на помело похож.
Про помело Петух, конечно, переборщил. Так, для красного словца произнёс – увлёкся. Хвост-то у Лисички был на загляденье – огненный, пышный.
– Смыслит, смыслит, – обиделась Лиса. – Он у меня ещё весной отлинял. Да какое же это облачко – коршун? Вот уж точно – у страха глаза велики. – Приставила она лапку козырёчком ко лбу. – Уж очень ты, Петя, коршунов боишься. А облачко всего лишь – птичка-невеличка. Даже можно сказать – муха, комар. Вот-вот растает. И вообще, что тебя мой хвост так волнует? Ты лучше на себя оборотись. Не понимаю, как такие сморщенные гребешок и бородёнка предсказывать что-то могут? Про шпоры, крючочки хилые, я уж и вообще молчу.
Насчёт гребешка и бородки Лисичка тоже, конечно, палку-то перегнула. Тоже для красного словца, обидные выражения выбрала. Они-то как раз у Петуха налитые были, пунцовые. А шпоры – крепки.
Слово за слово, наговорили приятели друг другу глупостей. Обиделся Петух, отправился, расстроенный, восвояси. Огорчилась Лиса, залезла в нору, обиженная, спать.
А денёчек назавтра выдался ни то, ни сё, ни погожий, ни ясный, так – светлый, серенький. Солнышко через облачка высокие, перистые не проглядывало, но и ветра с дождём тоже и в помине не было.
И вот сидит Лиса у норы, на небо поглядывает и размышляет: как бы ей с Петухом помириться? Привыкла она, что он к ней в гости захаживает, и вместе они лесом, озером любуются, болтают о том, о сём.
Тут Заяц мимо скачет.
– Что, Рыжая, опечалилась? – спрашивает.
– Да вот с Петухом повздорила, – жалуется Лиса. – Голову ломаю, как теперь помириться. Дай, Серый, совет.
– Ох, не знаю, что тебе и сказать, – вздыхает Зайчишка. – У нас, у косых, сама знаешь, душа заячья, трусливая. Чуть ссора какая, сердце сразу в пятки уходит. И мы сразу дёру даём – только пятки и сверкают. Вот что я тебе скажу: петух птица грозная, у него шпоры, клюв. Мой тебе совет: беги скорей за тридевять земель, куда глаза глядят, пока он назад не вернулся.
И ускакал Косой.
«Да что же мне этот Заяц такое насоветовал? – думает Лиса. – Бежать куда глаза глядят? Вот сейчас я на озеро смотрю. И что ж мне теперь – по воде скакать? Так ведь не паучок я, чай, не водомерка. Лисица Патрикеевна как-никак».
Тут видит она – Ежиха по делам своим срочным торопится.
– А ну, стой! – приказывает ей Лиса. – Быстро говори, как мне с Петухом помириться? Он мой хвост помелом обозвал.
– Ох, непростая задачка. Пуф-пуф-пуф, – пыхтит Ежиха. – Не знаю, что и придумать. У нас, у ёжиков, хвостов-то отродясь не бывало. Но вот тебе мой наказ: увидишь этого забияку, фыркай, ершись, иголками ощетинься, а потом исхитрись и уколи исподтишка. Пуф-пуф. Чтоб неповадно было! Чтоб знал в следующий раз, как обзываться.
Скрылась Ежиха в ёлках – и след простыл.
«Ну, пофыркать-то я ещё смогу, – размышляет Лиса. – А чем же я Петю-то уколю? Шипов у меня нет. Если палочкой какой или веткой, так исподтишка не получится».
И тут видит она – из норки Мышка серенькая выглянула.
– Пиу-пиу! Уступи-у! – пропищала и сразу обратно в норку нырнула.
Поняла Лиса, что Мышка её разговор с Зайцем и с Ежихой подслушала и тоже решила свой совет дать.
«А может быть, это и выход, – призадумалась Лиса. – Я бы сама никогда до такого не додумалась! Надо же! Пиу-пиу – уступи-у».
В это же время сидит Петух на заборе нахохлившись, по озеру лесному, по пригорку песчаному, по Лисичке скучает. Видит, Индюк под забором бормочет, гусениц-личинок выискивает.
– Индюк-индюк, подскажи, как мне с Лисой помириться? – спрашивает его Петух. – Она мои шпоры крючками хилыми назвала.