Оскал фортуны

Оскал фортуны
Юрий Иванович

Миры ДоставкиОскал фортуны #1
Империя Сангремар жила своей обычной, можно сказать, будничной жизнью. Завоевывала соседние государства, уничтожала королей и угоняла в рабство их подданных. Все шло своим чередом, пока на планету, где творились эти безобразия, в буквальном смысле не свалился Виктор Палцени – галактический турист и баловень Фортуны. Воспитанный в уютном мире высокоразвитой цивилизации, Виктор не верит в магию, презирает тиранов и ненавидит рабство. Он готов, не щадя сил, сражаться с несправедливостью. Есть только одна проблема – в мире, погрязшем в средневековой дикости, улыбка Фортуны порой напоминает зловещий оскал…

Юрий Иванович

Оскал фортуны

© Иванович Ю., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Пролог

При торможении спасательной капсулы вжало в сиденье так, что у человека потемнело в глазах, а из носа побежала кровь. Но самый страшный удар по атмосфере капсула выдержала. Через две минуты она раскалилась до серебристого цвета и, разорвавшись на две половинки, улетела, догорая, в стороны. Зато теперь из ранца выскочило длинное полотнище тормозного парашюта, а в лёгкие, даже сквозь маску шлема, ворвался морозный, но от этого словно пропитанный свежим хвойным ароматом воздух. Погасив излишнюю скорость, трепещущая ткань отстрелилась, раскрылся купол основного парашюта, и с той самой минуты человек стал оглядываться по сторонам со всем возможным в его положении вниманием. При этом мысли у него в голове крутились самые что ни на есть оптимистические:

«Ха-ха! Жив, протуберанец мне в парус! И целёхонек! Вот повезло, так повезло! Недаром я всю жизнь хвастался, что удача ходит за мной по пятам. Вон, какую планетку подбросила: даже море видно! А внизу вообще красотища: белые горы и зелёные снега. О! А это кто? – Человек недоумённым взглядом проводил огромный парашют, который вместе с вместительным контейнером сносило прямо к заснеженному хребту. – Ха! Так ведь это же мой аварийный запас! Как здорово, что он мне не понадобится. Хотя, с другой стороны, пожить на такой девственной планете хоть один-единственный денёчек всегда мечтал. Но разве эти спасатели дадут поиграть в Робинзона? Они за такими, как я, и в чёрную дыру готовы помчаться, лишь бы премию получить. С одной стороны, хорошо, у меня ни одного дня отпуска не пропадёт, но с другой стороны – никакой романтики. Или, может, попытаться от них спрятаться? А потом сказать, что заблудился? Хм! А ведь интересная мысль!..»

Чем ниже спускался потерпевший кораблекрушение человек, тем глубже казались тени среди горных вершин. И тем быстрей зелёные деревья превращались в невиданных, исполинских великанов.

Глава первая

Огонь на себя

«Книги врут! Будь прокляты все эти драные писаки! Всю жизнь только и читаешь: знание – сила! В будущем – все умные! Герой из будущего, находясь в дикой стране, – всегда победитель! Все его слушаются и восторгаются мудрыми поступками! Тьфу ты! Абсурд какой! Этих бы писателей, да на моё место! Всё! Хватит! Лучше уж издохнуть, чем безмолвно копаться в этой мерзкой пыли!» – Виктор с отвращением отбросил от себя тяжёлую и несуразную мотыгу и решительным шагом отправился к ближайшему надсмотрщику. Тот его сразу заметил. Двинулся навстречу, одновременно замахиваясь плёткой.

– Работать! Быстро! – Уж эти-то слова из жуткой речи местных рабовладельцев пленник понимал. Да с трудом мог вымолвить несколько слов сам:

– Хозяин! Мне нужен хозяин!

Целый месяц он ждал встречи с кем угодно из правящей верхушки. Вполне резонно рассчитывая, что и без знания языка он сможет восхитить своими несомненными познаниями любого мало-мальски грамотного человека. Но с первого дня никого, кроме жестоких и тупых надсмотрщиков, видеть не доводилось. А при попытках найти общий язык с себе подобными Виктор наталкивался на неприкрытые враждебные взгляды. Чужака отторгали все: и охрана, и ему подобные. С момента доставки на эту плантацию Виктора каждый вечер вталкивали в мрачное здание каменного барака. Запирая там с такими же обездоленными, измождёнными, как он, рабами. Рабами, не имеющими права и слова сказать в свою защиту, лишь изредка скотским мычанием показывающими своё недовольство. Мало того, большинство несчастных говорило на других языках, что добавляло большей трудности как во взаимопонимании, так и в общении с охраной.

Утром огромные, без единой щели ворота барака открывались со страшным скрипом. Рабов выгоняли пинками и древками копий под начинающее светлеть небо, строили в шеренгу, выдавали по полбуханки серого хлеба и заставляли бежать к очередному полю. Надсмотрщики скакали на лошадях. Мотыги и прочий инструмент везли сзади на телеге. Каждому или нескольким рабам ставилась задача жестами и плётками, и начинался адский день работы. Когда солнце достигало зенита, рабы сбегались к телеге, привёзшей воду и обед. Полтора литра жидкой, неприятно пахнущей тёплой баланды и очередные полбуханки. На этом разнообразие дневного меню и заканчивалось. Да ещё всю ночь можно было пить воду. Она непрекращающейся струёй стекала из трубы в одном из углов барака и сливалась в отхожее место, расположенное под ней. Хочешь – пей, хочешь – душ принимай, хочешь – смывай нечистоты в три узкие дырки между каменных плит пола. Но в полнейшей, непроглядной темноте. Ориентируясь только на звук и на ощупь. Электричеством здесь и не пахло.

Именно по воде и примитивно действующей канализации Виктор и предположил, что цивилизация на этой планете кое-какая, но существует. Труба, правда, была свинцовая, но без инженерной мысли провести воду издалека вряд ли возможно. А ведь рядом с бараком не было ни гор, ни высоких холмов, откуда вода смогла бы поступать самотёком. Лишь бескрайние поля, перемежающиеся невысокими посадками деревьев да несколькими каналами для орошения.

А вот далеко на севере простиралась тёмная гряда гор. Видимо, там его и пленили, оглушили и с пыльным мешком на голове доставили на эту гиблую плантацию. В первые дни он надеялся на предстоящий выходной. Наивно предполагая, что рабам положен отдых в конце недели. Но весь отдых вылился через три дня в пошлую смену команды надсмотрщиков. Да смену тусклых, пропылённых мундиров на более яркие. От чего стало только хуже. Ибо старые садисты измотались вконец и уже не так резво размахивали плётками. Да и выглядели они более покладистыми. А вот новые злились как звери. Очевидно, работа на этой плантации считалась для них наказанием. Среди них тоже не нашлось ни одного человека, заинтересовавшегося рисунками и цифрами, которые Виктор спешно пытался нарисовать на земле чуть ли не пальцами. Тут же раздавался грозный рык, свистели кожаные концы плётки, и спину умничающего «художника» украшала новая красная полоска. Прикрываться было нечем, каждого раба украшала лишь набедренная повязка.

Даже с командиром новой стражи не удавалось сблизиться на короткое расстояние. Высокий и угловато-нескладный офицер за последние недели только и показался пару раз в пределах видимости, проводя всё остальное время в недалеко расположенном крестьянском доме.

Тогда Виктор решил дождаться кого-то из хозяев здешней жизни. На худой конец управляющего, агронома или просто бригадира. Оказалось, и таковых здесь не бывает. Работы распределялись самими надсмотрщиками, очевидно выросшими на здешних угодьях и не сомневающимися в своих познаниях агрикультуры.

А условия ухудшались с каждым днём. Работать заставляли в изматывающем темпе. Так, словно начиналась уборочная страда. Хотя, по мнению даже дилетанта, она закончилась только недавно. При таком физическом напряжении от истощения не спасала даже добавка в виде сухой круглой лепёшки. Этот весьма вкусный и питательный продукт получал каждый раб перед входом в барак поздним вечером.

Количество отупевших людей почти не менялось. За весь месяц после его прибытия доставили лишь пятерых. Трёх женщин и двух мужчин. Насколько он понял по остающимся иногда неподвижно с утра телам, четверо за то же время распростились с жизнью. То ли от скотских условий, то ли от не менее скотского отношения сожителей по бараку. Ведь то, что творилось ночью, из-за одних только звуков вызывало омерзение. А в последнюю неделю шестеро особо свирепых и сильных рабов сформировали своё внутреннее государство. Они пользовались одним языком и действовали сообща. Сразу же после закрытия ворот они насильно отбирали лепёшки у товарищей по несчастью, а тех, кто успевал проглотить хоть небольшую часть, жестоко избивали. Досталось весьма крепко и Виктору. Он даже сопротивляться не стал. Хоть каждого по отдельности мог и убить, потому что знал вполне достаточное количество приёмов защиты и нападения. Но с группой одному не справиться. В следующие вечера лепёшка отдавалась безропотно. Да и не только Виктором. А уж на тех несчастных созданий женского пола, которыми шестеро ублюдков забавлялись ночью, вообще стало страшно смотреть.

Оставалось только одно: любыми средствами добраться до хозяев здешних земель. И доказать им свою незаменимость. Или… умереть!

Умирать не хотелось. Но и страха не было. Злость только! Очень сильная злость и ярость!

И когда плётка надсмотрщика опустилась ему на голову и стала подниматься для следующего удара, Виктор ударил сам. Со всей силы. Ногой. Прямо в живот более крупного, чем он, мужчины. Дыхание у того сбилось, но несомненная выучка сказалась. Чуть ли не падая от недостатка воздуха, он моментально выхватил меч. И стал вяло, с трудом отмахиваться от наступающего на него раба. Отходя сильно вправо. Чем и отвлёк взбунтовавшегося Виктора от своего товарища. А тот очень тихо, но быстро подбежал сзади и обрушил на глупую голову весьма внушительную дубинку. Виктор с рёвом повернулся и даже успел нанести сильный хук справа в челюсть нового противника. Но и только. Опять-таки по голове, получив ещё один удар сзади. Плоской стороной меча.

А дальше его стали бить. Очень долго. Чем попало. В затуманенном сознании только и проскользнуло: все прибежали! Данное воинское подразделение, по всей видимости, сформировалось давно, и поэтому каждый из них страшно возмутился дерзким поведением раба, его попыткой нанести увечья их боевым побратимам. Скорей всего именно это его и спасло: желающих попинать ногами стало так много, что они мешали друг другу. И тратили силы и злость на то, чтобы подобраться к жертве. Надсмотрщиков разогнал по местам лишь грозный окрик их командира, который по невероятной случайности оказался в данный момент именно на этом участке полевых работ.

Истерзанное побоями тело, в назидание другим, оставили в окровавленной пыли. И очнулся Виктор только вечером, когда его швырнули на телегу с инструментами. Тогда-то он и зашевелился от захлестнувшей волны боли. Чем весьма удивил всех. Но в барак его всё-таки занесли и закрыли, как всегда. Вполне справедливо не дав лепёшку. Но её никто и не требовал. Соседи по бараку решили, что Виктору осталась пара часов жизни. И даже воды ему не принесли…

А утром пришла расплата! Нет, не для надсмотрщиков. А для тех, кто за месяц так и не смог найти общий язык между себе подобных. Тех, кто не желал хоть чем-то помочь своему ближнему. Для рабов!

Ворота открыли на час позже. Но не надсмотрщики. Те скопом стояли возле своей небольшой казармы, во главе со своим насупившимся высокорослым офицером, и выглядели безучастными зрителями. Командовали построением рабов люди, укутанные в кожаные доспехи. Они сильно выделялись весьма мощной статью, резким гортанным выговором и непереносимым даже для рабов кисло-затхлым запахом. Да ещё и особенными шлемами: островерхими и со свисающими с них на спину чуть ли не до пояса пышными султанами какой-то травы.

С хозяйской последовательностью они осмотрели всех рабов, рассортировали по группам и наложили на руки каждого некое подобие наручников. Но не стальные, а из весьма прочного, цвета спелой вишни дерева. Каждую группу соединили длинным канатом, продетым сквозь наручники. И только после этого выдали, как обычно, полбуханки хлеба.

Виктор всё это время так и просидел в бараке, возле самых ворот, и сквозь щёлочки распухших глаз разглядывая происходящее во дворе. С самого начала и его пытались поднять ногами, пиками копий, плётками и даже руками. Но, рассмотрев запёкшуюся кровь по всему телу и болтающиеся, словно у куклы, конечности, оставили в покое. Один из «вонючих», как мысленно окрестил их для себя Виктор, гаркнул что-то укоризненное в сторону надсмотрщиков. Но те в ответ только безразлично пожали плечами. А как Виктор страстно хотел уйти из этого барака! Пусть даже с «вонючими»! Лишь бы вырваться из этого пекла!

Но не мог вымолвить единого слова. Не мог сделать просительного жеста. А ссохшееся горло не могло исторгнуть даже хрипа. Пришло жуткое осознание, что умирать он будет здесь. Разум затмило горькое осознание, что удача окончательно отвернулась от избитого раба, не давая ему и тысячной доли шанса на выживание.

И как ни странно, но в тот момент, когда колонны рабов тронулись, группами привязанные к лошадям, некоторые несчастные оглянулись и посмотрели на Виктора со звериной ненавистью, злостью и… завистью. От этих взглядов что-то в его груди оборвалось, в сознании лопнула некая струна предвидения, и он… вздохнул с облегчением. В каком-то призрачном сиянии ему вдруг привиделось прекрасное лицо выдуманной фортуны, на котором вместо улыбки кривился жуткий оскал: «Ты ещё поживёшь!..»

И уже без удивления наблюдал, как заметались воины-надсмотрщики, собирая свои пожитки и приторачивая свёртки, сумы, баулы на спину основных и пристяжных лошадей. Как они все до единого радостно вскочили в сёдла и понеслись в другую сторону: к горам. Никого не оставив возле барака и совершенно позабыв про умирающего раба.

Какое-то время Виктор мысленно смеялся над предоставленной ему полной свободой. Но поднявшееся солнце наползло жгучими лучами на его измочаленное побоями тело и моментально вскипятило отбитые внутренности. Согласия умирать на такой жаре у него не возникло. Скорей появились возражения: попробовал переползти в тень. Но даже на четвереньки встать не удалось. Тогда он просто стал перекатываться с боку на бок. И через какое-то время услышал шум воды. И дальше продолжил катиться на этот звук. Все его бросили! Но свинцовую трубу не забрали! Бегущая из неё прохладная вода могла подарить надежду или хотя бы более лёгкий конец.

Его нашли только на следующий день. Постоянно живущие в этих местах крестьяне вернулись на свои поля с семьями, пожитками и нехитрым скарбом. И принялись наводить порядок в помещении, которое они два года опять будут использовать для вполне естественных сельскохозяйственных нужд. Хотели просто закопать найденное посреди сарая тело, так и не добравшееся до воды. Уже и в яму, для этого наспех вырытую, столкнуть собрались, но одна из женщин на всякий случай приложила ухо к груди и с удивлением воскликнула:

– Да ведь он живой!

Неделю Виктор пробыл в тяжёлом, бессознательном состоянии. Ещё неделя прошла в титанических усилиях вначале вспомнить, а затем и осознать всё с ним происшедшее. Осознать себя как личность и привести вернувшиеся воспоминания, здоровые мысли к приемлемой, синхронизированной норме.

В начале третьей недели он смог говорить. И первое, что ему удалось втолковать постоянно за ним присматривающим детям, что он хочет понять местный язык. Для мальчика лет восьми и девочки лет десяти стать учителями не составило особого труда. И они наперебой стали учить чудом избежавшего смерти человека всему, что знали сами. Утром и вечером появлялись взрослые. Осматривали заживающие раны на теле Виктора, удовлетворённо кивали головами и поощрительно улыбались. Не прислушиваясь к словам больного и игнорируя его попытки с ними поговорить, проверяя своё знание языка. И только когда Виктор смог выходить на двор к концу первого месяца своего лечения, он понял, почему взрослые не особо им интересовались. Они работали почти так же тяжело, как и рабы. Целыми днями. Но зато считались свободными. Да и одевались, питались несравненно лучше.

Но! Вся их жизнь, за редким исключением, – только труд, работа в поте лица и никакой особой радости. А уж тем более развлечений.

И Виктор возблагодарил небо за бесхитростную доброту этих крестьян. За то, что они его выходили, выкормили и не дали умереть.

Ещё через две недели он уже пытался помогать по хозяйству по мере своих возможностей. Что было встречено весьма благосклонно. И каждую секунду старался находиться хоть с кем-то рядом. В первую очередь из-за общения и обучения языку. Очень скоро знания детей, его постоянных спутников и опекунов, истощились, и он стал сопровождать взрослых. Крутился на кухне, помогал при мелких починках. Чуть позже стал сопровождать в поле и там оказывать посильную помощь. К сожалению, кость на правой руке после перелома срослась неправильно, и он мог ею орудовать только в треть прежних возможностей. С трудом удерживая даже уголёк, употребляемый для собственных записей. Очень удивился, когда узнал, что письменность как таковая отсутствует почти полностью. Лишь в городах имелись предметы, напоминающие не то книги, не то цветные картинки. Счёт велся ладонями, а для того, чтобы изобразить число «двадцать», рисовали кружок, внутри точки – глаза, точку – нос и чёрточку – рот. Что обозначало – человек, у которого в сумме двадцать пальцев. Число «сто» обозначалось пятью несуразными рожицами.

Но и без записей местной грамоты Виктор обучался неимоверно быстро. И к концу третьего месяца понял очень многое. И самое главное: что он свободен! После страшного и жестокого месяца рабства он волен распоряжаться собой как хочет! Хоть и за питание здесь тоже положено расплачиваться. А про рабов он услышал страшную и постыдную правду.

Королевство, в котором они находятся, платит дань другому, очень сильному и воинственному государству. Раз в два года «вонючие» воины, зовущие себя не иначе как Львы Пустыни, приходят огромными караванами и собирают полагающиеся налоги. В том числе и обязательное количество рабов. И уводят живой налог за собой. В свою империю, которая зовётся Сангремар. И ни один раб никогда оттуда не вернулся. Поэтому уже многие годы здешний король практикует передачу этих самых рабов с территории сельскохозяйственных угодий, расположенных наиболее близко к морскому побережью. Но не отдаёт местных жителей, а вылавливает заранее в пограничных зонах, в дальних горах и диких лесах беглых преступников, врагов короны и прочих, кто только попадётся под руку. Новых рабов на месяц размещают в таких пунктах, как этот, и ждут сборщиков податей. Крестьяне же в этот момент устраивают себе долгожданный отпуск. Едут в города, продают и покупают товары, а то и просто посещают родственников. А приготовленных для дани рабов охраняют военизированные подразделения ополчения или королевское войско. По мнению короля, лучше уж наловить и отдать чужих людей вкупе с преступниками, чем обескровливать собственный народ. Львы Пустыни никогда не перебирали живым товаром. Лишь бы сходилось количество, которое они получали от королевства. Им было всё равно: женщины это или мужчины. Лишь бы не дети. Даже подозрительно молодых они почему-то отвергали. Львы Пустыни обращались с рабами очень хорошо. Сравнительно! Несчастных хорошо кормили: так же, как самих себя. Не утомляли напрасными побоями. Оказывали медицинскую помощь в пути. В каждой связке рабов шли подобранные по полу и силе люди. И если самая слабая связка отставала, то её передавали тем сборщикам налогов, которые двигались сзади по побережью. Случаев побега никто не помнил. Случаев смерти практически тоже не было. Вот только никто не знал самой страшной тайны: что случалось с рабами, когда они достигали сердца империи Сангремар. Досужие вымыслы и страшные догадки постоянно будоражили всех обитателей королевства, но истинной правды никто не ведал.

Но самое главное, при существующей замене рабов все оставались довольны. И горожане с крестьянами, и король, и «вонючие» завоеватели.

Осознав политическую обстановку, Виктор непроизвольно проникся симпатией к неизвестному королю. И пересмотрел свои планы, по которым он хотел вначале надолго закрепиться в близлежащем городе. После взвешенных рассуждений принял решение пробиваться сразу к первому человеку в государстве. Как это сделать – не мог и представить, но на месте что-нибудь всегда можно придумать. Главное – добраться в столицу.