Смертельная схватка нацистских вождей. За кулисами Третьего рейха

По словам маршала А. М. Василевского, «почти двухмесячная Курская битва завершилась убедительной победой Советских Вооруженных Сил». По оценке Г. К. Жукова, «общие потери вражеских войск за это время составили более 500 тысяч человек, около 1500 танков, в том числе большое количество «тигров», «пантер», 3 тысячи орудий и большое количество самолетов. Эти потери фашистское руководство уже не могло восполнить никакими тотальными мероприятиями».

Гудериан констатировал: «В результате провала наступления «Цитадель» мы потерпели решительное поражение. Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших потерь в людях и технике на долгое время были выведены из строя. Их своевременное восстановление для ведения оборонительных действий на Восточном фронте, а также для организации обороны на западе на случай десанта, который союзники грозились высадить следующей весной, было поставлено под вопрос. Само собой разумеется, русские поспешили использовать свой успех. И уже больше на Восточном фронте не было спокойных дней. Инициатива полностью перешла к противнику».

В своем докладе 6 ноября 1943 года И. В. Сталин так оценил значение Курской битвы: «Если битва под Сталинградом предвещала закат немецко-фашистской армии, то битва под Курском поставила ее перед катастрофой».

Попытка военного переворота

Разгром немецких войск, десант союзников в Сицилии, капитуляция Италии активизировали деятельность военных заговорщиков. Между сентябрем 1943 г. и январем 1944 г. было предпринято еще несколько попыток покушения на Гитлера. Наконец, заговорщики пришли к выводу, что привычка Гитлера постоянно менять намеченные планы не позволяет им убить его. Они решили действовать лишь в тех случаях, когда Гитлер участвовал в регулярно проводимых мероприятиях. Решено было взорвать бомбу, когда Гитлер будет присутствовать на совещании в Растенбурге, которое проводилось в одно и то же время.

26 декабря 1943 г. такое совещание было созвано. На него прибыл подполковник К. Ф. Штауффенберг. В его портфеле была бомба с часовым механизмом. Неожиданно Штауффенберг узнал, что совещание отменено, так как Гитлер отбыл в Оберзальцберг. (Альпийскую резиденцию Гитлера именовали то Оберзальцберг, то Берхтесгаден по названию близлежащих населенных пунктов, то по его собственному наименованию – Бергхоф.)

Хотя американский историк У. Ширер называл подполковника К. Ф. Штауффенберга и ряд других членов тайного кружка Крейзау «восточниками», он уточнял, что они были «прорусскими, но антибольшевиками». Вряд ли такая позиция могла способствовать установлению контакта с Советским Союзом, где в это время у власти находилась Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков). К тому же после того, как в октябре 1943 г. на Московской конференции СССР присоединился к Касабланкской декларации о ведении войны до безоговорочной капитуляции Германии, Штауффенберг и другие отказались от своей «восточной» ориентации.

Следует также учесть, что руководителями заговора и наиболее видными его руководителями были не подполковник Штауффенберг и «восточники». Заговор возглавляли бывший имперский комиссар по контролю над ценами Карл Гёрдлер и бывший начальник генерального штаба сухопутных сил Германии генерал Людвиг Бек. В заговоре участвовали начальник военной разведки адмирал Вильгельм Канарис, генералы Тресков и Шлабендорф, командовавшие войсками на Восточном фронте, военный губернатор оккупированной части Франции генерал Штюльпнагель, комендант Парижа генерал-лейтенант Бойнебург-Ленгсфельд, генерал-лейтенант Фалькенгаузен, командовавший войсками в Бельгии и Северной Франции, фельдмаршалы Роммель и Клюге, командовавшими соответственно группой армий «Б» и войсками всего Западного фронта, заместитель начальника генерального штаба сухопутных сил фельдмаршал Витцлебен, бывший главнокомандующий сухопутными силами генерал-полковник Хаммерштейн, начальник управления общих дел вооруженных сил генерал Ольбрихт, начальник войск связи генерал Фельгибель, а также многие другие военные руководители Германии.

На основе сообщений, полученных от руководителей заговора, Аллен Даллес докладывал в Вашингтон: «Эта группа готова действовать только в том случае, если она получит определенные заверения со стороны западных держав, что в случае успеха заговора она сможет вступить в прямые переговоры с англо-американцами в отношении дальнейших практических шагов. Эта группа особенно заинтересована в том, чтобы переговоры были осуществлены через Вашингтон и Лондон, и чтобы она не имела непосредственных дел с Москвой. Она основывает свое требование на том, что люди, стоящие во главе заговора, являются в известной степени консерваторами, хотя они и будут контактироваться с левыми элементами, за исключением коммунистов. Главным мотивом их действия является горячее желание предохранить Центральную Европу от идеологического и фактического контроля со стороны России… Группа подчеркивает со всей решительностью, что опасность такого развития событий нельзя недооценивать, особенно имея в виду пролетаризацию миллионов населения Центральной Европы».

Таким образом, заговорщики видели чуть ли не главную угрозу в Советском Союзе. «Борцов против нацизма» не смущало то обстоятельство, что немецкие военные осуществили вероломное нападение на СССР, сея смерть и разрушение, установили на оккупированной территории режим невиданного террора и голода, жертвами которого стали миллионы советских людей. Они считали необходимым создавать единый фронт с западными державами в борьбе против СССР.

В мае 1944 г. группа Гёрдлера разработала детальный план капитуляции вооруженных сил Германии перед англо-американскими войсками. В соответствии с этим планом предполагалось осуществить одновременный десант трех англо-американских военно-воздушных дивизий в районе Берлина, «где местное немецкое население окажет им полное содействие». Была также запланирована высадка крупного морского десанта в районе Бремена и морского десанта на французском побережье. Десант союзников в Нормандии 6 июня 1944 г. и открытие ими Второго фронта отвечали планам заговорщиков.

20 июля 1944 г. Штауффенберг опять прибыл в Растенбург. Там в 12.30 началось совещание с участием Гитлера. Около 12.40 Штауффенберг раздавил в портфеле кислотный взрыватель и поставил портфель с бомбой под стол. Штауффенберг был уже вне павильона, в котором происходило совещание, когда раздался взрыв. Полковник был уверен, что Гитлер был убит и поспешил выехать из Растенбурга.

Узнав от Штауффенберга о взрыве, заговорщики поспешили объявить о назначении командующим вооруженными силами фельдмаршала Витцлебена. В его приказе, распространенном по 50 телетайпам и 800 телефонам, говорилось:

«1. Безответственная группа партийных руководителей, людей, которые никогда не были на фронте, пыталась использовать настоящую ситуацию, чтобы нанести удар в спину нашей армии, сдерживающей ожесточенное наступление, и захватить власть в собственных интересах».

«2. В этот час смертельной опасности правительство рейха, чтобы восстановить законность и порядок, объявило чрезвычайное положение и доверило мне все полномочия главнокомандующего вооруженных сил».

«3. …Вся власть в Германии сосредоточивается в военных руках… Всякое сопротивление военной власти должно быть безжалостно подавлено. В этот час смертельной опасности для отечества первой необходимостью является единство вооруженных сил и установление дисциплины».

Таким образом, Витцлебен декларировал установление военной диктатуры, а главными противниками общественного строя объявлял анонимных «партийных работников». Одновременно по приказу губернатора Франции генерала Штюльпнагеля были арестованы местные руководители СС. Так, обозначилась еще одна группа врагов нового военного правительства – организация СС и ее члены.

Поскольку, несмотря на контузию и легкие ранения, Гитлер остался жив, известие об этом посеяло неуверенность среди заговорщиков. Некоторые из них (командующий Резервной армии Фромм, командующий войсками Западного фронта Клюге) отказались поддержать выступление. Дезорганизация в рядах заговорщиков привела к краху их планов и быстрому разгрому заговора.

Возвышение и падение Гудериана

По обвинениям в участии в заговоре было казнено 5 тысяч человек. В качестве орудия казни использовались струны от фортепиано, закрепленные на крючках для разделки мясных туш. Агония повешенных нередко продолжалась несколько минут. Эти жестокие казни снимались на кинопленку. Отрывки из 48 километров заснятых кинопленок показывали в воинских частях для устрашения возможных оппозиционеров. Десятки тысяч человек, обвиненных в пособничестве заговорщикам, были заключены в концентрационные лагеря.

Чтобы избежать казни, фельдмаршал Клюге принял яд. 14 октября к фельдмаршалу Э. Роммелю, поправлявшемуся дома после тяжелого ранения, В. Кейтель направил генерала В. Бургдорфа и генерала Э. Майзеля. Кейтель приказал им захватить с собой яд. Роммеля оставили в машине вместе с Бургдорфом. Через некоторое время Роммель был найден мертвым. Было объявлено, что Роммель умер от ран, полученных им 17 июля во время авианалета.

Постоянное недовольство Гитлера военными, которых он винил в неудачах на фронтах, после событий 20 июля 1944 г. обрело форму тотального недоверия к армии. Узнав, что начальник корпуса связи генерал Филлгибиль был заговорщиком, Гитлер разразился грозной речью: «Теперь я знаю, почему все мои великие планы в отношении России провалились в последние годы! Если бы не эти предатели, мы бы давно одержали победу. Вот мое оправдание перед историей. Теперь мы узнаем, имел ли Филлгибиль прямой провод в Швейцарию и передавал ли все мои планы русским. Его надо, безусловно, допросить!.. Еще раз я был прав. Кто хотел мне верить, что нельзя объединять весь вермахт под единым командованием! Под одним человеком вермахт – это угроза! Вы думаете, что я случайно создал так много дивизий СС? Я знал, что мне надо было сделать это наперекор силам оппозиции».

Партийный аппарат развернул пропаганду против военных верхов. В передовице, опубликованной в газете «Ангрифф» 23 июля 1944 г., Роберт Лей писал: «Дегенеративная до костей, с голубой кровью до идиотизма, тошнотворно разложившаяся и трусливая как все омерзительные существа, – такова аристократическая клика, которую заразили евреи против национал-социализма… Мы должны уничтожить заразу, искоренить ее… Недостаточно просто схватить виноватых… мы должны истребить всю их породу». Шпеер вспоминал: «Гаулейтеры открыто сокрушались по поводу того, что в 1934 г. штурмовики уступили вермахту. Теперь они рассматривали прежние попытки Рёма создать народную армию как упущенную возможность. Такая армия породила бы свой офицерский корпус, пропитанный духом национал-социализма, утверждали они. Отсутствие этого духа стало причиной поражений последних лет».

Контроль над армией со стороны нацистской партии и СС усилился. В вооруженных силах традиционная для военных форма приветствий была заменена вытягиванием руки и восклицанием: «Хайль Гитлер!».

Еще до покушения Гитлер собирался отправить в отставку Цейтцлера. Сперва Гитлер хотел назначить вместо него генерала Буле. Но так как тот пострадал во время покушения 20 июля и было неизвестно, когда он поправится, то выбор пал на Гудериана. Это означало, что в период тотального недоверия к военачальникам, Гитлер видел в апологете молниеносной войны наиболее подходящую фигуру, которая внушала ему доверие, несмотря на частые разногласия с ним по методам ведения военных действий.

Гудериан не только поддержал Гитлера, требовавшего избавиться от «подозрительных элементов» в руководстве вермахта, но стал расправляться со всеми, кто мешал ему в прошлом. Гудериан писал: «Обсуждался вопрос о почти полной замене офицерского состава генерального штаба сухопутных войск. Нужно было заменить прежних офицеров, так как некоторые из них были ранены во время покушения на Гитлера, например, начальник оперативного отдела генерал Хойзингер и его первый помощник Брандт, другие подозревались в пособничестве заговорщикам и были поэтому арестованы, третьих я считал по их прошлой деятельности неподходящими, остальных же следовало заменить по той причине, что они никогда не видели фронта».

Во время встречи Гудериана с Гитлером 21 июля последний утвердил его предложения по кадровым переменам в генеральном штабе. Заняв пост начальника генерального штаба сухопутных войск, 21 июля Гейнц Гудериан издал приказ, в котором говорилось: «Каждый офицер генерального штаба должен быть национал-социалистическим руководителем не только… показывая пример образцовым поведением в политических вопросах, но и активным участием в политическом воспитании молодых командиров в соответствии с положениями фюрера… Отбирая офицеров генерального штаба, высшие командиры должны ставить черты характера и духа выше ума. Подлец может быть хитрым, но в час беды он все же может подвести, потому что он подлец».

Однако призывы к преданности фюреру и консолидации страны разбивались о растущие противоречия внутри нацистского государства. Резкое ухудшение положение Третьего рейха после поражений, нанесенных Красной Армией, и десанта союзников в Нормандии, заставляли руководителей Германии прибегать к чрезвычайным мерам, которые зачастую порождали лишь путаницу. Гудериан внес предложение создать ландштурм (ополчение) из военнообязанных, но не призванных на воинскую службу вследствие их занятости на военных предприятиях. Основу ландштурма должны были составить штурмовые отряды (СА). Это предложение поддержал начальник штаба СА Шепмак, а затем и Гитлер. Однако на другой же день Гитлер решил поручить создание таких отрядов не СА и Шепмаку, а аппарату нацистской партии и его руководителю Борману. Так возник «фольксштурм».

Между тем потери, которые несли немецко-фашистские войска, и продолжавшееся отступление вели к нехватке личного состава и техники. Опытных рабочих мобилизовывали на фронт, но часто их не могли подготовить для обслуживания современного вооружения, так как после утраты Румынии в Германии не хватало горючего для танков и самолетов. Посетив аэродром под Берлином, Шпеер обнаружил, что обучавшиеся на пилотов могли летать на самолетах лишь по часу в неделю. В декабре 1944 г. Шпеер выразил Гитлеру озабоченность в связи с тем, что танкисты получают неадекватную подготовку потому, что у танков, на которых они обучаются вождению, нет горючего.

Между тем отступление немецких войск под натиском превосходящих сил Красной Армии Гитлер воспринимал как измену. Узнав о том, что командующий группой армий генерал Рейнгардт и командующий 4-й армии Госбах дали приказ на отступление, Гитлер, по словам Гудериана, стал кричать: «Это предательство! Немедленно сместить обоих с должности вместе с их штабами, ибо они-то об этом знали, и ни один не прислал донесения!» По словам Гудериана, в январе 1945 г. для Гитлера было характерно «безграничное недоверие к генералитету».

Для обвинений военачальников в нежелании сражаться были определенные основания. 25 января 1945 г. Гудериан встретился с Риббентропом и доложил ему об обстановке на фронтах. Гудериан предложил рейхсминистру иностранных дел пойти к Гитлеру и «предложить ему действовать в направлении заключения хотя бы одностороннего перемирия». Риббентроп решительно отказался идти к Гитлеру и очевидно сообщил последнему о визите Гудериана.

Вечером того же дня Гитлер встретил Гудериана словами: «Если начальник генерального штаба посещает министра иностранных дел рейха и информирует его об обстановке на Восточном фронте, доказывая необходимость заключения перемирия с западными державами, он совершает тем самым государственное преступление!»

Между тем германские военачальники сдавали на Западе одну позицию за другой. Был сдан целым и невредимым мост у Ремагена через Рейн. Без боя сдавали англо-американцам города. 30 марта Геббельс записал в дневнике: «Прямо-таки позор, что, согласно донесению, бургомистр Мангейма сообщил американцам о капитуляции города по телефону. Это уж что-то совершенно новое в стиле ведения войны, с чем раньше не приходилось сталкиваться. Действительно, выходит, что моральный дух на западе сейчас еще ниже, чем он был в свое время на востоке».

Испытывая неверие в лояльность армии, нацистские руководители все чаще прибегали к жестоким репрессиям. 13 марта Геббельс записал в дневнике: «Фюрер говорит мне, что теперь под руководством генерала Хюбнера начали действовать летучие военно-полевые суды. Первым приговорен к смерти и двумя часами позже расстрелян генерал, повинный в том, что не взорвал ремагенский мост. По крайней мере, хоть какой-то проблеск. Только такими мерами можно еще спасти рейх. Расстрелян и генерал-полковник Фромм. Я настойчиво прошу фюрера действовать в таком же духе и дальше, чтобы, наконец, заставить подчиняться наших руководящих офицеров. Один генерал, который не захотел заставить принять решительные меры одного национал-социалистического руководящего офицера, тоже будет предан теперь суду военного трибунала и, вероятно, приговорен к смертной казни». 16 марта Геббельс констатировал, что «в случае с мостом у Ремагена уже вынесены и приведены в исполнение четыре смертных приговора».

28 марта 1945 г. Геббельс в своем дневнике писал о том, что, расстреляв Рема и других штурмовиков в «ночь длинных ножей» 1934 года, Гитлер и он совершили ошибку. Он писал: «В 1934 году мы, к сожалению, упустили из виду необходимость реформирования вермахта, хотя для этого у нас была возможность. То, чего хотел Рем, было, по существу, правильно, разве что нельзя было допускать, чтобы это делал гомосексуалист и анархист. Был бы Рем психически нормальным человеком и цельной натурой, вероятно, 30 июня были бы расстреляны не несколько сотен офицеров СА, а несколько сотен генералов. На всем этом лежит печать глубокой трагедии, последствия которой мы ощущаем и сегодня. Тогда как раз был подходящий момент для революционизирования рейхсвера. Этот момент из-за определенного стечения обстоятельств не был использован фюрером. И вопрос сейчас в том, сумеем ли мы вообще наверстать то, что было нами тогда упущено. Я очень в этом сомневаюсь. Но в любом случае такую попытку следует предпринять».

Обмен мнениями между Гитлером и Гудерианом в ходе обсуждений положения на фронтах, происходивших два раза в день, становился все более резким. Порой Гудериана выводили из зала заседаний, чтобы прекратить полемику. Генералу говорили, что с Гитлером мог случиться удар от волнения. В несдержанности обвиняли лишь Гудериана и от него решили избавиться. 31 марта Геббельс написал в дневнике: «У Гудериана нет твердости характера. И он слишком нервный. Эти свои недостатки он обнаружил, командуя войсками на западе и на востоке».

В тот же день Геббельс с некоторым опозданием возложил значительную долю ответственности за отступление под Москвой на Гудериана. Он писал: «На Восточном фронте в критическую зиму 1941–1942 года он самовольно начал отступление и тем самым привел в расстройство весь фронт. Когда Гудериан стал отходить, за ним последовали Кюблер и Гёпнер. Таким образом, вину за серьезный кризис на Востоке следует записать на счет Гудериана». За три дня до этой записи теоретик танкового блицкрига был отправлен в отставку.

Генерал с женой отправился в санаторий на юге Германии, где лечился от сердечного приступа. В мае 1945 г. он прибыл в штаб генерал-инспектора бронетанковых войск, находившийся в Тироле. Там 10 мая он сдался в плен американцам.

Еще до отставки Гудериана Гитлер и Геббельс разочаровались не только в нем, но и в Кейтеле, Йодле и других военачальниках. 28 марта Геббельс записал в своем дневнике, что Гитлер «называет Кейтеля и Йодля папашками, которые устали и израсходовали себя настолько, что в нынешней тяжелой обстановке уже не способны ни на какие действительно большие решения. Единственные военачальники, соответствующие современным требованиям народной войны, – это Модель и Шёрнер. Модель… являет собой тип интеллектуала, Шёрнер же остается человеком, живущим чувствами и сердцем. На этом, собственно, и кончается список наших крупных военачальников». Как известно, «интеллектуал» Модель вскоре попал в окружение и, не желая стать военнопленным у американцев, покончил жизнь самоубийством. Шёрнер же, которого высоко оценил Геббельс и, видимо, ценил и Гитлер, был назначен в «Завещании» главнокомандующим сухопутными силами.

В это время Геббельс принялся изучать биографии тех, кто в ближайшие дни мог стать победителями нацистской Германии. 16 марта 1945 г. Геббельс писал: «Генштаб представляет мне книгу с биографическими данными и портретами советских генералов и маршалов. Из этой книги нетрудно почерпнуть различные сведения о том, какие ошибки мы совершили в прошедшие годы. Эти маршалы и генералы в среднем исключительно молоды, почти никто из них не старше 50 лет. Они имеют богатый опыт революционно-политической деятельности, являются убежденными большевиками, чрезвычайно энергичными людьми, а на их лицах можно прочесть, что они имеют хорошую народную закваску. В своем большинстве это дети рабочих, сапожников, мелких крестьян и т. д. Короче говоря, я вынужден сделать неприятный вывод, что военные руководители Советского Союза являются выходцами из более хороших народных слоев, чем наши собственные».

Хотя Геббельс высказывал эти мысли лишь для того, чтобы еще раз выразить свое разочарование в военных Германии, очевидно, что за несколько недель до крушения Третьего рейха он был вынужден хотя бы отчасти признать преимущества той страны и той армии, которая побеждала Третий рейх. Методы блицкрига с активным использованием бронетанковых сил, которые обосновал, а затем реализовывал Гудериан, уже давно перестали приносить победы германскому оружию по мере того, как крепло сопротивление Красной Армией. Не из-за «измены» немецких генералов, а под натиском Красной Армии, вооруженной превосходной отечественной военной техникой, руководимой замечательными полководцами и состоявшей из преданных делу Победы солдат и офицеров, рушился нацистский строй весной 1945 г.

Пытаясь свалить на генералов вину за военное поражение Третьего рейха, его вожди не желали признать порочности той политики, которая привела Германию к агрессивным войнам против СССР и других стран земного шара, войнам, обрекшим эту страну на разгром и оккупацию. Но не менее порочными были попытки немецких генералов взвалить лишь на Гитлера вину за поражение Германии, а заодно за ее разбойничью политику. Типичным оправданием такого рода является высказывание генерала Рендулича, который писал: «Если, в конце концов, война всё же была проиграна, то в этом немецкие вооруженные силы поистине не виноваты».

На самом деле германские военачальники несли полную ответственность за развязывание авантюристической, разрушительной и кровопролитной войны, а также военные преступления. Германские военачальники активно поддерживали усилия Гитлера по милитаризации Германии, что позволило стране создать мощные вооруженные силы, способные развернуть агрессивные войны. Хотя страх перед сокрушительным поражением заставлял многих военачальников готовить заговоры против Гитлера, их подпольная деятельность прекращалась, когда они видели, что успех немецкому оружию гарантирован. Головокружение от успехов свела к нулю оппозиционную деятельность руководителей вермахта. Даже по мере поражений на фронтах войны недовольство Гитлером не приняло форму всеобщего выступления военных против его агрессивной политики. Более того, заговорщики, выступившие 20 июля 1944 г., стремились оставить за Германией многие территории, захваченные в ходе гитлеровских агрессий. Германские военачальники несут вместе с Гитлером и его окружением равную ответственность за агрессивные действия своей страны и за чудовищные военные преступления. Это было подтверждено приговором Международного военного трибунала в Нюрнберге.

Прогрессировавший кризис в отношениях между гитлеровским руководством и сухопутными вооруженными силами, проявившийся также в отставке Гудериана, отразил крах военных планов и военной машины Германии. Сухопутная армия – главное орудие планов по установлению мирового господства Германии – потерпела самое грандиозное поражение в истории своей страны.

Глава 2. Командующий авиацией и престолонаследник

В то время как армия, которая, опираясь на применение танков, должна была обеспечить победу германского оружия на суше, господство в воздухе должна была обеспечить германская авиация. Провал гитлеровских планов превратил не только сухопутные войска, но и военно-воздушные силы страны в «козлов отпущения». Не прекращались нападки на их руководителя рейхсмаршала Германа Геринга, увенчавшиеся его отстранением от власти и заключением под стражу. В то же время отставка и арест Геринга знаменовали падение второго человека в нацистского государстве. В своем завещании Гитлер писал: «Перед своей смертью я исключаю из партии бывшего рейхсмаршала Германа Геринга и лишаю его всех прав, данных ему декретом от 29 июня 1941 г. и моим заявлением в рейхстаге от 1 сентября 1939 г.»

Родственник всех королевских домов Германии

В руководстве правящей нацистской партии, в полное название которой входило слово «рабочая», Геринг был представителем древних аристократических родов Германии. Исследование профессора Отто Дюнгерна показало, что Герман Геринг был связан кровными узами с королевскими домами Гогенцоллернов и Виттельсбахов, а также со многими графами, принцами и герцогами. Его отец Генрих Геринг был в конце XIX века назначен Бисмарком «рейхскомиссаром по Юго-Западной Африке», затем – генеральным консулом в Гаити. Генрих Геринг вернулся в Германию со своей супругой и двумя детьми незадолго до рождения 12 января 1893 г. своего третьего сына, которого назвали Германом Вильгельмом. Ребенок рос и воспитывался в двух замках (один был расположен в Маутендорфе под австрийским Зальцбургом; другой – на реке Пегниц близ германского Нюрнберга).

Учеба в школе-интернате в Ансбахе оказалась недолгой. Герман сбежал из школы и по пути домой отдал свои учебники цыганам, сказав им: «Вы можете заложить их, а деньги оставить себе». Тогда Генрих Геринг отправил сына в кадетскую школу в Карлсруэ. Военная дисциплина пришлась Герману по душе. Он хорошо учился в школе и в 1913 г. был зачислен лейтенантом в 112-й пехотный полк.

С первых же дней мировой войны Геринг надеялся на активное участие в боевых действиях, но сначала его полк был направлен в глубь германской территории. Лишь затем полк принял участие в боях, а Геринг успешно исполнял обязанности офицера-наблюдателя. Однако внезапно развившееся заболевание (ревматизм связок) уложило лейтенанта Геринга в госпиталь. Тогда он подал заявление о переводе в авиационную школу. Вскоре Геринг стал летчиком-наблюдателем. В начале войны самолеты занимались главным образом ведением воздушной разведки.