– Ася, – он робко тронул ее за плечо, – слышишь?
Никакого ответа, только чуть различимый, на грани слуха, стон-всхлип откуда-то из глубин истощенного тела.
Никакого улучшения. Напротив, все только хуже становится.
Как ни всматривался, он не в силах был узнать в бедняге ту вечно улыбающуюся Аську, девушку-зажигалку, закоренелую оптимистку и душу любой компании. Нет, сейчас перед ним лежало нечто иное.
Сгорбившись (будто валун на плечах) он выполз из комнаты и жадно припал губами к крану с холодной водой.
– Ма, а что на завтрак?
Ноль ответа, словно с манекеном общаешься. Который день Алексей пробивался тем, что мог сделать сам: бутеры, да яичница.
Вот уже десятые сутки, как беда пришла в дом Клевиных. И началось все с Аси…
Сестра… не было для него авторитета выше. Несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте (ему всего девять, а девушка – уже студентка) Аська никогда не чуралась брата (как это частенько бывает в иных семьях при подобном раскладе), напротив, всячески опекала его, наставляла, даже драться учила, чтоб умел постоять за себя, частенько прикрывала перед родителями, порой даже брала на себя вину малолетнего юнца. Одно слово – лучший друг!
Все было замечательно, пока… На втором курсе медицинского, впервые увидев на летней практике кончину пациента, сестра, с присущей ей одержимостью, заинтересовалась вопросами смерти и всего, что касалось этого. Дальше – больше: как-то незаметно, но с головой ушла в неформальное движение готов, ходила крашеная, вся в черном, как чумичка, пропадала неизвестно где…
Недолго длилось это сумасшествие. Как-то, в пятницу, в очередной раз вернувшись с кладбища (где она с компанией проводила чуть ли каждую ночь), девушка с трудом доковыляла до своей кровати и… больше не вставала.
Конечно, родители запаниковали. Не обошлось без врачей, но вот что странно, медики, от участкового, до профессора медицинского университета твердили одно: все физиологические процессы в норме, патологии нет, но… налицо выраженное истощение – и физическое, и моральное.
Уже тогда Леха почуял неладное, у него словно шестое чувство открылось (а может, так и было?), которое кричало: «в этот дом вползло что-то!» Иногда, в короткие минуты усталой болезненной апатии, он наиболее остро, буквально нутром ощущал нечто чуждое, страшное, некое темное присутствие. Кого, чего? Ответа не было.
Конечно, он пытался что-то лепетать маме, отцу… Но кто будет слушать такой бред от второклассника, да еще в подобной кризисной ситуации в семье. Разве до него было им сейчас?
А затем – второй удар. На шестой день после начала кризиса родители проснулись… совершенно другими.
Леха смотрел на маму, отца и не мог узнать родных людей. Их будто заколдовали, одурманили. Полное отсутствие воли к жизни, пустой взгляд, лишенный намека на мысль, вялые скупые движения… Это были чужие существа, не узнававшие сына (да и дочь), безжизненные куклы, зомби. Они напрочь прекратили всякую деятельность: мать сутками сидела на кухне, а отец (переставший ходить на работу) закрылся в своем кабинете, и не подавал признаков жизни.
Вот это был удар! Сын буквально лишился всего: семьи, заботы близких, душевного равновесия. Его мир перевернулся вверх ногами, да так и завис, не собираясь возвращаться в нормальное положение.
Что тут делать? Леше пришлось выживать, в буквальном смысле. Благо, он знал, где лежат деньги, супермаркет рядом, холодильник работает. Вроде бы жить можно, но вот вопрос: как долго все это продлится?
Через пару дней он заметил жутковатое изменение в поведении родителей – их глаза. Ранее пустые, в которых мысли было меньше, чем в пуговице, вдруг преобразились. Нет, жизни в них не прибавилось ни на йоту, но начал появляться какой-то странный пугающий интерес к сыну. Нет, не любовь и забота, как раз, наоборот – в их взглядах на младшее чадо читалось медленно вызревающее чувство отторжения и, одновременно – неумело скрываемой неприязни. Так хорек смотрит на забор, мешающий ему залезть в курятник.
Вот тогда мальчишке стало по-настоящему страшно! Это были не его родители – кто-то иной. С леденящим чувством в груди Леха вдруг осознал: он им мешает, является препятствием в достижении какой-то неведомой цели.
Самым трудным было пережить темное время суток. Он не мог заснуть до полуночи, чутко прислушиваясь к каждому шороху, реальному или выдуманному. В такие минуты живая фантазия становилась врагом мальчика. Он буквально видел: вот они, две большие тени, входят, крадучись, приближаются, склоняются над ним, и… Бедняга с воплем просыпался, понимая, что все-таки вырубился.
Конечно, он пытался найти выход. Бежать? Но куда? В детдом? Ха! Кто его примет при живых-то родителях. Других родственников в городе не было. На улицу? Какое там – октябрь на дворе.
Единственное, что отвлекало его на краткие минуты – странное присутствие огромного черного кота, который буквально сутками не отрывал взгляда желтых, удивительно умных глаз от окон их дома.
Алексей давно понял – неспроста это, особенно, если учесть, что странный мурлыка впервые был замечен им в тот же вечер, когда Аська… брр… лучше не вспоминать.
«Может он чует то же, что и я?» – мысль, казавшаяся вздорной еще пару дней назад, с каждым часом выглядела все убедительнее. – «Я же вижу, он чего-то ждет от меня. А вдруг поможет?.. Надо познакомиться с ним…»
Вечер того же дня. Стараясь не издавать звуков, парнишка, в который раз подходит к окну. На улице – зарядившая еще с обеда противная осенняя изморозь, временами переходящая в мелкий дождь. Мокрый мир, такой же серый, как состояние его души. Обалдеть! Кот все там же! Его янтарный взгляд мгновенно ловит взор мальчика и жжет его, будто крича: «Глухой тупица, сколько можно?! Решись уже!»
Это подобно удару электричества. Все, плотина робости прорвана. Он чувствует, нет – знает: или сейчас, или будет совсем поздно!
Пружинисто вскочив, как и был – во всем домашнем, мальчик угрем проскальзывает сквозь кухню (мать, погруженная в очередной ступор, ничего не замечает) в коридор, на лестницу, распахивает входную дверь, подставляя тело под ледяные мелкие капли и… носом к носу встречается с животным. Тот уже на их коврике, словно знал, видел сквозь стены.
– Ах ты… – Лешка протягивает ладонь в желании приласкать мурлыку, но животное уклоняется, глядит, выжидая, словно требуя чего-то. – Да, вижу, ты не простой кот, что-то другое… Идем к нам.
Парень хватает зверька в охапку (на этот раз тот не сопротивляется, значит – все верно) и тащит домой.
– Вот, кушай, – плотно прикрыв дверь своей комнаты от посторонних глаз (увы, именно посторонних), он придвинул миску с паштетом к мохнатому новоселу, но тот лишь зыркнул коротко и демонстративно отвернулся.
– Точно – необычный. Так что же тебе надо? Объясни.
Будто поняв человеческую речь, гость впервые издал короткий муркающий звук, шагнул к мальчишке, принял вертикальное положение, уперев передние лапы в грудь Алексея, и встретился с ним взглядами.
«Ну и… ухх… а разводы какие…» – паренек словно очарован, он не в силах прервать зрительный контакт, его сознание тонет в глазах удивительного пришельца, все глубже, дальше в иную вселенную…
2.
«Где это я?»
Небольшое круглое помещение, метра три в диаметре. Сквозь мягкий успокаивающий полумрак тяжелыми медными бликами играет сложный причудливый орнамент металлических стен. Пол выстлан паркетом из полупрозрачного зеленого камня, похоже – нефрит. Над головой – каплевидный купол, сочащийся блеском филигранной резьбы чистейшего серебра.
Похоже на маленький храм, только вот ни одного образа в поле зрения.
Напротив него – сухонький тщедушный старичок с седой козлиной бородкой, облаченный в цветистый шелковый халат.
«Китаец, наверное», – подражая незнакомцу, он пытается сесть в позу лотоса. – «Уф-ф, неудобно».
Тишина…
«Он окаменел, что ли?» – прерывая неловкую паузу, Леха брякает первое, что в голову приходит:
– А почему двери нет. Как сюда попадают-то?
Подняв морщинистое лицо, старец приоткрыл щелки век, блеснув острым карим взглядом. Голос, не по возрасту молодой, звонкий:
– Приветствую тебя, юноша.
– А, здрасьте.
– Это мир Запределья, что скорлупой окружает вашу Вселенную, защищая ее от океана Хаоса. Сюда попадают не материальные объекты, а бесплотные гости. Так что в двери нет необходимости.
– Как, а я?.. – гость растерянно взглянул на свое «тело» и обнаружил, что оно… прозрачно. – Как же?..
– Это твоя душа, по желанию подсознания она сохраняет форму плоти. Так комфортнее.
– Но если я без тела, то как получается говорить?