Лучник. Терра. Возвращение. Книга седьмая

– Сегодня Гефест не примет вас. – Никак, у Гефеста появился молотобоец? – Нет его в кузнице. Еще до рассвета ушел в горы за кровью кумпа.

– Кумпы не живут в горах. – Грецербер весьма удивился, – а это откуда он может знать.

– Не живут. – Охотно согласился молотобоец. – Кровь кумпа оставалась у Сварожича.

К этому тоже нельзя привыкнуть: при каждом воспоминании о крови шерсть кумпа вздыбливалась, и начинала сыпать искрами.

– Когда Гефест обещался вернуться?

– Как вернется – так и вернется. Давненько они со Сварожичем не встречались за чарой доброго вина.

– Мы придем завтра. – Решил Грецербер, но кумп рассудил по-иному:

– Я знаю, где Сварожич живет.

Мало знать, надо еще и запомнить. Промотались они в поисках кузницы Сварожича аж до самого заката.

– Гефест уже ушел, наверное? – Но их сомнения укротило нестройное громкое пение. На три голоса.

– И Симаргл тут. – Кумп уверенно пошел на голоса.

Не было, однако, там Симаргла. Зато, шеи Грецербера неучтиво коснулось острие меча.

– Чужие здесь не ходят.

Теперь в один голос песня пошла.

– Пропусти их, Симаргл. Они – ко мне. – И понови песня на два голоса грянула.

– Ты уверен, Гефест? – Симаргл все еще держал острие у шеи Грецербера.

– Ну, – Неуверенно покачиваясь на нетвердых ногах, поднялся Гефест. – Лучника я вижу впервые, а кумп мне хорошо знаком. – Значит, освободил тебя Меч?

– Освободил, но больше нет во мне крови.

– Знаю, – потому я и здесь. Но не смог меня Сварожич порадовать, – всю кровь на меч-Кладенец потратил. Придется вам меч-Кладенец на Земле искать.

– А мой не подойдет? – Симаргл, наконец, отвел меч от шеи и на ладони выложил.

– Выдюжит ли он в новой рати? – С сомнением глянул на него Гефест. – Но и выхода нет. Драконы-то мне крови дали, а крови кумпа нет.

– А чем мой меч хуже меча-Кладенца? – Обиделся Симаргл. – Только тем, что крови кумпа в нем нет?

– Найду я вам кровь кумпов. – Кумп забыл, что на спине всадник сидит, высоко подпрыгнул, и исчез в вечернем тумане.

***

Ох, и долгим показалось Грецерберу его падение. До того долгим, что взор сплошь радугами забило.

И не менее долгим было возвращение в действительность. А она оказалась не менее фантастичной. Боль в руке еще чувствовалась, но сожженная рука… вернулась на место. И пусть, еще не шевелились пальцы …. Нет, одним пальцем Грецербер смог шевельнуть, и, охваченный радостью, ….

Удар головой о жесткую крышу окончательно вернул его в действительность. Хотя и сон был не менее реален. Впрочем, пытаясь осмыслить его, Грецербер нашел существенное несоответствие. Там он был… Лучником.

Стало быть, то был сон, хотя и не понятно, как такой сон мог родиться в его голове?

Он и не мог родиться, и не готов Грецербер становиться Лучником.

«Хлопотно это».

Чужим голосом было сказано, и не снаружи, а изнутри, из самой головы.

Значит, ….

«И рука… чужая…». Не его рука.

Нет, рука – его, но тело?

Тело Грецербер не решился ощупывать, зато ощупал… то, что мог ощупать.

Ни одну из многочисленных радуг он поймать не смог. Они легко проскальзывали сквозь руку, и…

шаловливо грозили пальчиками.

Грозили пальчиками, но успокаивали, и уже то, что вернулась рука, укрепляло веру в будущее.

Зачем-то он попытался сдвинуть крышу, но одна из радуг больно куснула за палец, – и Грецербер снова… оказался на Венере.

Он не услышал, когда открылась крышка, и погасли радуги.

Его никто не будил, и никто не торопил, пока он долго и недоверчиво изучал полностью восстановленную руку, пока сидел в ящике, изучая окружающее его пространство.

Джинджи появились рядом, когда Грецербер покинул удивительную лечебницу.

– Есть просьбы? – Главный джинджи оказался несколько иным, нежели показался Грецерберу прежде.

– Когда мы отправимся к Кристаллу? – И Грецербер рассказал джинджи о своем сне.

– Да, это – Кристалл Истины. – Согласился Главный джинджи. – Значит, Лучник возвращается.

– Куда? – Спросили одновременно Грецербер и Карачун. А Грецербер добавил:

– Извините, а вас как зовут?

– Велес. – Первым ответил Карачун. – Учитель, Лучник возвращается сюда?

– Сюда он уже не вернется, или вернется много позже.

– А я? – Карачуну было, отчего расстроиться, а Велес только подпитал его обиду: