– Я тебя предупреждал. Да и черт с ним, не мы, так госбезопасность его возьмет.
– Ты гэбэшнику сообщил?
– У него сводка на столе, пусть сам думает. К тому же ты сам в лицо преступника не видел. Сбоку и издали. Может, и не Гурин это вовсе.
– Не исключаю. Почерк похож.
– Стал бы полицай к себе внимание привлекать, отобрав перронный билет у пацана? Он скрываться должен, забиться в глухой угол.
– Интерес у него в Балашихе есть. Думаю – не документы ли?
– Немцы поддельные документы своим агентам делали на высоком уровне. Видел я, очень качественные.
– Гурин – не агент, кто бы ему советский паспорт делал? Каким-то образом с немцами не ушел, живет по фальшивке. А Сенька-Неваляшка – пахан, к нему воры или грабители могут украденные документы принести.
– Переклеить фотокарточку, да еще чтобы комар носа не подточил, сложно. Но есть такие спецы. Знаешь, года два назад показывали мне одну сторублевку. Зэк в зоне нарисовал, на спор. Если бы не бумага простая, не отличишь от настоящей.
– Не знаешь в Балашихе никого из граверов или спецов, что документы подделывать могут?
– На высоком уровне – нет. Был один, во время войны еще, продуктовые карточки подделывал. Так его гэбэшники нашли, осудили, к стенке поставили. Кстати, ты документы в прокуратуру сдал?
– А как же? Обижаешь!
– Это я к слову. Пойдем в столовую, хоть поедим по-человечески, пока тихо.
Тихо – это когда нет выездов на происшествия или задержание подозреваемого. Поели не спеша, растягивая удовольствие. Собственно, не поздний обед это был, а ранний ужин.
– Служебное время кончилось, иди, отдыхай, – встал Николай.
Совет дельный, Андрей ему последовал и спать лег, за несколько дней усталость накопилась.
Ах как отлично выспался Андрей! К тому же сегодня суббота, завтра выходной. Тетка работала по шестидневной рабочей неделе. Сделал легкую физзарядку, принял душ холодный. Не потому, что закаливался или моржевал, горячей не было. Подумал – к тетке надо съездить в Москву. Нехорошо получается. Уехал и забыл. Вечером после работы поедет. Домашней еды поесть, тетку проведать. Уже не молодая тетка-то, болячки одолевают. Вдруг помощь его нужна?
В столовой съел на завтрак два пирожка с капустой да чай. Поразмышлял секунду – не взять ли с собой парочку на службу? Уж больно вкусные – свежие, теплые. Не стал брать. Направился в отдел.
Феклистов уже в кабинете, бумагами шуршит.
– Квартальный отчет надо делать. Ох, не люблю я это дело! Как счетовод. Кстати, Андрей, а постовой с вокзала жив?
– Не знаю, закрутился я как-то.
– Сходи в больницу. Если жив и в состоянии говорить, побеседуй. Он же с преступником рядом стоял, лицо видел.
– Ты же сам говорил – это дело транспортной прокуратуры и милиции.
– Чует мое сердце, столкнемся мы еще с этим мерзавцем.
– У меня срочных дел нет, прямо сейчас пойду.
Постового после реанимации доставили в городскую больницу. Хирурга Андрей уже знал. Только зашел в ординаторскую, хирург поднял голову от истории болезни.
– Только не говорите, что опять кого-то доставили.
– Не волнуйтесь, я постового с вокзала пришел проведать. Как его состояние?
– Когда «Скорая» привезла, думал – не вытянем. Ранения тяжелые, крови много потерял. Хорошо, что запас нужной группы крови в холодильнике был.
– Побеседовать с ним можно?
– Не долго, десять минут, слаб он.
– Мне хватит. В какой он палате?
– Седьмой.
Андрей подосадовал на себя. Пришел в больницу, а передачу не взял. Не к бандиту раненому, а к товарищу по службе. Одно дело делают, хотя в разных подразделениях. Обругал себя последними словами, да уж поздно.
Андрей уселся на стул у постели раненого.
Был он бледен, лицо осунувшееся, грудь в бинтах.
– Я из уголовного розыска, фамилия Фролов. Я был на вокзале, когда все произошло.
Рожин едва заметно кивнул, облизал сухие губы.
– Дать воды?
На тумбочке стоял поильник, похожий на заварной чайник, только без крышки. Андрей поднес его к губам постового. Тот сделал пару глотков. Пил бы еще, но Андрей поильник убрал. Кто его знает, можно ли раненому много воды?
– Один вопрос. Ты его лицо видел? Если есть особые приметы, скажешь.
– Фиксы золотые… сверху… две…
Рожин говорил шепотом, с перерывами, слаб был. Андрей наклонился пониже, чтобы ни одного слова не пропустить.
– Ну, соберись с силами, вспомни еще что-нибудь.
– Я его… минуту видел… только анфас и справа.
– Левое ухо не видел?
Рожин мотнул головой.
– Глаза какие? Серые, карие, голубые?
– Не… помню…
– Блондин, брюнет, шатен?