Шел солдат…

Наша семья считалась умной. И нас считали умными детьми.

ЧАСТЬ 2

К тому времени, когда мне надо было идти в школу, мои старшие брат и сестра уже учились на отлично, а Наташа даже была уже и командиром дружины. Мне пришлось им соответствовать. Но, конечно, совершенно уникальным был мой брат Вовка. Он научился читать в 5 лет, не изучая ни одной буквы! Ему читали сказки, и он начал читать прямо с текста. Школьные учебники он прочитывал еще перед школой, их покупали где-то за неделю, и этого хватало, чтобы он их прочитал. И его памяти хватало, чтобы потом не учить уроки весь год. Он всё помнил с первого прочтения.

Маленьким, научившись читать, он читал все, что попадало под руку – газеты, инструкции и т. д. Доходило до того, что его заставали с книгой ночью с фонариком под одеялом. И тогда моя семья не выдержала и Наташа написала письмо в Комсомольскую правду (или может, в Пионерскую – прим. автора) о том, что Вовка невероятно много читает. К нашему удивлению пришел ответ. В общих чертах там писали, что всё это очень хорошо. Это было в пользу моего брата, потому что ругать его после этого было как-то неудобно.

Но никто из нас не был и идеальным. Как-то, тоже при уборке картошки, Вовка где-то шлялся, пришел, когда все уже работали. Отец спросил: – Где ты был? Володя ответил – я был около столовой.

И тогда отец хлестанул его хворостиной, которой он понукал лошадь, со словами:

– Чтоб я больше тебя там не видел! Там слоняются только алкоголики и бездельники!

Я это запомнил надолго, потому что нас в принципе не били за проступки.

А еще я помню, Наташа потеряла ключ от дома, и была за это наказана. Мы все сели обедать, а ее поставили в угол, чтоб не была такой рассеянной. Я помню, кусок не шёл мне в горло, так мне было её жалко. Но наказание есть наказание, надо было некоторое время, чтоб она постояла… И если поставил в угол отец, ни мама, ни бабушка выпустить не могли. Нужно было просить прощения у отца. Я всегда быстро просил, а Вовка был более упрямым и иногда мог простоять целый час. А если попросишь, то прощали, и потом даже хвалили – за покладистость. Не знаю, какую уж роль сыграли эти углы в нашей дальнейшей жизни – помогали или мешали. Но тогда это казалось естественным и правильным.

ЧАСТЬ 3. ЖИВОЙ БОГ БАБУНИ

Особенную роль в нашей жизни играла бабушка Настя, мама по матери. Мы звали её бабуня. Она прожила жизнь вдовой, сколько я помню, ходила всегда в чёрном. Но это она и подставляла всегда плечо, нас приводили к ней по всякой семейной необходимости.

Самое глубокое моё впечатление о бабуне из детства, это то, что у неё был живой Бог. Она очень верила, и каждый день перед сном становилась на колени перед иконами и читала Отче наш, и наверно другие молитвы. А её Бог был живой, настоящий, я верил в него и даже, кажется, ощущал его во время бабушкиных молитв.

И теперь, когда я стою на службе, молюсь, в моей душе живой и настоящий Бог моей бабуни, мне легко теперь получается верить… Моя мама не любила поминать Бога всуе, часто ходить в церковь. Она как-то осуждала тех, кто много свечек ставит, много кланяется, а в душе, может, носит подлость. Но я думаю, в это время власть осуждала веру, и это сказывалось на простых людях, – вроде верили, а вроде и не очень…

Церкви у нас не было, вернее, их сперва было даже две, но потом советская власть обе разрушила. И верующим нашего села, чтобы посетить церковь, приходилось ездить в районный центр. И покрестили нас потом всей кучкой, вместе с двоюродными братьями и сёстрами – заезжий батюшка. Я этого не помню, был видно маленький, но стали мы все – христианские души.

Моя бабушка Настя вообще имела трудную судьбу, осталась после войны без мужа, на руках трое детей. Да ещё ей пришлось взять на воспитание 10-летнего племянника – д. Витю, потому что он остался сиротой. Его мама умерла 9 мая 1945 года. А позже ещё и пришлось взять в семью и младшую сестру – т. Нюру, родители состарились, не успели дорастить. Так бабуня и подняла всех пятерых, и это в голодные послевоенные годы… Т. Валя, младшая её дочь, моя тётя, болела, а потом и умерла где-то лет в 25 от туберкулёза костей.

Как-то потом у бабуни отдыхал какой-то старичок проходящий, воды попил… Послушал её историю и сказал: ты лечи, от тебя людям легчать будет, ты много пострадала. И бабуня лечила: она выливала от испуга, умывала от сглаза, и от неё людям правда помогало. Теперь церковь не одобряет такое, а тогда как-то в бабушке всё это сочеталось – и святая вера, и это лечение. Но это уже совсем другая история…

ЧАСТЬ 4. РОЖДЕСТВО

И конечно, совсем нельзя не упомянуть из раннего детства о таком празднике, как Рождество. Он был совершенно чудесный и волшебный, этот праздник.

У нас всё было по-другому, чем это теперь я наблюдаю в пригороде Воронежа. Теперь дети колядуют вечером, перед праздником. Мы же – христославили. Нас, маленьких, поднимали в ночь Рождества рано, до первых петухов. Было темно, необычно, холодно, снег скрипел под ногами. В окнах домов везде горели лампады – ждали христославцев.

Мы ходили всегда с Володей, с братом. Заранее мы выучивали стих – Рождество, если дети его читали, то это было как бы очень почётно. Давали конфеты, печенье, монеты по 1—5 копеек, и все были очень добрые. У нас была одна дальняя родственница, её звали Фёкла, она была родственница нашего отца. Так вот, к ней надо было прийти раньше всех, и тогда она давала по 50 копеек, – это было целое состояние.

Возвращались – уже начинало светать, с полными карманами конфет и мелочи.

И у нас существовал ещё один обычай – около многих домов хозяева выносили охапки сена или соломы и поджигали их. И тогда на всех улицах всё озарялось, можно было увидеть сразу много костров, идущих цепочкой по длинной улице, это было необыкновенно красиво. Это называлось – жечь пурину. Так отгоняли злых духов, чтобы они не проникали в дом.

Помню, когда мне было 5 лет, мы с Вовкой собрали больше 8 рублей – сумасшедшие деньги! И мы купили настоящие деревянные шахматы. Тогда же я научился этой игре, нас научил отец, и мы всегда играли с братом на равных.

В этот день в каждом доме готовилась вкусная пища, и ходили в гости. Начинались святки, вечером, когда в углах темнело, взрослым не разрешалось работать. Мы, дети и мама обычно шли в гости к маминой сестре – тёте Марусе. Она нас всегда очень любила, вообще вся её семья отличалась какой-то особенной теплотой, вот уж действительно мы всегда там чувствовали, что мы – родные, родня.

На святки у них в доме собиралось вечером много соседей, начинали играть в лото. Играли на деньги, но по копейке, недорого. Взрослые потом иронизировали об этом – выиграл, проиграл. Но нам, детям, всегда хотелось выиграть, и если получалось, то мы были очень рады. Сосед тёти Маруси, дядя Ваня, когда доставал бочонки из мешочка, то номерам присваивал смешные прозвища, например – 11 – барабанные палочки, 90 – дед, 89 – бабка, 41 – война и мир, а 19 – вообще Константинна горбатая. Это в честь какой-то горбатенькой бабушки.

Домой возвращались поздно, было темно, очень зимне, и меня маленького везли на санках.

Ну, а постарше, иногда мы с мамой ходили вдвоём, и она очень любила смотреть в звёздное небо. На нём мы находили созвездия – Большую и Малую медведицу, Стожары, Кассиопею и другие. Иногда мы видели, как между звёзд медленно проплывает маленькая звёздочка – спутник. Теперь, когда случается в тёмное время смотреть в звёздное небо, я всегда вспоминаю свою маму – она очень любила звёздное небо.

ЧАСТЬ 5. ГОРДЫЙ

Иногда кажется, живя в провинции, что все великие дела, значительные события, вообще жизнь бушует только в крупных городах, развитых странах, высоких слоях общества. Но если мир воспринимаешь глазами ребёнка, то он развивается вместе с тобой, вокруг тебя живут разные люди, со своими судьбами, страстями, событиями, жизнь кажется значительной и наполненной, и она всё усложняется с каждым годом твоей жизни. Ты помнишь, конечно, есть Париж и Нью-Йорк, много разных и удивительных стран. Но всеми своими органами чувств, своим мыслящим мозгом, своей душой ты понимаешь, что настоящая жизнь происходит здесь, происходит сейчас, и она значительнее для тебя, чем все события мира.

Несмотря на неплохую подготовку по арифметике, я очень не любил учить буквы, вообще не хотел учиться читать. И тогда мама и моя сестра придумали для меня – играть в школу. Играть – это совсем другое дело. Теперь я уже ждал этих занятий с нетерпением. Первое слово, которое я собрал из букв, было слово арбуз, правда, с буквой «с».

Первый день в школе помню плохо. Кажется, была линейка, читали стихи, приходили родители, поднимали флаг школы. Я как-то всё-таки не чувствовал значительности этого дня, не осознавал в общем-то, насколько это меняет мою жизнь. Помню только, одеты были как с иголочки, и от этого волновались, и непривычно было стоять на этой первой линейке. В нашей школе, а я поступил в Дубовскую восьмилетнюю школу, было по два класса – А и Б, но полных, учеников по 25—28. Почему Дубовка? Так называлась часть нашего села, в которой я жил. У нас было и своё почтовое отделение – Дубовское. Интересно, что и другие деревни имели у нас красивые названия – Красовка, Лавровка, Поляна…

Народ у нас жил сельский, работящий, уверенный в себе и даже немножко гордый. Позже я узнал, что крестьяне из села Старое Макарово были государевы, т.е. не подчинялись ни одному помещику, может, были только управляющие, и это я думаю, наложило отпечаток на моих земляков. Они были как бы менее угнетёнными.

И ещё вспоминается: мы – совсем маленькие, мне, может быть, 4, а Володе 6 лет. Однажды отец пришёл домой и принёс нам живое чудо. Мы аж задохнулись и боялись дышать. Это был щенок, он был чёрненький и глазки чёрные, он был живой и настоящий. Папа назвал его Гордый. Мы не знали, что нужно с ним делать, как играть, что можно а что нельзя. Помню, мне дали подержать его на руках. Я боялся разжать руки, чтобы не уронить его. Он был наш, мальчиков, и это нас наполняло неизъяснимым счастьем.

Породы он был смешанной – помесь немецкой и восточно-европейской овчарок. Из него вырос большой и красивый пёс, весь чёрного цвета, уши торчком, чёрные глаза светились умом и глубиной. Он был товарищем нашего детства и юности, жил долго, более 15 лет. Впрочем, однажды его жизнь оказалась на волоске. Он только-только вырос, был молод и резв.

В нашем дворе всегда было много животных. Были и козы, которых держали, чтобы получать от них пух. Дело в том, что наш край был центром по производству пуховых платков. Все наши женщины и девочки обязаны были уметь вязать, и всё свободное время никто не болтался, у каждой всегда можно было увидеть в руках вязальные спицы. Платки продавали на рынке и за них многие семьи получали дополнительный доход. У некоторых, как потом и в нашей семье, он становился потом практически основным.

И вот однажды, выйдя во двор, отец увидел, что одна из коз поранена, подрана, в крови. Долго искать не пришлось, стало ясно, что виноват в этом наш красавец пёс. Не помню точно откуда, мой отец не был охотником, но в руках его появилось ружьё. Козы приносят прибыль, судьба нашего пса была решена. И тут мой брат Вовка громко заплакал, сердце отца дрогнуло, да и мама заступилась. В общем, пса оставили жить. И не прогадали. Не было более верного служаки, чем этот пёс в нашей семье.

Пес вырос, поумнел и своих животных больше не трогал. Стоило курице забраться не туда, он начинал лаять визгливо, но стоило в дверь постучать чужаку, лай становился грозным, и мы возвращались из сада.

Как-то раз ранним утром по срочным делам к нам пришел дядя Саша, муж нашей тети Маруси. Гордый был не привязан. Дядя Саша его гладил и повторял: «Гордый, Гордый». Пес дружелюбно вилял хвостом, но стоило гостю протянуть руку к щеколде на калитке, чтобы войти и разбудить мою маму, пес вставал за задние лапы и начинал рычать. Дяде Саше так и пришлось ждать, когда мама сама проснется и впустит его.

А еще помню, приходили пастухи и просили продать им Гордого, чтобы он помогал им пасти то ли коров, то ли овец. 100 рублей предлагали, тогда это были хорошие деньги. Но отец не продал. К тому времени он и сам полюбил нашего пса. Если Гордый был спущен с цепи, ночью он был страшен, большой, чёрный, люди боялись его и даже обходили по соседней улице.

ЧАСТЬ 6. ШКОЛА

– И всё-таки наступило время, когда я начал учиться в школе, в 1 классе. Моя первая учительница – Новокщёнова Анна Митрофановна. Она в то время была уже не молода, но достаточно энергична. Она жила на моей улице, и как потом оказалось, мы были где-то даже соседями, но мне в том возрасте казалось, что она живёт далеко, хотя это было через пять домов от нашего. За время младших классов мне вспоминаются два эпизода.

Первый – на уроках пения разучивали песню «Оренбургский пуховый платок». Почему именно в пользу этой песни Анна Митрофановна сделала выбор, до сих пор теряюсь в догадках. Но нам нравилось петь. И когда фальшивить стали меньше, песня зазвучала красивее.

Успеваемость у меня было неплохой, но вот с чистописанием возникали проблемы. И тогда сестра Наташа взяла на «буксир». Час, а может и два, я с большим старанием выводил буквы. Получался почти каллиграфический почерк. Аж самому понравилось. И вот я на всех парах несусь в школу. В голове крутится мысль, что теперь-то по русскому языку у меня будут хорошие отметки.

Анна Митрофановна долго смотрела в мою тетрадь. Потом позвала к себе нашу отличницу Олечку Трунову. Оля была отличница, очень красивая девочка со смуглыми чертами лица, всегда очень собранная, в красиво подогнанной одежде. У меня всегда было особое отношение к ней, мы конкурировали в учёбе, она жила тоже на нашей улице. И если сказать честно, на протяжении 10 лет нашей совместной учёбы она мне очень нравилась. Да и у неё ко мне было какое-то особое, уважительное отношение, я это чувствовал.

– Как думаешь, это он написал? – спросила учительница Олю.

– Думаю, нет, – с честными глазами ответила она. То ли она старалась угодить нашей учительнице, то ли действительно так считала…

Как же так! Я так старался! Обиделся. И на Анну Митрофановну, и на Олю. И, не став спорить, молча ушел на свое место. Но после этого случая писать и вправду стал красиво. Все чаще в тетрадках появлялись пятерки. Я очень долго почему-то помнил этот эпизод. А в остальном мне нравилось ходить в свой класс. Ребята там были разные, но все они казались мне хорошими. Я думаю, у всех было такое – же ощущение.

Наверно, так рождается чувство сверстников, одноклассников, чувство, которое порой сохраняется на протяжении всей жизни. Это как землячество. Бывает, если кто-то из класса поднимется высоко в жизни, то и подтягивает за собой других, доверяя им более, чем просто людям из окружающего мира.

Мне вспоминается ещё один мальчишка – Игорь Ширинкин, а по уличному – Пашанин. Он был самым сильным мальчиком в нашем классе. У мальчишек ведь обязательно надо перемериться силами, и выстроить иерархию – от первого до последнего. Он жил на 3-ем порядке (кажется, ул. Пионерская). И все мальчишки, которые там жили, были более сильные, крепкие, драчуны, и как у нас говорили – шпана. Но там же жила моя бабушка – бабуня. А поскольку я бывал там часто, то все эти пацаны – бандиты были и мои друзья. Помню, мы уходили за огороды, к оврагу, по ручью. В низине было влажно, росли какие-то огромные травы. Одна из них – чёрный паслён, мы называли его бзнюка, вырастала до 1,5 метров и давала огромную россыпь чёрных спелых ягод. Мы уплетали их за обе щёки, и всем хватало вдоволь.

Так вот, уединившись от взрослых, мы начинали играть в карты на деньги – в очко, в тёмную и какие-то игры ещё, не помню, кажется в секу. Денег у нас были медячки. Всё это казалось мне очень неприличным, но азарт затягивал, и играть нравилось. То ли это передавалось нам от этих святочных игр взрослых? Помню, как-то я проиграл все свои деньги. Игорь увидел, что я повесил нос. И тогда он отдал мне свои деньги, почти все, чтобы я мог играть, и не в долг, а просто так. Он был лидер в силе, а я в учёбе, мы уважали друг друга, и Игорёк даже старался мне всегда покровительствовать.