Стоянка поезда – двадцать минут. Роман

За окном хмурилось слякотное небо, хотя август для Германии – самое бархатное время. Казалось, вот-вот закрапает дождик. Небо закрыто тучками. В это утро Генрих отменил для себя бег трусцой, ограничившись зарядкой.

Перед тем, как встать под контрастный душ, Генрих посмотрел на себя в овальное зеркало в ванной комнате, теребя мягкое махровое полотенце, на котором вышиты озорные кошачьи мордочки. Понимая, что это полотенце племянника, аккуратно повесил его на ажурный коричневый крючок. Всё должно выглядеть так, будто тот отлучился из дома всего на пару-тройку дней. Казалось, сейчас над входной дверью раздастся трель звонка и в стенном блестящем пластике отразится фигура вошедшего в прихожую Вилли…

Когда тот уезжал, договорились, что по возвращению из России дождутся осени и махнут на несколько дней отдохнуть на горнолыжную альпийскую базу. Надо заменить крепления на лыжах племянника. Прошлый раз левое крепление вышло из строя. Хлябает защёлка, неплотно застёгивая ботинок. Такое не годится на крутом спуске с горы.

В спортивном магазине в шаге от Генриха споткнулась молодая белокурая женщина, спешившая на эскалатор, который медленно заползал и сползал вверх и вниз, меряя нужные покупателю этажи. Генрих машинально придержал её за локоть.

– Спасибо! – ответила та по-немецки.

– С вами всё в порядке?

– Вполне.

– Вы сможете идти самостоятельно?

– Да, кажется, – женщина с миловидным лицом вскользь глянула на Генриха, пытаясь улыбнуться.

– Вы уверены?

– Да. Благодарю! Всё нормально.

– Удачи! – улыбнулся и Генрих.

– Спасибо ещё раз! Всё хорошо…

Незнакомка направилась к эскалатору, а Генрих провожал её взглядом. Что-то подсказывало ему о принадлежности этой молодой, насколько он сумел увидеть, обаятельной женщины, не к немецкой нации.

«Француженка? Нет. Британка? Нет. Русская? Хотя, судя по достаточно открытой манере поведения, возможно…»

Хотя на дворе стояла вторая половина лета, в спортивном отделе супермаркета с пониманием отнеслись к просьбе покупателя показать наиболее усовершенствованные виды лыжных креплений. Генрих хорошо помнил, ещё со времён, когда находился в лагере в Сибири, русскую поговорку о том, что сани надо готовить летом… Сейчас это был как раз как бы тот самый случай…

Генрих иногда задумывался, почему у него тяга именно к зимнему виду спорта, а конкретно, к лыжам? И эта тяга со временем передалась и племяннику Вилли. Возможно, это связано с тем обилием снега, которое он видел в молодости в Сибири? С тем непонятным завораживающим чувством, которое возникает, когда смотришь на заснеженные горы? Возможно…

Возвращаясь из магазина домой, Генрих размышлял о возможных вариантах горнолыжных баз. Обычно они с Вилли предпочитали отдыхать на Цугшпитце. Это гора в Германии. На ней построен самый высокогорный храм в стране. Немецкие католики и протестанты чтят эту часовню, расположенную на высоте 2390 метров. За время строительства храма для доставки материалов использовались вертолёты, которые совершили более 400 подъёмов с грузом на стройплощадку. По окончании строительства часовня была освящена кардиналом Йозефом Ратцингером, бывшим в то время католическим архиепископом и ставшим впоследствии Папой Римским Бенедиктом XVI. Освящена была часовня в честь праздника Посещения Девой Марией матери святого Иоана Предтечи Елизаветы. Часовня расположена недалеко от горнолыжной базы, и многие любители покататься на горных лыжах посещают этот уникальный храм. Тем более, что находится он в одном из самых уникальных и красивых мест Германии. Гора Цугшпитце является частью горных массивов Альп на юге Германии. С вершины Цугшпитце открывается вид на территории сразу четырёх государств: Австрии, Швейцарии, Италии и Германии. Добраться до горнолыжной базы и часовни можно из Мюнхена, проехав на автомобиле до Гармиш-Партенкирхена, а затем, поднявшись по канатной дороге или на специальном поезде по уникальной железной дороге, которая позволяет поездам как бы карабкаться круто в гору. Медную крышу часовни, увенчанную маленькой колокольней, видно издалека. В праздники и воскресные дни на всю округу раздаётся колокольный звон, разлетающийся в горной тишине на многие километры.

Первый раз они приехали в это местечко, когда Вилли было лет восемь-девять. Первым опытам катания на лыжах племянник обязан именно этим заснеженным склонам. Здесь проложено несколько горнолыжных трасс разных уровней сложности – от детской и учебной до экстремально сложной. Построен сноуборд-парк, трасса для снегоходов и равнинных лыж. Но особый восторг тогда у Вилли вызвала канатная дорога. Сезон катания продлевает современная система снежных пушек и ретраки, поддерживающие склоны в прекрасном состоянии. Вечерами трассы освещены, играет музыка.

Обычно Генрих с Вилли приезжают сюда на четыре-пять дней. В зависимости от времени, которым они могли располагать. У племянника оно зависело от продолжительности сначала школьных, а затем университетских каникул. Но, пробыв в этом великолепном для отдыха месте, надышавшись упоительно чистейшим горным воздухом, покидать базу не хотелось. Но время поджимало и, конечно, надо было возвращаться домой. Особенно не хотелось расставаться с центром отдыха Вилли, который за проведённые здесь дни успевал познакомиться и подружиться со сверстниками, а позже и со сверстницами. В одну из предыдущих поездок сюда Генрих с сожалением подумал о том, что совместный его отдых с племянником и горные лыжи идут к завершению. Вилли вырос и стал взрослым, и ему, естественно, интереснее находится в компании молодых ребят с девушками, нежели с дядей Генрихом…

На границе Германии и Австрии такой инфраструктуры на высокогорье, как в горнолыжном курорте Цугшпитце, едва ли можно найти где-либо ещё. Самая высокая вершина Германии – Цугшпитце высотой 2962 метров предлагает необычайные виды и трассы для катания на лыжах и сноуборде. Горнолыжная зона является самой высокогорной в Германии и Австрии. Дело в том, что гора находится на границе двух стран, поэтому попасть сюда можно, как из Германии, так и из Австрии. К тому же из города Гармиш-Партенкирхена на высоту 2700 метров можно доехать на зубчатом поезде, который проезжает полпути внутри горы. Выше всех в Германии.

В конце октября, когда на вершинах гор только упадёт первый снежок, на Цугшпитце зимний сезон уже в разгаре. Гарантированный натуральный снег на единственном в своем роде леднике Германии – настоящее наслаждение для лыжников. Трассы с девятью подъёмниками расположены на высоте от 2000 до 2720 метров. При этом на шестиместные кабины подъёмника Зонненклар не бывает очередей. Подъём на вершину ледника осуществляют ультрасовременные кресельные подъёмники на 6 мест, а на саму вершину Цугшпитце – фуникулёр на 70 мест. Здесь можно найти трассы разной сложности, всего же на курорте 22 километра трасс. Стоит выделить тренировочную площадку, высота которой 2750 метров, именно здесь мечтает научиться кататься каждый ребенок.

Дома Генрих ещё раз проверил лыжные крепления, заменив старые на новые, чтобы при телефонном разговоре с Владивостоком, порадовать Вилли.

8

…Сентябрь-начало октября 1941 года. Раскисшие дороги, разбитые невероятным количеством разномастной техники – от тяжёлых танков до бронемашин, танкеток и мотоциклеток. Всё это оседало по брюхо в непролазных топях. Объехать грязь стороной невозможно. По обе стороны от расхристанных русских дорог либо лес, либо ещё более ужасающие в непроходимости болота.

Хотя впечатляющие победы немецкой армии летом 1941 года придали сил группе японских военных, призывавших к наступлению на Советский Союз, Рихард Зорге, основываясь на информации из ближайших к японскому премьер-министру источников, 25 августа 41-го передал, что японское командование решило в этом году не предпринимать нападения на СССР. В сентябре от Зорге поступила ещё более впечатляющая информация: посол Германии Ойген Отт не смог убедить японцев напасть на СССР, и потому вероятность японского наступления полностью отпадает.

Этот момент совпал с запиской первого секретаря Хабаровского крайкома ВКП (б) Г. А. Боркова И. В. Сталину от 10 октября 1941 года «О переброске 10 дивизий Дальневосточного фронта и Забайкальского военного округа.

В связи с создавшейся обстановкой на Западном и Южном фронтах, каждый из нас – членов ЦК ВКП (б) – прекрасно понимает всю глубину опасности, нависшей над нашей родиной.

Судьбы нашей родины сейчас решаются именно на западе. Угроза нападения на нашу страну со стороны Дальневосточного противника (Японии) будет тем более реальна, чем тяжелее будет обстоять дело на западных фронтах.

Наши Дальневосточные рубежи охраняют части Дальневосточного фронта и Забайкальского военного округа, т. е. огромная армия, численно доходящая до 1 миллиона обученных и натренированных бойцов.

Чтобы решить победу над врагом на западных фронтах, и этим самым обезопасить себя на Дальнем Востоке, сейчас, в самую ответственную минуту, я вношу на рассмотрение Государственного Комитета Обороны следующие предложения. Первое. Взять из частей Дальневосточного фронта и Забайкальского военного округа до 10 обученных и хорошо вооружённых дивизий, перебросив их экстренными маршрутами на решающие участки Западного и Южного фронтов. Второе. Оставить на Дальнем Востоке и в Забайкалье только необходимый минимум прикрытия, авиацию и части Тихоокеанского флота и Амурской Краснознамённой флотилии. Из моряков и речников можно на месте срочно скомплектовать и обучить сухопутные маршевые подразделения. Третье. Взамен взятых частей направить на Дальний Восток и в Забайкалье необученные резервные части из центральной полосы и Сибири. Отправку этих частей нужно произвести встречным потоком, чтобы поскорее восполнить убыль в частях Дальневосточного фронта и ЗабВО, а самое главное, этим самым спутать карты для японской разведки.

Военное руководство Дальневосточного фронта и ЗабВО, очевидно, будут возражать против этого предложения, да и сам я прекрасно понимаю, что здесь имеется большой риск – спровоцировать Японию на военное выступление. Но без риска в войне обойтись нельзя, ибо, если мы потерпим поражение на Западных фронтах – одному Дальнему Востоку не устоять. При таком положении нас могут разбить по частям».

На этот раз Сталин в отличие от июня 41-го прислушался к словам Зорге и перебросил с Дальнего Востока под Москву 10 дивизий, полностью укомплектованных и обученных, отлично экипированных зимним обмундированием.

…Время было выиграно решительным образом. Когда мороз сковал землю прочным панцирем, моторизованные части вермахта, то есть группы Центр, пришли в движение, воодушевленные тем, что можно, наконец, двигаться на Москву. До неё рукой подать. В бинокль видны звёзды Московского Кремля. Войска ожили и… упёрлись в неприступную оборону, основательно подкреплённую свежими силами, переброшенными с востока СССР. А мороз крепчал, с каждыми сутками опуская столбик термометра все ниже. Легко обмундированная армия вермахта затосковала, нет, не то слово, она уже готова была взвыть по-волчьи, закапываясь в снег из-за бессилия пробить брешь в обороне советских войск. Немцы, которых послали на «блицкриг» без тёплой военной экипировки, вмерзали в землю. У них перестала заводиться техника.

«Проклятье! На смену генералу Грязь пришёл генерал Мороз!» – взмаливались солдаты и офицеры Рейха, надеясь, что, может быть, потеплеет… Хотя в это может надеяться только идиот. Наивные надежды. Конечно же, мороз для всех одинаков, не щадил ни тех, ни других, независимо от принадлежности к той или иной армии – Красной или германской.

Доктор истории из Великобритании Майкл Джонс в живой и острой форме повествовал в своей работе «Отступление» о поворотном моменте Второй мировой войны, когда на подходе к Москве военная машина Германии была вынуждена отступить. «Немецкие солдаты – вперёд на Москву! Убивайте всех, кого только сможете. Русские – бездельники, вечно пьяный и продажный народ, не способный заботиться о богатстве, которое дал им Бог. Это богатство по праву принадлежит немецкому народу. Вперёд на Москву – вас ждёт победа и слава!» Так обращался Гитлер к своим солдатам в листовках, распространяемых среди немецких войск, двинувшихся на российскую столицу в конце 1941 года, но уже через несколько недель «продажный народ бездельников и пьяниц» не только остановил наступление немецких войск, но и заставил их существенно сдать свои позиции. Вместо «победы и славы» солдаты Гитлера познали голод, вшей, обморожения, гангрену и смерть от переохлаждения. Окоченевшие немецкие солдаты, спасающиеся от холода, накрутив на себя первое попавшееся под руку тряпьё, а за ними бескрайние снежные дали – классический образ гитлеровского фиаско в битве под Москвой. Но первым фактором, замедлившим наступление немецкой армии, был не зимний снег, но осенний дождь, который превратил грунтовые дороги равнин Украины, Белоруссии и России в непроходимые болота. Явление достаточно значимое, чтобы русские придумали для него специальное слово: «распутица», что буквально означает что-то вроде «бездорожья». Та же ситуация, при которой серьёзно затрудняется движение транспортных средств, особенно если речь идёт о тяжелых машинах без гусеничной тяги, повторяется весной в результате таяния снегов. Распутица уже вставала на пути Великой армии Наполеона в 1812 году, но, похоже, немцы не извлекли из тех событий урока. К тому же, поток продовольствия, топлива, боеприпасов и частей, необходимых для обеспечения работоспособности армии, между 1812 и 1941 годом резко возрос, равно как и средний вес транспортных средств. А проходящие по дорогам колонны танков оставляли за собой сплошное месиво, так что в затруднительном положении оказывались даже автомобили с четырехколёсным приводом и полугусеничный транспорт. Не будь этих осенних дождей, которые значительно замедлили продвижение немецкой армии, возможно, последней удалось бы подойти к Москве до того, как снег и холода смогли окончательно парализовать движение войск и до того, как Советский Союз успел подтянуть в Московскую область подкрепление. И вполне вероятно, что «Операция Тайфун» – немецкое наступление на Москву – увенчалась бы успехом. И кто знает, по какому пути в этом случае последовала бы история? Однако никто из высшего германского командования, казалось, не учёл «Генерала Бездорожье», и только трудности осени 1941 года привели к созданию в 1942 году гусеничного тягача «Восток», машины, разработанной компанией «Штайер» для прохождения болот. Изначально она была предназначена для буксировки артиллерийских орудий, но оказалась настолько практичной, что быстро взяла на себя все транспортные функции. Немецкая военная машина против «Генерала Зимы».

В начале декабря 1941 года, убедившись в неадекватности военного обмундирования и экипировки вермахта в условиях русской зимы, генерал Хейнрици, командующий танковым корпусом, входившим в состав 2-й танковой армии Гудериана, одного из ключевых соединений в атаке на Москву, задался вопросом: «Почему нас отправили вести зимние бои и не предоставили соответствующего обмундирования? Неужели никто не знал, какие здесь погодные условия?» В самом деле, как и в случае распутицы, никто в высших эшелонах рейха и вермахта не задумывался о проблеме, которую представляла собой русская зима. Джонс подробно не останавливается на этом вопросе, но Эндрю Робертс в своей книге «Смерч войны» намечает путь к пониманию того, по какой причине погодные факторы игнорировались в ходе планирования вторжения в СССР: Гитлер, высокомерный самоучка, упрямый и легкомысленный, полагал себя «знатоком метеорологии, хотя специалистом он считал себя, чуть ли не во всех областях». По его мнению, синоптикам не следовало доверять, их лучше было заменить «людьми, наделёнными шестым чувством, которые живут в природе и с природой», способными интуитивно предугадывать погоду, наблюдая за миграциями комаров и ласточек. С другой стороны, не имея понятия о том, что такое зима с температурами до минус сорока, Гитлер хвалился своей собственной способностью легко переносить холод: «Менять шорты на брюки всегда вгоняло меня в тоску. Даже при десяти градусах ниже нуля я имел обыкновение ходить в ледерхозен. Это дарит волшебное чувство свободы». И добавляет. «Сегодня много молодых людей, которые носят шорты круглый год; это просто дело привычки. В будущем у меня будет целая бригада СС в ледерхозен!» Солдаты, участвовавшие в «Операции Тайфун», не носили ледерхозен, но их форма и обувь были совершенно непригодными для московских холодов. По мере приближения морозов они были вынуждены утепляться подручными средствами: в ход шли головные уборы, одежда и снятые с трупов советских солдат или украденные у мирных жителей сапоги, в результате чего вермахт утратил всё свое прусское великолепие и напоминал сборище оборванцев. План «Барбаросса» предусматривал захват Москвы не позже октября 41-го года. Поэтому немецкое командование не предусмотрело зимнее обмундирование.

Около полуночи 24 декабря 1941 года, когда советская контратака посеяла хаос в рядах усталых и голодных немецких войск, Хайнц Отто Фаустен из 1-й танковой дивизии столкнулся с символическим изображением безумия, которое бросало солдат в летней форме на амбразуру русской зимы: «На первый взгляд, это напоминало живую картину. Правда, в ней не было ничего праздничного. Люди замёрзли до смерти, оставшись на позициях, с которых вели стрельбу. Трое или четверо стояли на коленях позади пулемёта – один смотрел в телескопический прицел, а другие заряжали боеприпасы – и все они теперь представляли собой глыбы льда». Но пренебрежение, с которым немцы отнеслись к русской зиме, одеждой не ограничивалось. При низких температурах замерзало смазочное масло, и выходили из строя огнестрельное оружие и моторы машин и самолётов. Генералу Георгию Жукову, сыгравшему решающую роль в битве под Москвой, было известно, что огневая мощь и скорость наступления, которые в совокупности определили подавляющее большинство одержанных вермахтом побед, оказались серьёзно скомпрометированы. В зимних боях немцы выявили свою уязвимость, поскольку в условиях сильных холодов до минус 30 градусов – двигатели их танков и моторизованной артиллерии становились совершенно бесполезными. И это надломило хребет германской армии. А в итоге и окончательно сломило – и когда советские войска пошли в контратаку, у отступающих немцев не было никакого другого выбора, кроме как уничтожить тысячи транспортных средств, в условиях холода не способных к передвижению.

* * *

«16 октября 1941 года стало одним из самых драматических дней для Москвы в годы Великой Отечественной войны, хотя ещё в начале месяца в городе было относительно спокойно. С фронта доносились слухи о зверствах немцев, в них как верили, так и нет. Это хорошо описано журналистом Николаем Вержбицким, в своих дневниках он пишет, о чём беседовали москвичи в очередях. И как много говорили о том, что «цивилизованные немцы» ничего такого делать не могут, и сколько москвичей с этим не соглашались… Операция «Тайфун» была в разгаре – враг наступал. 12 октября части вермахта заняли Брянск, на другой день они вошли в Вязьму. В так называемом Вяземском котле оказалось более 600 тысяч советских солдат и офицеров, четыре армии. Затем немцы взяли Калугу, Боровск, Тверь, под угрозой захвата оказались Клин и Солнечногорск, откуда до Москвы – всего несколько десятков километров. К этому времени вдоль железных дорог и по шоссе, ведущим на восток, уже потянулись толпы людей с узлами, чемоданами, баулами. В том же направлении двинулись нагруженные легковые машины, грузовики, запряжённые лошадьми телеги. Поток увеличивался с каждым днем. И вот наступило 16 октября. Можно спорить о причинах хаоса, однако, хронология говорит о том, что дело было в элементарном отсутствии какой-либо информации, а неосведомлённость жителей дала почву паническим и провокационным слухам. На фоне немецкого наступления власти Москвы готовили планы эвакуации промышленных предприятий, органов власти, и в том числе центральной власти, а также минирования основных объектов. По-другому и быть не могло, никто же не планировал капитулировать в случае, если бы столицу захватил враг: в Куйбышеве были оборудованы ставка и командный пункт. Другое дело, что оставлять город без обороны, а его жителей – без честного разговора было нельзя. По воспоминаниям бывшего председателя Моссовета Василия Пронина, решение о срочной эвакуации 500 заводов Москвы было принято 12 октября, однако соответствующую разъяснительную работу провести не успели. Поэтому на многих предприятиях рабочие решили, что началось дезертирство. «Например, серьёзное возмущение было на автозаводе, на артиллерийском заводе, на 2-м часовом заводе. На шоссе Энтузиастов рабочие организовали заслон, не пропускали машины, идущие на восток», – вспоминал Пронин.

Накануне, 16 октября, Государственный Комитет Обороны принял постановление «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Город должны были незамедлительно покинуть правительство, наркоматы, посольства, Генштаб, военные академии, заводы. Крупные предприятия, электростанции, мосты и метро следовало заминировать, рабочим и служащим выдать зарплату, сверх нормы по пуду муки или зерна. Утром 16 октября в Москве не открылось метро – единственный раз за всю свою историю. Приказ о закрытии отдал народный комиссар путей сообщения Лазарь Каганович: «Метрополитен закрыть. Подготовить за три часа предложения по его уничтожению, разрушить объекты любым способом». Не вышли на линии трамваи и троллейбусы, на объекты транспортной инфраструктуры прибыли саперы. Во дворах домов и учреждений жгли документы: сберкнижки из касс, документацию предприятий, партийные и комсомольские билеты, всевозможные учетные карточки, домовые книги и многое другое.

В это время по городу уже не первый день ползли слухи, что немцы уже в Крюкове и Химках, что в принципе было не так далеко от правды: колонна немецкой мотопехоты прорвалась фактически до станции метро «Сокол». В суетливых, крикливых и душных бесконечных очередях чего только не говорили: что немцы возьмут город в два дня, что партийная «головка» бежит и многое другое. И когда жители города увидели неработающий транспорт, а рабочие – неработающие предприятия, отсутствие руководителей и денег для расчёта, вполне логично, что начались беспорядки: машины останавливали на трассах и улицах, били пассажиров и вытаскивали «барахло», появились мародёры. Но другой вопрос, что побежали руководители предприятий и партийные кадры. Те, кто не смогли раздобыть заветную «бронь» или место в эшелоне, идущем на восток, просто начали бросать город. И бежать – по шоссе Энтузиастов. 19 октября Вержбицкий пишет: «16 октября войдёт позорнейшей датой, датой трусости, растерянности и предательства в истории Москвы… Опозорено шоссе Энтузиастов, по которому неслись в тот день на восток автомобили вчерашних „энтузиастов“ (на словах), гружённые никелированными кроватями, коврами, чемоданами, шкафами и жирным мясом хозяев этого барахла». И не только со своим «барахлом», но и с деньгами, ценностями предприятий и учреждений, хватали всё, что могли унести. О деталях бегства написано много, и с опорой на документы. По неполным данным военной прокуратуры Москвы, оставили свои рабочие места около 780 руководящих работников; ими было похищено почти полтора миллиарда рублей, угнано сто легковых и грузовых автомобилей. Согласно справке московского горкома ВКП (б), с 438 предприятий, учреждений и организаций сбежало 779 руководящих работников. Бегство отдельных руководителей предприятий и учреждений сопровождалось крупным хищением материальных ценностей и разбазариванием имущества: было похищено наличными деньгами за эти дни 1 миллион 484 тыс. рублей, а ценностей и имущества на сумму 1 миллион 51 тыс. рублей.

Тут важно то, что, паника быстро прекратилась. Уже 17 октября по радио выступил Пронин, призвавший немедленно приступить к работе и ликвидировать панику, не верить ложным слухам. После этого город буквально преобразился: всё заработало, даже такси. На улицах появились военные и милицейские патрули, с правом расстрела на месте грабителей и мародёров и проверки любых машин и личных вещей. Паническое бегство прекратилось, открылись магазины, аптеки, больницы. Моссовет принял постановление, в котором события в Москве 16 октября были названы «грубым нарушением государственной дисциплины». Было введено осадное положение, Московский городской суд и народные суды стали военными трибуналами, выносившими суровые приговоры не мешкая, и обжалованию они не подлежали. Прошло ещё два дня, и 21 октября Вержбицкий удивляется, что стало с городом? «Преображенская площадь. Полдень. Пережита „паника“. Люди уже не мечутся, они выстроились опять в очереди. За облаками страшный пулемётный огонь. Гудят самолеты, дрожат стёкла, в трёхстах метрах от магазина на берегу Яузы начинают гневно и оглушительно рявкать зенитки. Где-то бухают фугасные бомбы. Но ничто не изменилось на площади. Недвижно вытянулись очереди, особенно большая за портвейном (18 рублей 60 копеек), не дрогнула и очередь за газированной водой. У витрины магазина кучка внимательно читает газеты под стеклом о том, что под Малоярославцем мы отступаем. На остановке юноша читает „Севастополь“ Ценского. Из рупора летят звуки „Богатырской симфонии“ Бородина. Плетётся пьяненький. Красноармейцы тянут пиво. Куда делись в Москве нервные люди?»

Отдельно следует отметить, что одной из причин паники стал слух о том, что Москву покинул Сталин. Позже тот факт, что вождь остался в столице, сильно помог прекратить панику. Известно, что Сталин приезжал на вокзал, прошёлся вдоль вагонов, в которых уезжали в Куйбышев члены партии и правительства. Но – он не уехал, остался в осаждённой Москве, а затем и вернул в город своих соратников. Сталин остался в Москве в то время, когда в войсках германского восточного фронта уже распространялись заранее отпечатанные пропуска для передвижения по Москве во время парада полков вермахта и был подготовлен целый сценарий. Он начал готовить свой сценарий: парад 7 ноября на Красной площади в честь Великого Октября».

* * *

Во время отступления под Москвой и особенно после поражения под Сталинградом многие генералы вермахта так или иначе вспомнили события почти тридцатилетней давности, когда они носили в большинстве своём еще лейтенантские погоны.

…Декабрь 1914 года. Впервые за много лет мир встретил Новый год без радости – в Европе, Африке, на Ближнем Востоке и на море шла не просто кровопролитная война, а война, которая, как всем стало ясно, затянется надолго, затяжная война. На основных фронтах еще сохраняется затишье, но стороны уже строили планы новых наступлений. На Кавказе разворачивалось Сарыкамышское сражение, завершившееся разгромом турецкой армии.

Главным итогом кампании 1914 года стал крах германского плана «блицкрига» – молниеносной войны, в ходе которой предполагалось вначале разбить Францию…

Декабрь 1914 года. Исторический урок для Германии. Ситуация повторилась через тридцать лет на Восточном фронте. На этот раз в противостоянии вермахта и Красной армии…

9