– Замужем?
– Нет, ваше преосвященство, живу с родителями…
– Знаете ли причину, по которой вас допрашивают?
Анна потупилась и произнесла:
– Обвиняют в ведовстве?
– Именно, – ответил Фёрнер мягко. – Поэтому предлагаю тотчас сознаться во всём, дабы не тратить наше и своё время.
Анна промолчала, а викарий вздохнул и спросил:
– Мои люди утверждают, что вас поймали в ночь на первое мая сего года на шабаше в Хаупсморвальде, где вы предавались богохульным игрищам и прочей ереси. Вы можете оправдаться?
Ведьма молчала ещё какое-то время, а потом, верно решив, что терять ей больше нечего, выпалила:
– Ваши люди, вот эти, – она указала на Готфрида с Дитрихом, – были пьяны, схватили меня в переулке и… и… надругались надо мной!
Господа судьи равнодушно переглянулись, и доктор Эрнст Фазольт предложил:
– Нужно проверить её на дьявольские знаки.
Дождавшись благосклонного кивка Фёрнера, Дитрих заголил девушке спину и грудь, и Готфрид стал присматриваться к её телу, ища нечестивые отметины. Грудь у неё была хороша. Лицо так себе, а вот грудь очень даже хороша. Упругая, молодая… Господа судьи даже наклонились вперёд, чтобы получше всё разглядеть.
– Что это за царапины на предплечьях?
– Ваша честь, это меня кошка исцарапала. Я хотела её покормить, а она…
Тем временем Готфрид проверял подозрительные участки кожи, тыкая в них специально предназначенным для этого шилом.
Укол – длинная, толстая игла входит в тело, девушка взвизгивает от боли, из ранки течёт кровь. Ещё укол – то же самое. Снова укол, следующий – девушка дёргается и кричит, кандалы звенят, но Дитрих крепко держит её за плечи. Опять укол, и вдруг шило по рукоятку входит в тело ведьмы в районе лопатки, прямо в странное тёмное пятно.
Она, казалось, сама была удивлена, потому что повернула голову и непонимающим взглядом уставилась на это место.
– Что вы чувствуете? – с интересом спросил Фёрнер.
– Я… э-э… щекотно… – в растерянности ответила Анна.
Писарь что-то нацарапал в протоколе, а Готфрид продолжил осмотр. Вскоре он обнаружил ещё пару дьявольских отметин: одну в виде пятна и одну в центре треугольника из родинок.
– Вы всё ещё будете отрицать свою виновность? – благодушно спросил Фёрнер. – В таком случае, где вы получили дьявольский знак?
Анна перекрестилась скованными руками и ответила:
– Я никогда ничего не замышляла против Господа, и останусь верна ему. Ни в каком шабаше я не участвовала и колдовством не занималась.
– Что ж, раз подозреваемая не реагирует на милосердное обращение, в таком случае следует применить пытки, – сказал викарий.
Готфрид приказал было применить тиски для пальцев, однако Фёрнер прервал его.
– Давайте лучше страппадо, – попросил он. – Сегодня у нас гость, так что покажем ему что-нибудь зрелищное. И снимите с неё платье, пожалуйста.
Наверное гостем был этот, с книжицей и бакенбардами. Палачи отстегнули девушку от кресла, раздели догола, связали ей руки за спиной и примотали к ним верёвку. Другой конец верёвки проходил через кольцо в потолке и был намотан на деревянный вал, к которому подошёл Дитрих. К ноге ведьмы Готфрид прицепил каменный груз, размером с её голову.
Анна Фогельбаум молчала и податливостью своей напоминала куклу. Вот Готфрид отошёл от девушки, заскрипел вал, наматывающий верёвку, и ведьма тихо замычала от боли, когда её начало поднимать к потолку, неестественно выворачивая руки. Верёвка тянет её всё выше, и подозреваемая захлёбывается криком.
– Отпускай! – скомандовал Фёрнер, и верёвка тут же ослабла.
Девушка, рухнула на пару футов вниз, но тут верёвка снова натянулась и суставы несчастной хрустнули, сухожилия растянулись. Она закричала от жуткой боли, засучила ногами, а затем срывающимся голосом призналась:
– Я – ведьма!
– Извольте опустить.
Палачи опустили Анну на пол, она встала на ноги, подняла блестящие от слёз глаза на судей.
– Я невиновна, моей вины перед Богом нет!
– Поднять, – скомандовал Фёрнер.
Девушку вновь вздёрнули, кости её опять захрустели, крик снова ударился о гулкие стены камеры. При этом на лице Дитриха играло выражение бесшабашного веселья, он еле сдерживал улыбку: поднять, так поднять.
– дьявол не даёт мне сознаться! – закричала она срывающимся голосом.
Её вновь опустили.
– И так, в чём вы хотите сознаться? – спросил Фёрнер.
– Я была на шабаше, занималась колдовством! – ответила Анна в отчаянии. – Пожалуйста, не надо больше!…
Судьи переглянулись. Доктор Фазольт с пренебрежением покачал головой.
– Этого мало. Что-то ещё?
Девушка молчала.
– Айзанханг, полста розог ей.
Похоже, что новый гость герра Фёрнера, был важной персоной, поэтому викарий и распинался перед ним, стараясь показать все прелести бамбергских инквизиционных процессов.
Готфрид взял из бочки с солёной водой ивовую розгу и приказал Дитриху поднять девушку на страппадо, а затем начал спокойно и размеренно пороть её по белому заду, по спине.
Едва девушку опустили, как она рухнула на холодный пол и тихо заплакала.
– Ишь, стонет, ведьма! – брезгливо бросил доктор Фазольт.
– А теперь, – сказал викарий и глянул на бородатого, следя за его реакцией, – давайте попробуем верёвку.