Бастион Осовец. Исповедь солдата

Бастион Осовец. Исповедь солдата
Юрий Юрьевич Кузнецов

Продолжение романа "Бастион Осовец". Выходя из тайги после разведки месторождений, геолог Семен Федоров, остановившись на ночлег в глухой таежной деревне, услышит невероятный рассказ слепого старика. События в крепости Осовец, произошедшие в 1915 году, потрясут его воображение.

Юрий Кузнецов

Бастион Осовец. Исповедь солдата

Глава 1. Исповедь солдата

Седовласый старик, вдыхая ароматный и такой пьянящий весенний воздух сидел на скамеечке возле бревенчатого дома. На его изрезанном морщинами лице блуждала странная улыбка человека, который познал то, что недоступно рядовому обывателю. Казалось, что в этот момент он был где-то далеко и отстранившись от происходящего плыл по своим воспоминаниям. Периодически выходя из дома на крыльцо, такая же престарелая женщина в цветастом платке, накинутом на плечи окидывала восторженным взглядом улицу и постояв минуту снова уходила. Весна 1971 года смелой поступью вошла в глухую сибирскую деревню. Как и в прошлые года все также буйным цветом распустились деревья и кустарники. Глядя выцветшими от времени глазами на природу, женщина, приложив руки к груди переживала волнительные моменты. Маленькая деревня под Иркутском состоящая из тридцати дворов жила своей жизнью, как и пятьдесят лет назад. Единственным новшеством в жизни людей была электрификация деревни. Теперь в каждом доме появился свет, а вслед за ним блага цивилизации такие как радиоприемники и телевизоры. Мужчины промышляли охотой сдавая в районный центр пушнину, а хозяйки в каждом дворе держали коров, кур, свиней и уток, благо что земли у каждого дома было предостаточно. И самое главное, что жизнь в деревне текла спокойно и ровно. Казалось, никакие потрясения извне сюда не проникали. Иногда, но очень редко в деревню приходили старатели и остановившись на день в какой-либо избе отдохнуть продолжали свой путь в район. Любой незнакомый человек появившийся в населенном пункте тут же становился предметом пристального внимания. Вот и в этот раз заметив незнакомца вышедшего со стороны тайги, Настасья Ивановна Рогожкина приложила руку к глазам пытаясь рассмотреть мужчину. Тяжело ступая и опираясь на посох, сделанный из ветки дерева было видно, что он изможден длительным переходом. За спиной незнакомца был виден вещевой мешок из которого высовывался складной шанцевый инструмент. По внешнему виду мужчина больше походил на геолога. Как и у всех представителей данной профессии на нем была потертая от множества восхождений и спусков рабочая форма из брезентовой ткани и яловые сапоги. Густая смолистая борода скрывала половину лица. На вид мужчине было около тридцати лет. Остановившись возле крайнего дома где жила чета Рогожкиных, он вежливо поздоровался и тяжело опустил вещмешок на землю.

– Хозяйка, я геолог, не пустите на постой до завтрашнего утра? – спросил Семен Федоров, так звали незнакомца. Переминаясь с ноги на ногу он с нетерпением ждал ответа. Окинув молодого мужчину внимательным взглядом, старушка махнула рукой и ответила:

– Хорошему человеку всегда рады.

– Отец, ты не против взять на постой геолога? – спросила она у мужа.

– Пусть остается! – вяло махнув рукой, ответил старик в черных круглых очках.

Входя в дом, Семен поразился простоте с которой жили старики. По центру дома стояла кирпичная печь с лежанкой покрашенная известью, кровать у стены, длинный деревянный стол, который еще помнил царское время, пара лавок и буфет с посудой.

– Располагайтесь на кровати, а мы с дедом на печи ляжем. Сейчас я приготовлю обед и после него сможете отдохнуть и поспать! – как радушная хозяйка сказала женщина.

– Вот, спасибо, о кровати я мечтал несколько месяцев! – искренне радуясь постою, проговорил Федоров. Вкусный обед подарил чувство маленькой радости от приема домашней пищи и засыпая на кровати, Семен ощущал себя самым счастливым человеком на свете. Размышляя, как он утром отправится в путь и вскоре попадет в районный центр, сердце мужчины забилось еще сильнее. Разведка глухого района была проведена досконально и готовясь доложить руководству о проделанной работе, Федоров уже ощущал себя в Москве на отдыхе. Вечером Настасья Ивановна позвала Семена к столу. Раскладывая по тарелкам отварную картошку с курицей, она хитро посмотрела на молодого мужчину и спросила:

– Может самогонку выставить?

При мысли об алкоголе у геолога моментально засосало под ложечкой. Находясь в поиске он несколько месяцев обходился без горячительных напитков искренне считая, что алкоголь нарушает рабочий процесс.

– Я не против за компанию выпить, если хозяин дома меня поддержит! – ответил Семен.

– Почему бы не поддержать, я с радостью! – поспешил ответить старик, при этом он инстинктивно повернул голову в сторону супруги.

Выставив на стол литровую бутыль мутной жидкости, закупоренную деревянной пробкой и три граненых стаканчика, женщина присела рядом. Вопросительным взглядом посмотрев на геолога, она призывала мужчину быть разливающим. Чокнувшись стаканами с хозяевами и выпив пахучую самогонку, отдающую свеклой, Семен резко выдохнул сивушные пары и жадно закусил соленым огурцом. В голове моментально зашумело, и он ощутил приятную волну, которая скатывалась по пищеводу даря момент эйфории. Сазу же захотелось повторить и не спрашивая разрешения у хозяев, Федоров налил по второй. Стограммовые стаканчики были коварны и опрокинув второй, Семен почувствовал приятное головокружение. Отставив в сторону свой стаканчик, женщина в упор посмотрев на визитера решительно проговорила:

– Мне хватит, а вы продолжайте, но знайте меру!

Тут же захотелось поговорить и отставив в сторону граненую емкость, Семен спросил:

– Это у вас ранение после Великой Отечественной войны или врожденное?

Помедлив с ответом, Николай Романович усмехнулся и ответил:

– Да как тебе сказать – ни то, ни другое!

Заинтересовавшись ответом, мужчина ждал разъяснений. Наступила тягучая пауза, когда один очень хотел услышать повествование, а второй раздумывал, стоит ли говорить о давно прошедших событиях. Наконец решительно махнув рукой, он сказал:

– Давай наливай, и я расскажу тебе историю, которая может показаться сказкой потому что такого не может быть. Кроме жены я еще никому ее не рассказывал, опасаясь лишних разговоров и непонимания, но тебе поведаю. По мере того как старик стал рассказывать, глаза путника раскрывались до невозможности.

«Это произошло в 1914 году, когда наше подразделение направлялось в крепость Осовец и все последующие события произошли именно там», – стал рассказывать слепой.

Как мальчишка, открыв рот, Семен слушал неторопливый рассказ ветерана о событиях Первой мировой войны. Начало сентября 1914 года ознаменовалась первыми заморозками.

«Шире шаг, скоро будем в крепости и тогда привал!» – зычным голосом прокричал прапорщик Никифоров. Колонна усталых солдат на марше чуть прибавила шаг. Длинная вереница войск подкрепления следовала в пункт назначения. В походной колонне помимо четырех рот следовал артиллерийский взвод с четырьмя легкими пушками. На нескольких подводах аккуратными штабелями лежали темно-зеленые ящики со снарядами. Замыкали колонну две интендантские повозки. Солдат с пышными усами сидя на передке, периодически подгонял вожжами лошадь.

«Я понимаю, что тебе Маруся тяжело, но что делать, такая наша военная служба! Вот скоро приедем в крепость и тогда я тебя покормлю овсом и напою холодной ключевой водой!» – как с человеком стал разговаривать ездовой. Захару было жалко лошадь, но война есть война. В своей деревне под Саратовом, он любил лошадей и всячески их подкармливал. Подойдет зачастую к какой-нибудь лошади, которая стоит стреноженная на лугу и даст ей кусочек сахара. Просто так, чтобы побаловать животное. А лошадь съест лакомство и снова тычется мордой ему в ладонь, выпрашивая еще кусочек. Поглаживая животное по шее, Захар получал от такого простого действия маленькую радость. Довольный, мужчина следовал дальше по своим делам. Любовь к лошадям была у Захара с детства. Может поэтому, когда объявили мобилизацию и его призвали, мужчину определили в хозяйственный взвод. И теперь он всегда был с лошадьми. Самым скверным было, когда при бомбежке с аэропланов или артиллерийском обстреле, убивало лошадь. Это рядовое событие всегда угнетало ездового.

– Вот, я вам, супостаты германские! Я покажу, как безобразничать! – грозил кулаком вслед улетающему после неудачной бомбежки вражескому аэроплану Силкин. Солдаты в строю, только покатывались со смеха от подобных ругательств.

– Ты его лучше по матери пошли, так злей получается! – смеясь, советовал худощавый рядовой Бражников.

– Вот-вот, а еще лучше крепкое словцо прибавь к своему ругательству! – подхватил рядовой Ибрагимов из Казани.

– Да, ну вас, похабное слово не только врага очернит, но и меня замажет! – зло ответил ездовой и замолчал. Воздушный налет был вчера, а сегодня колонна военнослужащих старалась быстрее очутиться в расположении гарнизона крепости Осовец. Регулярные войска противника были уже рядом и следовало быстрее закончить марш.

– Что-то идем-идем, а все никак не придем! – недовольно пробурчал рядовой Смирнов.

– Разговорчики в строю! – сердито оборвал солдата прапорщик. Он и сам желал быстрее оказаться в конечной точке маршрута, и реплика солдата была отображением его мысли.

Вдалеке показалась возвышенность, а на ней угадывались серые бетонированные сооружения и защитные валы. Двухэтажные форты с узкими щелями пулеметных расчетов грозно преградили путь колонне. Перед первым фортом был широкий ров, заполненный водой. Толщина валов у основания была примерно пятьдесят метров. Сама крепость по виду напоминала неправильный шестиугольник. Главные боевые позиции располагались на двух валах. Внутренний для артиллерии, а внешний для стрелков-пехотинцев. Впереди крепости на удалении, располагались три траншеи пехотинцев. Над одним из фортов гордо развевался русский флаг с орлом.

– Братцы, кажется пришли, вон форт уже виден! – показывая указательным пальцем в сторону возвышенности, проговорил Иван Смирнов. Колонна заметно ускорила шаг.

– Ничего себе, сколько там понастроено! – невольно воскликнул рядовой Ибрагимов, вглядываясь в величественные бетонированные сооружения.

– Слушайте, братцы, краткую информацию про крепость Осовец, – начал говорить молодой поручик Милявский, обращаясь к солдатам. – Крепость Осовец, расположенная в пятидесяти километрах от города, была основана в 1795 году, после вхождения польских территорий в состав Российской империи. Сооружения строились с целью обороны коридора между реками Неман и Висла. Здесь важнейшие стратегические направления на Петербург – Берлин и Петербург – Вена. Строительство различных фортификационных сооружений в самой крепости и вокруг неё велось более ста лет, – стал неторопливо рассказывать офицер. – А еще, крепостные укрепления по плану русского генерального штаба были созданы для защиты переправы через реку Бобры. Транспортный узел в Белостоке нуждался в охране от германского удара с севера Восточной Пруссии. Главной задачей защитников крепости было преградить противнику близкий путь на Белосток, вынудив вести осаду цитадели или искать обходные пути. Взятие города открывало бы врагам дорогу на Вильнюс, Гродно, Минск, Брест. Это был кратчайший путь в Россию. Обойти крепость с флангов невозможно, потому что она контролировала всю округу. В окрестностях местечка находятся топкие болота, нет дорог и мало селений! – как профессиональный гид, дополнил молодой поручик. Солдаты с интересом слушали офицера, не перебивая вопросами. – Там целый подземный бетонированный город и поэтому нам не страшна никакая артиллерия и аэропланы! – закончил Милявский.

Через несколько минут колонна военнослужащих прошла две линии траншей и вошла в укрепленный район крепости Осовец.

«Последним в колонне следовал солдат первого года службы, Николай Афанасьевич Рогожкин. Это был я! Задумчиво глядя перед собой, я вспоминал прощание с женой Настасьей», – сказал ветеран и полез в карман за платочком. Провожая мужа на войну, она участливо заглядывала ему в глаза и все твердила:

– Чувствую, не скоро мы встретимся, дружок!

Успокаивая жену, я тогда не знал, что судьба преподнесет мне страшное испытание.

«Ну, Слава Богу, приехали!» – устало проговорил ездовой, Захар Силкин, останавливая лошадь. Из-за горизонта красным диском поднималось солнце. Начинался новый день, одиннадцатое сентября 1914 года.

Глава 2. Неприступный бастион

– Колонна, стой, командиры взводов, ко мне, личному составу разойтись! – лихо отдал команду поручик Милявский. – Господа прапорщики, занять казарму и разместить личный состав. Дать солдатам два часа для отдыха. Выставить наряд по роте. Следующее построение через два часа перед казармой! – проинструктировал поручик.

Прапорщики разошлись по подразделениям, а Милявский отправился на доклад к командующему гарнизоном крепости, генерал-лейтенанту Карлу Шульману. Входя в здание штаба, он предъявил документы часовому и поднялся на второй этаж. Здесь, другой часовой также проверил его документы и возвращая их произнес:

– Вам нужно пройти прямо до поворота направо, а там вторая дверь.

Подходя к нужному кабинету, Милявский отметил чистоту в коридоре и какую-то домашнюю атмосферу. Навстречу ему проходили офицеры штаба и вольнонаемные сотрудники. Пару раз он видел молодых женщин, видимо секретарей, которые выходили из кабинетов. На лицах гражданских не было страха о надвигающейся армии немцев к крепости. Все вольнонаемные спокойно работали в штатном режиме. Наконец поручик остановился у двери с табличкой генерал-лейтенант Шульман. Потянув на себя массивную дубовую дверь, он вошел в приемную. В квадратной комнате в углу за столом сидел прапорщик и что-то читал. Увидев вошедшего офицера, он тут же встал и молча смотрел на поручика, ожидая доклада.

– Поручик Милявский, прибыл с подкреплением в крепость. Доложите! – сухо отрапортовал Сергей Антонович. В следующее мгновение постучавшись, адъютант скрылся в кабинете командующего. Милявский присел на один из стульев в приемной. На стенах висели картины неизвестных художников, выполненных в фламандском стиле. Засмотревшись на картины, написанные маслом, он на минуту отключился от войны и очутился в гражданской жизни. Перед глазами поручика пробежали кадры 1913 года, когда он находился в последнем перед войной отпуске. Решив поехать отдыхать к морю, он отправился в Ригу. Балтийское побережье подарило незабываемые картины беззаботного счастья. Купаясь в море, Сергей ощущал бодрящий холодок, хотя на улице стоял июль. Каждый день прогуливаясь по старинному городу, мостовая которого помнила еще крестоносцев, поручик наслаждался отпуском. Отдельной строкой в памяти всплыли небольшие кафешки в подвальных помещениях старого города. Насыщенное ароматом ячменя и хмеля, прохладное рижское пиво с воблой погружало в приятную истому. Каждую неделю в городе проводились балы и это состояние бесконечного счастья, казалось, что не пройдет никогда.