Танец маленьких дедушек

Продавщицы вспомнили, что они на службе, и принялись за дело. А дедушка добавил к списку:

– И пачку молочного коктейля, тоже «Бежин луг».

И вытащил толстый бумажник.

Если бы у него сейчас спросили, зачем он балует ребенка её любимым, но запретным лакомством, дедушка ответил бы, что с сегодняшнего дня он принял решение готовить Настю к дипломатическому поприщу.

Настя и большая политика

Дедушка и Настя (пять лет с небольшим) шагают из магазина домой. Недавно прошёл быстрый летний дождь, но Настя хорошо обута, в сапожки. А вот дедушка едва успевает за Настей, так как ему в его босоножках ещё надо отыскивать сухие кочки на мокрой дороге.

Заказы бабушки и мамы с честью выполнены: оба нагружены, каждый своей ношей. Дедушка – огромным пакетом, Настя – пакетом с булкой.

Оба поют разученную недавно песню, легендарную «Мурку». Окрылённые духовной близостью хорового пения любимой песни, дедушка и Настя ощущают себя членами некоей подпольной партии имени Мурки, ибо семейный комитет по цензуре запретил всем живущим в доме петь любимые дедушкины песни.

На середине песни дедушка вспоминает, что на нём лежит ответственная задача воспитать из Насти правильного человека. В этот раз он решает восполнить Настины пробелы в политике.

Конечно, как и любой московский ребенок, Настя и так изрядная дока в большой политике: узнаёт на фото Кремль и Мавзолей. Но путает Гагарина с Путиным.

Дедушка принимается за дело сразу, как только заканчивается песня.

– Настя, Гагарин – это первый человек, который полетел в космос.

– А, знаю, он сказал: «Поехали!»

– Совершенно верно. И все потом за ним поехали.

– А Путин что сказал?

– Он сказал: «Пошли!»

– И все потом пошли?

– Конечно.

– И папа, и мама, да?

– Ну да, конечно. Все.

– И ты?

– И я.

– И я?

– И ты.

– А куда?

– Кто куда… Но как-то так получается, что все – за ним.

Дедушка остаётся доволен, как тонко он последней фразой подвёл разговор к патриотической нотке. Его друг Никандыр наверняка оценил бы и, может быть, даже похвалил. «Почти сентенция», – сказал бы. Дедушка верит, что и задумавшаяся Настя скажет сейчас примерно то же. Ну, может, не про сентенцию…

– Ю’а, а ты заметил, что если идти по лужам, то по ним мо’щинки?

Дедушка спотыкается на ровном месте.

– Когда-то замечал, Настенька, но забыл. Теперь вот ты мне опять напомнила.

Ненадолго они останавливаются и любуются разнообразными морщинками от Настиных сапог. Наконец, Насте надоедают лужи. Она уточняет у дедушки:

– Мы идём домой?

– Конечно, домой. Из магазина.

– А Путин?

– Путин уже дома. У него обеденный перерыв.

– У’а! Мы тоже сейчас п’идём домой, и мама даст мне мою булку.

– Конечно, даст, Настенька. Если мы с тобой не уроним её в лужу. И молока.

– Ю’а, а у меня есть к’асивая чашка. С белочкой. Мама туда наливает молоко, чай и компот.

В связи с тем, что разговор о политике незаметно свернул к чашке с компотом, дедушка позволяет себе немного поразмышлять о бутылочке с пивом, которая ждёт его в холодильничке. Но потом вспоминает о своей педагогической задаче и возвращается к теме большой политики, попутно и исподволь направляя разговор в патриотическое русло.

– И булку даст, и молока нальёт. И мы, Настя, идём сейчас с тобой домой. Каждый человек, Настя, идёт своей дорогой, но эти дороги удивительным образом совпадают с теми, которые предлагает Путин.

– Он знает, куда нам идти из магазина?

– Из магазина-то, Настя, все знают, куда. Некоторые от магазина и вовсе далеко не отходят. А вот потом куда? Из дома куда человеку идти?

– Путин знает?

– Точно не знает. Никто не знает, даже Путин. Но Путин чувствует.

– Как это?

– Ну, вот ты, например, видишь нашу дачу?

– Нет.

– А скажи, что будет за тем углом? Ты же чувствуешь, что там будет, когда мы за него завернём?

– Наши во’ота.

– Вот! Так и Путин чувствует, где наши ворота.