Танец маленьких дедушек

Плести кнут оказалось очень непростым делом. На каждом витке Николай подбадривал Юру известными энергичными словами, которые не применялись в семье дедушки никогда. Но Николай считал их весьма полезным педагогическим приёмом, что демонстрировали успехи маленького Юры. Кстати, Юра тогда всерьёз задумался, не выучить ли и ему пару энергичных возгласов. Его беспокоило, что без этих слов у него не получится громко щёлкнуть.

Когда Юра научился щёлкать своим кнутом достаточно громко, то посчитал, что пришло время для знакомства. Он взял кнут, положил его на плечо и стал прохаживаться перед домом прекрасной девочки Вали. Кнут чертил по пыли замысловатые вензеля, но по малолетству дедушка Юра тогда ещё не понимал, что эти вензеля выдают его намерения немножечко эту приезжую девочку Валю попасти?.

Прохаживаться пришлось долго, больше часа. Наконец Юра дождался, когда прекрасная девочка Валя показалась в окне. Отчаянными знаками лица и рук он вызвал её на улицу.

Девочка Валя вышла, кутаясь в пёстрый халатик. Глаза на лице её были очень красивы, а перед ушками висели белокурые завитки. Завитки подрагивали, как живые пружинки, а глаза заранее приготовились к доброй улыбке. Юра засмотрелся на них, но потом вспомнил, зачем пришёл.

Таинственным голосом он объявил прекрасной девочке Вале, что сейчас ей что-то покажет. Девочка Валя на минуту перестала дрожать своими пружинками и моргать глазами, в ожидании.

И тогда Юра, как завзятый пастух, вытащил из-за плеча кнут и, зычно рявкнув на всю улицу: «А ну пошла, проклятущая!», громко щёлкнул у девочки над ухом.

Эффект оказался потрясающим, но назвать его восхитительным язык у дедушки Юры и сейчас бы не повернулся.

Прекрасная девочка Валя вдруг широко открыла глаза, пружинки её затрепетали, а сама она заплакала и с возгласом: «Сам ты дурак!» убежала в дом.

Из этой сцены малолетний тогда дедушка сделал ошибочный жизненный вывод, что девочки не любят кнута, и прожил в этом заблуждении вплоть до преклонного возраста.

Вспомнив эту детскую историю, дедушка решил, что при том навыке, а также нажитом за прошедшие годы богатом житейском опыте косички у него вполне могут получиться. Он сделал строгое лицо и приказал Насте сесть неподвижно, только внимательно глядеть в зеркало.

Сначала надо было разделить шевелюру Насти на две половины – левую и правую – а потом каждую из этих половин ещё на три пряди одинаковой величины.

Из «Похождений бравого солдата Швейка», там, где он в поезде, дедушка знал, что у человека должно быть на голове примерно шестьдесят тысяч волос. То есть, на левой половине головы тридцать тысяч и столько же на правой. Если делить на три пряди, то получается в каждой пряди по десять тысяч волос.

«Всего-то!» – изумился дедушка такой простоте задачи. Он только жалел, что пока досчитает до десяти тысяч, приедут мама Алёна с бабушкой, и он не успеет показать своё восхитительное искусство плести кнуты, то есть, тьфу – косички!

«Дедушка приложил к голове линейку и фломастером прямо по голове разделил жирными синими штрихами всю ширину волос левой стороны на три части».

Тогда дедушка позволил себе увеличить погрешность подсчёта волос, а лучше – перейти на другие единицы измерения, миллиметры. Это решение дедушке далось с трудом, так как профессия приучила его к точности. Однако поджимало время. «Попробую, так сказать, набросать сначала примерный эскиз косички, а там как пойдёт».

Дедушка выбрал ближайшую к себе, левую сторону Настиной головы, приложил к ней линейку и, к удивлению и удовольствию владелицы головы, внимательно следящей в зеркале за манипуляциями дедушки, фломастером прямо по голове разделил жирными синими штрихами всю ширину волос левой стороны на три части. Получилось примерно по пятьдесят миллиметров на одну прядь.

«Как просто! Выходит по двести волос на каждый миллиметр!» – опять порадовался дедушка круглой цифре. Но переносить на голову миллиметровые деления уже не стал. И количество волос в миллиметре решил не пересчитывать, удовлетворившись самими миллиметрами.

Далее дедушка стал делать руками те же заплетательные движения, которые запомнил с четвёртого класса из эпохи увлечения кнутами. Но Настины волосы упрямо не хотели вести себя, как кожаные ремешки. Они путались и терялись. Особенно непослушными были волосы из пряди номер один, ближе ко лбу. Они бегали в гости к другим прядям, прямо как студенты в женское общежитие, задерживались там на пару витков, потом появлялись ниоткуда и недоумённо спрашивали дедушку: а теперь нам куда? Дедушка мысленно подбадривал себя энергичными словами пастуха Николая, вспоминал свою молодость, как он тоже лазил когда-то в окна, и приплюсовывал беглецов к ближайшей пряди.

Настя внимательно следила в зеркало за процессом. Периодически она внезапно вскрикивала:

– Ой, Юра! Я маме скажу!

Когда дедушка закончил первую косичку и закрепил резиновым колечком с цветной бабочкой, Настя вдруг сообщила:

– А мама всегда меня сначала расчёсывала…

«Мамочка родная! Действительно, сначала надо было расчесать ребёнка!» – посетовал дедушка и несколько раз подбодрил себя, чуть ли не вслух. Затем задумался. Чтобы исправить дело, теперь надо было всё расплести, на что, конечно, у дедушки не было ни сил, ни воли.

Он открыл пузырёк с валерьянкой и энергично понюхал. Ситуация стала яснее. Теперь можно было применить инженерную смекалку. Смекалка подсказывала: «Если ситуация неисправима, прими её как данность и пользуйся ею с восторгом».

– Видишь ли, Настенька, я сделал тебе особо модную причёску, которой меня научила одна девочка ещё в четвёртом классе. Название причёске ты можешь придумать сама. Эта косичка уже готова и изображает хобот. Переходим к хвосту.

Дедушка надеялся, что тот солидный результат, который появится у Насти на голове от его усилий, назовут «Слон». Но Настя почему-то теперь вскрикивала не «ой!», а «ав-ав!». Видимо, думала, что слоны лают.

– Ав-ав, Юра! Я маме скажу!

Вторая косичка далась уже легче, даже Настя взлаивала реже раза в два.

Наконец дедушка мог посмотреть, что у него получилось. Они с Настей прильнули к зеркалу, и дедушка увидел дело рук своих.

Ну что сказать? Получилось неплохо. Каждая косичка весьма походила на длинный кнут, только с бабочкой на конце.

Правда, если смотреть на отдельную косичку и не видеть другую.

Дело в том, что дедушке не далась существенная прихотливая особенность женской причёски: косички должны были быть симметричными. На разлинованной синими делениями Настиной голове правая косичка начиналась за ухом, как хвост у собачки, а левая вырастала на лбу и действительно напоминала слоновий хобот.

– Ну как, нравится? – спросил дедушка бодрым голосом продавца, втюхивающего покупателю автомобиль с кривыми колёсами.

– Очень, – сказала Настя и завыла страшным голосом. – Я слон! У-у-у-у-у!.. Сейчас догоню-у-у моську и укушу-у-у!..

Чтобы избежать справедливой расправы, дедушка рванул из домика с небывалой прытью. Настя – за ним. И они опять забегали друг за другом.

Вскоре позвонила мама Алёна и приказала им сходить в магазин за продуктами. Дедушкины туманные возражения, что, мол, они не готовы, только растревожили её. К разговору подключилась даже бабушка со всякими взволнованными вопросами, типа: «Юра, что там у вас случилось, цела ли хоть Настя?»

– Ладно, сейчас сходим, – нехотя согласился дедушка и громко повторил задание, чтоб не записывать, а опереться на Настину память.

Вооружившись пакетами, они пошли. Магазин был недалеко. Настя всю дорогу шла вприпрыжку, временами останавливалась и гляделась в карманное зеркальце, подаренное недавно бабушкой со словами: «Настя, ты уже большая и всегда должна выглядеть красиво, как настоящая женщина». Уж сегодня-то Настя считала себя настоящей.

Наконец они пришли в магазин. Настю знали здесь очень хорошо. Дедушку, гостившего пока всего лишь третий день, – не очень, но поглядывали на него с интересом.

– Кто же тебя так, Настенька, причесал? – еле сдерживая улыбки, встретили их продавщицы.

– Дедушка, – гордо отвечала Настя.

– Ах, какой у тебя дедушка! – заахали наперебой женщины, хитро поглядывая на дедушку и всячески стараясь ему понравиться. – Мы тоже так хотим!

– О, всегда пожалуйста! – приосанился дедушка. Он никогда не отказывал улыбчивым женщинам ни в какой их просьбе, особенно если те выказывали к нему добрые намерения. И дедушка даже приготовился было приняться за дело прямо тут, в магазине, что называется, не отходя от кассы. Но Настя твёрдо сказала:

– Нет, он сначала маму Алёну причешет, потом бабушку, потом меня ещё раз, – и строго поглядела на дедушку взглядом, в котором он с изумлением разглядел те оттенки бабушкиного взора, когда та заставала его у холодильничка по ночам.

– Да, очередь уже на месяц расписана, – уныло подтвердил дедушка, отметив про себя дипломатические инстинкты Насти: как ловко она напомнила ему, престарелому ловеласу, что у него есть бабушка.

– Жаль, – вздохнули все продавщицы хором.

– Как же твоя прическа называется, а? – поинтересовались они у Насти.

– «Слон и моська» – гордо сказала Настя, после чего уже ни одна из женщин не смогла удержаться от хохота.

Но тут Настя невозмутимо стала перечислять по памяти, как велела мама Алёна:

– Нам белого молока «Бежин луг», творогу нежирного «Бежин луг» и пачку масла.