Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

– Сам Господь послал мне тебя за веру мою. Если бы не ты – забили бы до смерти.

– За что тебя?

– Отказался тремя перстами креститься. Деды и отцы наши двумя перстами крестились, и я так же буду. Как новый патриарх пришел, так устои начал рушить.

Вступать с ним в полемику Никита не стал – слишком мало он знал об этой жизни.

Потихоньку они добрели до дома пострадавшего. Изба, в которой он жил, была деревянной, но большой и добротной – пятистенка с обширным двором.

Едва страдалец показался во дворе, как к нему кинулась родня, в основном женщины. Они заохали, запричитали.

– В постелю! – скомандовал мужик.

Как только они вошли в избу, домочадцы стянули с него сапоги, сняли одежду, бережно уложили.

Никита отошел в сторону, чтобы не мешать. Потом подошел к страдальцу и начал его осматривать. Ну, подбитый глаз и разбитая губа – мелочь.

Он решил осмотреть руку. Перелома не было, но вывих в плечевом суставе наличествовал. Рука висела плетью, и двигать ею пострадавший не мог из-за сильной боли.

– Поворачивайся на живот, – скомандовал Никита.

Мужик, кряхтя и охая, стал медленно поворачиваться. Зато домочадцы возмутились.

– Ты кто такой, чтобы побитого ворочать? Ему отдохнуть надо!

– Лекарь я, потому командовать буду. Вывих надо вправить, а то рукой владеть не будет.

Женщины успокоились.

– Тебя как звать-то? – спросил мужика Никита.

– Куприян.

– Скажи своим – пусть выйдут.

– Не слыхали разве, что лекарь сказал? – прикрикнул Куприян.

Домочадцы не спеша вышли. На Никиту они поглядывали неприязненно.

Когда Куприян перевернулся на живот, Никита попросил:

– Опусти руку вниз, пусть повиснет.

– Больно.

– Терпи, я же для твоего блага прошу.

Никита уселся на табурет и стал ждать, когда под действием веса руки расслабятся все мышцы. Чтобы занять время, он стал разговаривать.

– Куприян, ты чем на жизнь зарабатываешь?

– Купец я, лавка у меня на торгу своя. Ой, плечо болит!

– Терпи, вправлю скоро. В городе-то лекари есть?

– Как не быть? Всех мастей: знахари, травники, цирюльники – но они больше кровь отворяют. Еще бабки-повитухи есть. А еще ведуны да врали разные.

– Врали?

– Ну да, что зубы заговаривают.

Ну, однако, и медицина во Владимире! Средневековая какая-то! Впрочем, и впрямь Средневековье. А ведь для него благо: непаханое поле работы – и почти никакой конкуренции. Только и препонов много. Избы, где принимать пациентов, нет, инструментов никаких – так же, как и лекарств и перевязочных материалов. Стало быть, о сложных операциях забыть надо. Да, далеко хватил. На сегодняшний день есть нечего и спать негде, а у него планы наполеоновские.

Тем временем прошло уже с полчаса. Никита ощупал руку, плечевой сустав. Уперся в грудную клетку Куприяна коленом, руку плавно потянул, прилагая изрядную силу, а потом вдруг резко повернул в сторону. В плече хрустнуло, головка плечевой кости вправилась.

Куприян заорал истошно, но потом смолк.

В комнату ворвались женщины.

– Да что же он тебя мучает, кормилец? – спросила та, что постарше, наверное – жена.

– Отпустило! – обрадованно сказал Куприян. – Ей-богу, отпустило!

Он сел на постели, подвигал рукой.

– Ты погоди рукой двигать, – остановил его Никита, – на несколько дней покой ей дать надо. Косынка есть?

Куприян правой рукой стянул с одной из женщин шаль.

– Сойдет? Бабы, идите отсель. Стол готовьте, обедать пора.

Никита подвесил руку на косынку, обездвижив ее.

– Удобно?

– Навроде.

– Лучше неделю так поносить. На ночь снимай, а днем руку береги.

– Благодарствую. Пойдем обедать, небось уже стол накрыли.

Выглядел Куприян страшновато, но после вправления сустава сразу повеселел, поднялся бодро. Никита – за ним.

Длинный стол в трапезной был уже заставлен яствами. Парил суп в горшке, на блюде горкой лежали куриные потрошки с разной начинкой. А уж холодных закусок вроде моченых яблок, квашеной капусты, соленых огурцов и копченой рыбы нескольких видов было полно. Рядом с местом главы семьи, в торце, стоял жбан с пивом.

Семья чинно расселась – каждый на своем месте. Никите место тоже досталось в торце стола, только напротив хозяина.

Сначала хозяин скороговоркой и невнятно – из-за разбитой губы – счел молитву. Все дружно сказали «аминь» и приступили к еде.