Тайный вояж

– Школу —это хорошо, – кивнул головой Иван. – Грамоте обучится да к какому делу потянется…

Они ещё поговорили немного о жизни, вспомнили былое, после чего казаки засобирались в дорогу. Простившись с гостеприимными хозяевами, путники продолжили свой путь.

К вечеру они проехали ещё вёрст тридцать. Дальше холмистая местность с лугами и берёзовыми рощами перешла в небольшие, в некоторых местах скалистые горы, которые прижимались кое-где к самой Катуни, оставляя лишь небольшую тропу для проезда. На другом берегу реки, чуть поодаль, как форпост в горное царство, одиноко возвышалась гора Бабырган. Здесь и решили заночевать, подыскав удобное место на берегу. Последние лучи уходящего за горизонт солнца золотисто-багряным светом заиграли в быстрых водах Катуни. Фёдор, стараясь воспользоваться этим временем, поторопился засветло отметить на бумаге пройденный казаками путь. Достав письменные принадлежности, он зарисовывал местность, где ясно проглядывалась река с подступающими к ней кустарниками и берёзовыми рощами, спрятавшуюся неподалёку от берега заимку Семёна Казанцева, холмы и одиноко стоящую гору Бабырган.

– Зря ты здесь заимку намалевал, – заглядывая через плечо Фёдора и узнав на бумаге жилище своего товарища, произнёс Ефим. – Не нужно её показывать, пока Сенат не дал разрешения поселяться в этих местах. Так оно для Ивана спокойнее будет.

Фёдор понимающе кивнул головой и поспешил исправить эту оплошность.

– Ну, всё, готово! – облегчённо вздохнул он, отметив напоследок полянку, на которой расположился отряд…

Но вот солнце, блеснув краем багрового диска, скатилось за горизонт, и тень сумерек, погасив окружающие краски мира, серой пеленой накрыла всю округу. Пламя костра, разрезая сгущавшуюся темноту, яркими бликами заиграло на лицах казаков, рассевшихся вокруг огня в ожидании ужина.

– Вёрст шестьдесят за сегодня прошли, – накладывая пахнущую дымком кашу, заметил Фёдор. – Если и далее так пойдёт, думаю, не дале как через неделю будем в улусе у Емзынака.

Емзынак, выслушав перевод Тархана, ухмыльнулся и укоризненно покачал головой:

– Не ходил ты, видать, в горах, парень. Сегодня что? Прогулка. Дней в пятнадцать бы управиться.

Казаки согласно закивали головами.

– Верно говоришь, Емзынак, – по горам быстро не побежишь, – ответил за всех Ефим.

На следующий день встали рано утром, едва только первые лучи солнца коснулись поляны. Наскоро позавтракав пирогами, которые сунула в дорогу Анисья, казаки отправились в путь. Незаметно выросли скалистые горы, прижимая путников ближе к реке, Катунь тоже изменила свой нрав и цвет, превратившись в бирюзовую бурную, кое-где с порогами и каменистыми островами, реку.

День был не такой жаркий, как вчера, к тому же близость воды и соснового леса по берегу реки создавали освежающую прохладу.

– Емзынак, – обратился через Тархана Кузьма, – как ты думаешь, далеко ли маньчжуры? Нужно бы осторожно проведать место, куда они отошли.

– Люди из соседних улусов говорили, что видели большие отряды военных недалеко от перевала Дьял-Менку[7 - Дьял-Менку – Семинский перевал на Чуйском тракте.] – на правом берегу реки Семы.

– Сможешь провести нас туда?

– Конечно!.. Нам нужно найти подходящее место для переправы через Катунь и продвигаться вверх.

Путь берегом реки оказался не слишком утомительным: только изредка дорога преграждалась небольшими перевалами да узкими речушками. К вечеру казаки дошли до устья Семы и стали высматривать подходящее место для переправы. Пройдя версты три вверх, они облюбовали место, где русло Катуни немного расширялось, вследствие чего течение здесь было не таким быстрым. Только у другого берега виднелись небольшие валуны, за которыми бушевала и пенилась вода. Убедившись, что лучшего места для переправы им не найти, они расседлали лошадей и раскинули лагерь.

День клонился к закату, и казаки спешно приступили к строительству средств переправы, благо вокруг не было недостатка в строительном материале. Нарубив тоненьких сосёнок, они плотно связали их верёвкой, изготовив таким образом два прочных плота. Работу заканчивали при свете костра, разожжённого на берегу. Здесь же и заснули, согреваемые теплом ещё не догоревшего хвороста.

Предстоящие хлопоты заставили путников подняться, едва только стало светать. Илья Петров уже развёл огонь, над которым попыхивал котелок с крупой и порезанным на кусочки вяленым мясом; рядом из большого медного чайника доносился аромат листьев смородины и малины, смешанный с запахом душистых трав.

– Давайте к столу, господа! – крикнул он только что проснувшимся зевающим товарищам. Продрогшие казаки кружком расселись вокруг костра.

– Хорошо-то как – чаёк горяченький, – прихлёбывая настой душистых трав, бросил Степан Соколов, вздрагивая от каждого глотка своими могучими плечами.

Подкрепившись и упаковав вещи, казаки стали готовиться к переправе: спустили на воду оба плота, подготовили длинные шесты и что-то наподобие вёсел. На один из плотов сложили всю поклажу; Тархан с братом и Илья вскочили на него и, оттолкнувшись, направились к противоположному берегу. Вторая группа отправилась следом за ними. Лошади, освобождённые от поклажи, гуськом последовали за хозяевами.

Зная характер горных рек, Емзынак, ловко отталкиваясь шестом, проскочил валун выше по реке, и плот, подхваченный быстрым в этом месте течением, выскочил на прибрежную гальку. Следом за ними вышли отряхивающиеся от воды лошади.

Вторая партия, не имея опыта переправы через быстрые реки, замешкалась на середине реки, упустив драгоценное время. Видя, что плот сносит ниже валуна, где течение с рёвом устремлялось в сторону порогов, они отчаянно пытались выправить направление на единственно правильный путь – обойти выше каменной глыбы и причалить к берегу, как это сделали первые.

– Давай, мужики, навались! – кричал Кузьма, отчаянно работая веслом.

– Ещё маленько поднажми! – упираясь шестом, приободрял товарищей Степан.

Ниже же по течению пристать к берегу не было никакой возможности: невысокий скалистый берег тянулся далеко вниз, да к тому же саженей в пятидесяти реку перекрывали острые камни порога, грозящие разбить в щепки любое средство переправы.

И так, изо всех сил борясь с усилившимся в этом месте течением, казаки сумели отвоевать несколько саженей вверх по реке. Валун не казался уже таким маленьким и безобидным, как виделось с того берега. Бурный поток подхватил плот и, повернув несколько раз вокруг своей оси, с силой выбросил его переднюю часть на гладкую поверхность валуна в пяти-семи саженях от берега. Казаки вцепились в брёвна плота и оказались по пояс в воде пенящегося потока, омывающего с двух сторон валун.

– Сейчас вам верёвку кинем, после чего спускайтесь – здесь не так глубоко, – прокричал с берега Тархан. Емзынак смотал кольцом верёвку и ловко бросил конец прямо в руки Степану, а другой – привязал к лошади.

– Я плавать не умею! – закричал Фёдор, глядя на стремительный поток воды.

Степан, подхватив его под мышку, а другой рукой держа верёвку, прыгнул в бурлящую стремнину. Кузьма с Ефимом, ухватившись за конец, последовали за ними. Плот, освобождённый от тяжести груза, соскочил с валуна и стремительно помчался по реке; через мгновение послышался треск ломаемых о камни порога брёвен.

Емзынак повёл лошадь от берега и чуть вверх по течению, так что спасаемые шли к берегу немного наискось – это не давало потоку сбить их с ног и унести вслед за плотом. Глубина здесь хотя и доходила до груди, но сила течения постоянно окатывала их с головой, заставляя каждый раз глубоко набирать воздух.

Оказавшись на берегу, все четверо с облегчением вздохнули.

– Ой, Господи, – стуча зубами, не верящим взглядом окинул Фёдор бурлящий поток. – Не думал, что живым до берега доберусь.

– Эх, а я бы сейчас баньке обрадовался! – вздрагивая от холода, мечтательно произнёс Ефим.

– Да-а, наши сегодня в крепости, наверное, уже затопили. Суббота – банный день, – подхватил Кузьма.

– А давайте, я вам здесь баньку излажу?! – сочувственно глядя на промокших товарищей, предложил Илья. – Всё одно и одежду просушить надо, куда идти не обсохнувши.

Казаки недоверчиво посмотрели на Илью, но всё же единодушно поддержали его предложение. Только Емзынак, не понимая, чему это радуются промокшие до нитки русские, сидел на большом камне и задумчиво глядел на бирюзовые воды Катуни.

Илья подыскал подходящее место – сразу за галечным берегом река образовала карманы, небольшие, обрамлённые огромными камнями заводи, похожие на естественные купели. Натаскав поближе к ним сухого соснового хвороста, он распалил большой костёр и, пристроив рядом длинную перекладину, развешал на неё мокрую одежду товарищей, рассевшихся возле огня после холодного купания.

Отыскав молоденькую берёзку, он нарезал длинных тонких веточек, из которых связал несколько веников, воткнув в них для аромата кустики душицы, после чего принялся за сооружение бани: положил в костёр крупную гальку, подбросил дров, а когда камни раскалились и дрова прогорели, убрал головёшки и плеснул воды, чтобы с паром улетела вся сажа. С помощью товарищей водрузил над пышущими жаром камнями палатку, захваченную в дорогу на случай дождя и, зачерпнув ведро воды, поставил его у входа.

– Ну вот, баня готова! Берите веники, и можно париться, а мы после вас!

Казаки подхватили банные принадлежности, резво заскочили в палатку, и через мгновение оттуда уже слышались хлёст веников, покряхтывание, покрикивание и шипение поддаваемой на раскалённые камни воды.

Вдоволь попарившись, они ныряли в расположенные рядом купели, залазили на обрамлявшие их валуны и, растянувшись на тёплых камнях, подставляли тело под ласковые лучи дополуденного солнца, после чего вновь возвращались в палатку продолжить банную процедуру.

Илье пришлось проделать то же самое в одиночестве: Тархан из солидарности с братом отказался от бани. Усевшись рядом с Емзынаком, он с грустью глядел на стремительные потоки Катуни, изредка перебрасываясь с ним словами…

Надев высохшую одежду и напившись запашистого травяного чая, казаки навьючили лошадей и двинулись в путь. Не доходя до реки Семы, они повернули на юг – в направлении перевала Дьял-Менку.

Горы здесь были невысокими, кое-где поросшими лиственницей и сосной. Обширные долины, лежащие между горами, пересекались многочисленными мелкими речушками, по берегам которых встречались заросли малины, чёрной и красной смородины. Такие преграды не составляли особых трудностей для путников. Продвигаясь через невысокие перевалы, спускаясь в долины с широкими лугами и перелесками лиственниц, переходя через горные потоки, они после полудня добрались до верховьев небольшой речушки Сенгужер. Здесь, на лесной полянке, и решили передохнуть и пообедать… Только собрались разжечь костёр, как отдалённый хруст веток со стороны реки заставил их замереть: лошади забеспокоились, стали фыркать и бить копытами.

– Ну-ка, Фёдор, тихонько проберись, разведай, что там. Может, какой маньчжурский дозор? Ведь, по рассказам Емзынака, недалече они уже где-то, – кивнул в сторону подозрительного шума Кузьма. – Оно так поспокойней будет…

Фёдор, пригнувшись и прячась за деревьями, пошёл к реке. Тихо пробираясь сквозь кустарники, стараясь не наступать на попадающиеся под ногами ветки, он вскоре вышел на небольшую поляну, обрамлённую зарослями малины. Сочные красные ягоды гроздьями свисали с веток.