Бестиариум. Дизельные мифы

Дмитрий Висков

КРИЧАТЬ, УБИВАТЬ И ВЕСЕЛИТЬСЯ

Командир Эзельской бронебашенной батареи Силин докуривал последнюю сигарету, морщась при каждом новом залпе. В шкафу лежала еще дюжина пачек «Триумфа», но встать Силин не мог с прошлого вечера. На черном сукне его кителя кое-где проступила соль от высохшего пота.

Жутко раздражало радио. Отыграв бравурный марш, оно завело речь о сложной международной обстановке. А когда эта обстановка была простой? Больше маршей, больше! Под флейты и медь легче переносить дребезжание стаканов на полках.

Ожил коммутатор.

– Попадание подтверждаю, – доложили с дирижабля.

– Хорошо, – Силин переключился на связь с башнями, – теперь квадрат семнадцать-пятьдесят.

Снова на дирижабль:

– Контроль семнадцать-пятьдесят.

– Там эсминец «Проворный», командир.

Силин отключил связь и раздавил окурок в пепельнице. Одновременно загорелись кнопки сигналов с орудийных башен и дирижабля.

– Подтверждаю приказ. Семнадцать-пятьдесят, по готовности.

Пушки начали равномерно ухать, но в гул канонады вмешался щелкающий звук. Это пулеметы. Какофонию дополнила сирена тревоги. Вспышки и быстрые тени замелькали за бронестеклом окошка. Батарея атакована.

По коридору пробежали военморы, клацая затворами винтовок. Ворвался всколоченный дальнометрист: «Командир, по своим стреляем!»

– Нам раскрыли новые способы кричать, убивать и веселиться, а мы даже старых еще не распробовали.

– Что? – выдохнул дальнометрист, оседая у двери. Пистолетный выстрел слился с залпом батареи.

– По своим стреляем, по своим! – Силин швырнул ТТМ на стол.

Пулеметчик дирижабля садил из пулемета по черным фигуркам внизу, и попадал, попадал. Отстреляны уже две ленты, но нападавших словно и не убывало. Из окон казармы тоже стреляли. Черт, как же их много! А снизу уже не отвечали, хотя бронебашни исправно утюжили море.

Еще в гидроплане каперанг Романцев огласил официальную версию произошедшего: На Эзельской батарее Б-11 проводились учебные стрельбы, а эсминец «Проворный» попал под огонь из-за поломки навигационных приборов.

– Версия корявая, но соседей должна устроить, поскольку их суда не пострадали. Что же было на самом деле, нам предстоит узнать. – Романцев провел ладонью по седому бобрику, словно проверяя работу парикмахера.

– А какова неофициальная версия, товарищ каперанг? – вклинился каплей Белкин из флотской прокуратуры. Романцев взглянул на него так, будто Белкин только что материализовался из воздуха. Раздражал он, этот адмиральский сынок. Одет и причесан по уставу, только китель пошит в Доме Моды и парижским одеколоном разит на весь салон. Наверняка свингует вечерами под саксофоны.

– А неофициальная состоит в том, что дурак Силин накрыл огнем судоходный сектор в нейтральных водах. Он отстрелял четверть боезапаса, потом явились пловцы Балтфлота и застрелили его в собственном бункере. Вот, изучите внимательно.

Каперанг передал Белкину папку бумаг. «Впервые в комиссии?» – спросил Романцев, словно не знал ответа.

Так, перелистаем. Все листы одной фактуры, клавиша «Е» везде западает. Не икона, а новодел, тут к гадалке не ходить.

Белкин уже в который раз пытался поймать взгляд порученца Романцева, своего сокурсника Лехи Вахина, но тот отвечал взором сомнамбулы. Остальных членов комиссии Белкин знал по службе, приятельских отношений, правда, не завел. Но те кивнули, а Вахин сквозь тебя в иллюминатор смотрит. Что ж, придется изучать бумаги.

Выглядело так, будто к прилету комиссии на батарее провели генеральную уборку. Командно-дальномерный пост побелен, трава покрашена в зеленый, волны – в синий. Орудийные бронеколпаки начищены как пуговицы. Хотелось верить, до такого не дошло, но чисто выбритый старлей вызывал подозрения подобного рода.

Старлей по фамилии Постнов козырнул прибывшим и отрапортовал о том, что временно исполняет обязанности командира батареи. За последние двенадцать часов происшествий не было.

Полковник Романцев, глава комиссии, досадливо сморщился:

– Постнов? В списках комсостава батареи такой не значится.

– Я прибыл из Риги вчера вечером, вот назначение штаба округа, – старлей протянул бумагу. Романцев, не взглянув, передал ее Вахину.

– Выходит, личный состав находится под арестом?

– Так точно, товарищ каперанг.

– А кто будет отражать противника, если попрут? Всех выпустить, пусть несут службу пока. Офицеров, свободных от вахты, ко мне по одному. Вы, Белкин, допросите рядовой состав. Андриенко и Иецелниекс – общий осмотр. Доктор, найдете тела.

– Есть.

Каперанг удивленно посмотрел на Постнова, который всё еще стоял перед ним.

– Бегом!

Того сдуло с места.

– Остальные – шагом.

Вскоре зазвучали команды, расчеты побежали по местам. Батарейных, как выяснилось, не кормили со вчерашнего дня, так что поваров торопили с обедом. Белкин нашел дежурного по казарме белобрысого военмора с красными глазами. Вместе с ним обошел помещения и остановил свой выбор на каптерке: «Давай по одному на исповедь!»

Никто из допрошенных не знал о предстоящих стрельбах, не видел штурмовавших батарею пловцов. Те, кто был в бронебашнях и казармах, забаррикадировались, а экипаж дирижабля видел только силуэты. Загадкой представлялось вот что: как и на чем пловцы Балтфлота умудрились прибыть сюда уже через полчаса после начала обстрела и почему они не стреляли, после того как их обнаружили.

– Следующий! Фамилия, имя, отчество?

– Кадкин Денис Семенович.

– Не спал?

– Не спал, товарищ каплей.

Кадкин выглядел так, что можно было и не спрашивать.

– Во время учений где был?

– На своем номере, я заряжающий четвертого орудия.

Белкин сверился со списком. Всё так.

– Во сколько начались стрельбы?

– Около двадцати ноль-ноль, учения были внеплановые, никто не готовился.