Стреляй! Бог войны

На следующий день гонец от князя попросил прибыть к нему. Обычно серьезный, князь был весел, за столом стояли кувшины с вином, обильная закуска.

– Молодец, лекарь! Утерли послу и французам нос, будет знать, что и у нас в России есть светлые головы и умелые руки. Перед царем Михаилом Федоровичем не срамно. Садись со мной за стол, отпей вина доброго.

После нескольких осушенных кубков князь спросил, что желаю. Просьб у меня не было.

– Слышал я, госпиталь ты организовал, учеников себе взял, это хорошо, по-государственному мыслишь, не все так могут, даже потомственные дворяне только о кармане своем пекутся. Ежели нужно чего, скажи – своей властью решу.

Я вежливо поблагодарил и откланялся. Как говорили на службе в армии, длинная дорога вокруг начальства короче прямой.

И снова потянулись будни. Я постепенно начал осваивать более широкий круг операций, да и от помощников стал получать чувствительную помощь. Оперировать – дело важное, но выходить больного – не менее ценно. Кстати, изобретательности зуд у меня не прошел, и многие купцы или ремесленники пользовались моими придумками – по усовершенствованию колясок, лесопилки, мне даже пришлось дать совет по улучшению работы водяной мельницы, производительность которой и тонкость помола возросли. Я потихоньку становился обеспеченным человеком, но не богатым. Но мог не думать о хлебе насущном, да и на челядь и помощников тоже приходилось тратить изрядные суммы. Так, в трудах и заботах, прошел год моего пребывания в новом для меня мире.

Глава 7

При войске

Утром я направился в кремль, к Афанасию. Обстановка была необычной – стояла суета, охрана у входа удвоилась, к кремлю подъезжали крестьянские подводы с продовольствием, из-под рогожи выглядывали половинки свиных туш, капуста, репа, мешки с зерном. Афанасия удалось поймать в коридоре за рукав.

– Прости, лекарь, недосуг мне, вишь, чего делается?

– А что случилось?

– Утром гонец прискакал – в дневном переходе от Рязани поляки с литовцами, идут воинской колонной, не иначе Рязань воевать хотят. Готовимся мы.

– А мне что делать?

– А что лекари на войне делают – иди, готовься.

Я заехал домой, предупредил своих, чтобы за ворота ни ногой, послал челядь на базар купить соли и съестных припасов, как оно обернется?

Сам поехал в госпиталь предупредить помощников, чтобы заготавливали впрок бинты, пустили на всю мощь самогонный аппарат, заготовили палки и лубок для шинирования. Замочил в самогоне конский волос и льняные нити для швов. Над воротами у госпиталя уже несколько месяцев красовался красный крест, такой же, как и на заборе моего дома. Было беспокойно – будет битва или нет? И чего литвинам на месте не сидится? Вдалеке раздался шум и металлическое побрякивание, топот копыт. Из княжеского кремля выползала колонна конных дружинников в полном вооружении – с копьями, щитами, мечами, в хвосте тянулись телеги с припасами. К центральной улице сбежался народ – почти весь город уже знал о нашествии, прибежали проводить – кто родню, кто знакомых. Колонна вышла из городских ворот и попылила на закат, ворота заперли, на городских стенах и стенах кремля прохаживались часовые. День прошел в томительном ожидании, новостей не было, так же прошел и следующий. К вечеру третьего дня прискакал гонец от князя.

– Всем готовиться к обороне, в городе запереться, всем из посадов и ближних деревень уйти в Рязань, – прохрипел он. Наших побили, на каждого рязанца по несколько литвинов и поляков. Много наших полегло, хоть и бились геройски.

В городе поднялась суета, воины и жители подтаскивали к стенам города дрова, воду, камни. Жители окрестных деревень стягивались в город, к родне, везя на повозках нехитрый скарб и ведя в поводу скотину. К исходу дня окрестности в Рязани опустели. Город замер в ожидании. На следующий день пополудни сначала появилось пыльное облако, затем послышался стук копыт, раздалось бренчание оружия. Пропыленные, усталые, с окровавленными повязками, злые, возвращались рязанцы в город. Повозок с припасами не было, бросили, видно, уходя от врага. Вошедшие в город ратники были сразу окружены горожанами – родные пытались узнать, живы ли их отцы, сыновья, братья. Кое-где раздавался женский плач – не все вернулись из сечи. На стременах привстал князь.

– Не время плакать, не время устраивать тризну, подлый враг идет за нами по пятам, готовьтесь все – и воины, и горожане, к осаде, вместе будем отражать супротивника!

Толпа медленно рассосалась. Я пошел к воеводе:

– Направляй раненых к амбару за торгом, там сейчас госпиталь, на воротах красный крест.

Воевода молча кивнул.

Я направился в госпиталь. Помощники стояли с тревожными лицами, в глазах застыл вопрос. Хорошо, что не оставили службу, стало быть, какую-то дисциплину мне удалось им привить.

– Сейчас будут подходить и подъезжать раненые, готовьтесь.

Через несколько минут на лошади подвезли первого раненого, сидел в седле с трудом, его привязали к передней и задней луке седла, лошадь под уздцы вел воин в годах, с седой бородой.

– Вот, из нашего десятка ратник, копьем задело.

Подбежавшие помощники бережно стащили воина с лошади, перенесли на топчан в комнату. С трудом стащили рассеченную кольчугу, разрезали окровавленную рубашку. Рана была колотой, глубокой – в правое плечо, но, к счастью, для жизни не опасной. Просто ратник потерял много крови, даже повязка в спешке была наложена поверх кольчуги. После обработки раны я ушил края, наложил повязку, раненого отнесли в комнату под пригляд помощников. И пошло – подъезжали, подходили сами, в основном раны были нетяжелые. С тяжелыми остались на поле боя или скончались по дороге от кровопотери. К вечеру удалось закончить прием. Отмывшись от крови и переодевшись, я направился к воеводе. В княжеском кремле собрались в большой комнате воевода и старосты кузнечного, плотницкого, рыбачьего, кожевенного и других. Дождавшись, пока они закончат обсуждать, я попросил выделять с каждой слободы по одному работнику – раненых переносить, воду греть и т. д. Мои помощники сегодня с ног сбились, ведь основная работа у них – перевязки, приготовление мазей, настоек, а носить после операций пришлось многих. Воевода отдал распоряжение старостам – выделить по одному ополченцу, кто силен физически, но плохо владеет оружием али увечен, скажем, косой на один глаз, в мое распоряжение. Князь с видными людьми города занимался решением военных вопросов, и я решил подняться на городскую стену. Вечерело, на закат из густого леса, верстах в пяти от города, выползала темная масса – вражеское воинство. Остановились они вдалеке, зажгли костры, вокруг города засновали вражеские разъезды, постреливая по часовым на стенах из луков. Ратники лениво отвечали тем же – расстояние великовато.

Домочадцы встретили бурно – навстречу к воротам выбежала Анастасия, челядь стояла неподалеку.

– Что там, как? Удержим ли супостата?

Как мог успокоил Настеньку и слуг. После сытного ужина и баньки проспал до утра без сновидений. С утра отправился в госпиталь проведать, как там раненые – их оставалось восемь, тех, кто нуждался в постоянном уходе. Легкораненые разбрелись вчера по своим домам. До полудня время ушло на перевязки, назначения. Освободившись, решил сходить на стены. У городских ворот толпились ратники, ополченцы, просто любопытные. Все были заняты – ополченцы жгли костры с водой и смолой в огромных чанах, ратники чистили и точили оружие, поднимались на стены – поглядеть на врага. Через какое-то время за стенами послышался топот копыт, из-за стен стали падать стрелы.

Несколько человек были ранены и, поддерживаемые ополченцами, направились к госпиталю. В ответ с городских стен тоже начали стрелять из луков, выстрелили несколько пушек. Нападавшие отступили. Рыжий десятник пробасил:

– Пощупать подходили, дык это им не в голом поле впятером на одного нападать, авось отобьемся.

Я забрался на стену, осторожно выглянул в бойницу – враги были далеко, ни стрелой, ни из пушки не достать. Кое-где горели посадские дома, видно, с утра по ним успели пошарить незваные гости. Ладно, дома-то можно отстроить, лес недалеко. Людей жалко.

Снова поехал в госпиталь. Раненных тяжело не было, с легкими справились мои помощники. Руки у них уже не дрожали, как вначале, работали сноровисто. Я еще в самом начале запретил прижигать раны огнем, обрабатывали их кипяченой водой и разведенным самогоном.

От городских стен донесся шум, крики, часто загрохотали пушки – опять на приступ пошли. В этот раз все продолжалось значительно дольше и к нам хлынул поток раненых. Пришлось надевать кожаный фартук и становиться на операции. К счастью, до рукопашной не дошло, все ранения были от стрел.

Поздним вечером с работой было покончено, уставший, я отправился отсыпаться, кажется, только уснул, как меня затормошили. Анастасия трясла меня за плечо, за окном было темно.

– А, что? – спросонья соображалось плохо.

– Гонец за тобой, опять приступом пошли, раненых много.

Быстро собрался, Прохор уж запрягал возок. В госпитале на этот раз народу было много, раны были серьезней.

Оказалось, литвины под покровом темноты подтащили поближе к стенам осадные пушки и начали обстрел стен и ворот. Надо же, я спал так крепко, что и не слышал стрельбы. Вновь работа до мельтешения в глазах, кровь, крики раненых, стоны умирающих. Так и встретил рассвет, на ногах и со скальпелем в руках. Вот наконец и этот поток обработан. Вышел из госпиталя, сел на завалинку. Какая-то женщина поднесла ковшик кваса, и его опорожнил.

Пока было тихо, снова отправились пешком к стенам. В воротах зияло две дыры от ядер, над которыми уже хлопотали плотники, на городских стенах кое-где тоже были видны разрушения. В городе были видны слабые дымки – заканчивали тушение начавшегося пожара, кровопийцы стреляли по городу калеными ядрами. В стороне, где я жил, дымов не было видно, и сердце успокоилось.

Часов около пяти пополудни началась новая атака. На этот раз без применения пушек с вражеской стороны. К городским стенам подскакала конная лава, постреляли из луков, не причинив особого вреда, покружили вокруг города, выискивая слабые места. С водой у горожан проблемы не было, одной стороной город стоял на реке, да и колодцы были во дворах у многих. Приведенной живности и запасов из подвалов также могло хватить на несколько месяцев при рачительном использовании.

Страшен был только сильный пожар, или если враг ворвется в город. Воевода распорядился иметь в каждом дворе бочки и наполнить их водой для тушения пожаров, выделить конных сторожей на каждой улице, дабы быстро тушить возникающие возгорания. Город готовился к длительной осаде. Цены на торге возросли, особенно на соль, да и товаров изрядно поубавилось – не было свежего подвоза.

Вечер и ночь прошли спокойно, но утром с городских стен мы увидели, что напротив города стоит пешая рать, в разрывах которой проглядывали пушки. Я понял, что этот штурм будет серьезным.

Медленно двинулись к городу чужие воины, неудержимой волной катились к городским стенам. Самые нетерпеливые из городских ополченцев начали стрелять из луков – слишком далеко. Облако пыли поднялось от множества ног, ветер нес ее к городу, видимость была плохая.

Несколько раз рявкнули городские пушки со стен, о точности попаданий сказать было ничего нельзя, все заволакивала вездесущая пыль. Но вот вблизи от города из пыльного тумана показались первые ряды воинской шеренги, неважно одетые, почти без вооружения – они быстро добежали до рва, окружающего стены, бросили туда вязанки хвороста, почти заполнившие ров. Многие из них пали, сраженные стрелами защитников. Но на смену им выступили вторые и третьи ряды – эти были хорошо вооружены, со щитами, мечами, в кольчугах. По всей видимости, в первом ряду были те, кем можно было пожертвовать: пленные, холопы, крестьяне. Воины приставили к стенам лестницы, забрасывали веревки с крючьями и пытались взобраться. Сверху на них летели камни, лились кипяток и смола.

Самые отчаянные уже почти добрались до верха, но здесь их встречали воины из княжеской дружины и ополченцы. Отовсюду раздавались крики ярости и боли, лязг мечей и сабель. Верхние площадки стен уже были обильно политы кровью, стали скользкими. Осаждающие стянули все шесть орудий к главным воротам и стали методично их обстреливать. Если ворота разобьют, прорыв в город почти неизбежен. В ответ палили немногочисленные пушки и тюфяки города. Дым, пыль и пороховой дым накрывали место боя. Единая поначалу оборона разбилась на множество мелких очагов. Рубились насмерть, даже раненые пытались на последнем издыхании достать врага концом меча или копья. В бою даже от небольшой раны можно ослабеть, истечь кровью – наложить повязку не успеешь, – можно и голову потерять. Вон их уже сколько, отрубленных, и своих, и вражеских. Постепенно лязг оружия и крики стали стихать, чужаки откатывались от стен Рязани. Этот приступ был отбит. Я израсходовал почти весь перевязочный материал и вскочил на возок – надо быстрее в госпиталь. Оглянувшись напоследок, увидел, как еще не остывшие от боя плотники бегут с топорами к городским воротам заделывать пробоины, женщины тащат в бадьях воду к котлам, воины сносят своих убитых со стен вниз, а чужих сбрасывают со стены в ров.

У госпиталя стояло несколько подвод с ранеными, множество их лежало во дворе. Мои помощники и добровольцы сновали между ними, кому-то сделают перевязку, кого попоят. С ходу я принялся за работу – шить, обрабатывать раны, репозировать переломы, накладывать лубки, бинтовать. На этот раз кроме глубоких ран от стрел были и резаные от сабельных ударов и размозженные конечности от пушечных ядер и картечи. Много пришлось ампутировать и рук, и ног, много появится на папертях церквей убогих калек, выпрашивающих милостыню. Опять же, если уцелеют, не ясно еще, устоим ли? По моим прикидкам, чужой рати тысячи три, а у князя воинов в дружине уже не более полутысячи наберется. Конечно, и ополченцев нельзя сбрасывать со счетов, но воинская наука требует кроме отваги и желания защитить свой дом еще и умения, которое шлифуется в постоянных занятиях с оружием. Нельзя сбрасывать со счетов и крепкие и высокие городские стены, но без людской защиты они сами по себе не устоят. Самое слабое место в обороне – ворота, их было трое, одни выходили к реке и в защите почти не нуждались, у врага не было кораблей, но двое других требовали внимания. Особенно главные – перед ними было поле, где удобно собрать рать перед наступлением. Перед другими близко стоял лес и мосток из бревен, который быстро разобрали. Сил добраться до дома уже не оставалось, да и некоторые раненые требовали пригляда, я отправил домой Прохора с наказом успокоить домашних и поутру привезти еду.

Ночь прошла спокойно, противники зализывали раны, готовясь к новым сражениям. День следующий почти повторился – такой же приступ, снова стрельба по воротам, которые с трудом устояли. Приступ отбили, понеся еще большие, чем вчера, потери. На этот раз к воротам или на стены я не ходил, работы было столько, что присесть и перевести дух было некогда. Столько раз мысленно себя хвалил за то, что успел подготовить помощников, выкупил амбар под госпиталь и многое чего сделал. Без всего этого уже упал бы в изнеможении. И сейчас трудно, но скольким рязанцам я помог – не счесть, кому руку или ногу спас, а кому и жизнь, поскольку у госпиталя постоянно толпилась родня, и сам госпиталь, и я стали довольно популярны. На третий день атака повторилась. По улицам скакали гонцы от князя, собирая на стены всех кого можно – татей из городской тюрьмы; купцов – по торгашеской замашке пославших на стены челядь, но сами оставшиеся охранять свои лавки, и прочий люд. Видно, на стенах приходилось уже туго. Пошел и я. Если не удержать стен, моя работа, как и я сам, будет никому не нужна. Вернее, лекари нужны всем и всегда, но кто в горячке боя будет разбираться – снесут голову, и все дела. Умирать что-то не хотелось.

За стенами взвыли, раздались крики и звон оружия – по лестницам полезли враги. Я взбежал на стену, схватил копье, стоящее рядом с лучником, и ткнул в показавшееся над стеной усатое лицо. В первый раз, вот так, лицом к лицу, я убил человека. Но сожаления, переживания по этому поводу не испытывал. Он пришел за моей жизнью, значит, должен быть готов к тому, что отберут его. Толком действовать копьем я не умел, но как только над стеной показывалась голова или руки нападавшего – без затей колол. Мимо быстро прошел воевода, на мгновение приостановился.