Метро 2035: Эмбрион. Начало

– Нет. Были. Нас двое родилось, я и брат. Мать семь лет назад умерла, а Роман… Он уже родился странным, но мать его пыталась воспитывать.

– Мутант? – прямо спросил Филя.

– Ну да… Он не разговаривал. Вообще. Даже не мычал, просто если что надо – объяснял жестами. Иногда я его, ну, типа как мысли слышал. Чепуха, конечно. Я его понимал, мама тоже. Соседям в убежище наплевать было, все выживали как могли. Неагрессивный? Живи себе. Если тебя кто-то кормит. У нас, на автовокзале, люди незлые были, убежище большое, места хватало.

– А потом?

– Потом… Он рос быстрее меня, кожа потемнела, ну как загар… Здесь по рукам что-то типа чешуи. И лысый был, в пять лет все волосы выпали. Так себе зрелище, а что делать. Спасибо предкам, мало им было мир на поверхности снести, так еще и нам досталось. В общем, когда мать умерла, нам по тринадцать было. Пришли однажды бойцы с Базы, они очередной класс набирали, в «пионерлагерь»…

– Куда-куда?

– Ну это как… школа. Точнее, интернат. Как тебе объяснить… Набирают детей, отводят к себе и готовят из них новых бойцов для Базы. Свои солдаты стареют, новых откуда взять? Вот и собирают по всему городу, по убежищам. Ищут. Хотя и свои дети там учатся, но мало совсем.

Кат вспомнил Консуэло и сжал зубы. Не сейчас. Не вспоминать. Потом, все потом.

– И ты там учился?

– Да. Не доучился, правда, выгнали меня. С тех пор один и живу.

– А с братом что?

– Его тоже повели на Базу, но для «пионерлагеря» он непригоден был. Решили в изолятор поместить, есть у них там такое место, типа больницы. Сам не был, но, говорят, пытаются их исследовать. Кормят, лечат. Все-таки люди, хоть и изуродованные. А он сбежал по дороге, я потом уже узнал. Случайно.

– И где он теперь? – Филя поворочался на матрасе, устраиваясь удобнее.

– Погиб где-нибудь в городе, скорее всего. Я его искал потом по убежищам, когда товар заносил, но никто ничего не слышал. Значит, и нет его больше.

Через вентиляцию, которой не видно, откуда-то с поверхности донесся еле слышный глухой вой. Сперва одиночный, потом его подхватили другие глотки. Загоняют кого-то.

– Морты… – вздохнул мальчишка. – Везде они. Самые противные твари, из-за них наверху проблем больше всего.

– А радиация?

– Так пятна же давно не меняются, Кат. Если карту знаешь, в опасные места не лезешь, то нормально. Даже у нас. Под дождь еще не попадать, не то… как повезет. А псины догонят и сожрут, если один. Вот бы куда их деть…

– Или самим уйти.

– Да куда? Все окрестности вымерли. Нет больше людей. – Филя громко вздохнул. – И в убежищах жить тоска. Жрать толком нечего, воздух вонючий. Разве это жизнь?

– Да есть, говорят, места… Только сказки это, наверное.

– А расскажи?

– Долгая там история. Но нам и торопиться некуда, до завтра тут отлежимся в любом случае. У меня спина подживет, да и ты не особо здоровым выглядишь.

– Расскажи, Кат. Ну пожалуйста!

Сталкер прикрыл глаза.

– С чего бы начать? Есть такое место в городе, бывший аграрный университет. Его СХИ раньше называли, сельхозинститут.

– Чего это такое? Первый раз слышу.

– Серьезно? А он есть. Просто все его знают под другим именем. Нифльхейм. Два года назад я по глупости сунулся туда один. Нес лекарства и решил предложить коробку уважаемым викингам, черти бы их взяли…

3. Валгалла 2.0

– Подъем, бля! Работать! – Надсмотрщик, жирный старый Гуннар, щедро раздавал удары обрезком старого шланга, который служил ему и другим погонщикам двуногого скота плетью.

В дверях рабского барака стоял один из помощников Рагнара, верховного правителя всей этой банды. Он следил за рабами, следил за Гуннаром. Наверное, сам за собой тоже следил. И потом отчитывался перед шефом – все, мол, ленились, а я в это время чесал толстую задницу о косяк двери.

– Вставайте, свиньи! Вас заждался труд во благо Одина! Хрю! Гуннар заржал, откинув голову и выставив вперед короткую косматую бородку с нитками седины:

– Йоран! Они реально хрюкают!

Помощник Рагнара перестал почесываться и коротко хохотнул:

– Сегодня Праздник огня, главное, не перепутать жертву Тору. А то спалим кого-нибудь из этих. Вместо священного борова, клянусь сосками Аудумлы!

Рабы, звеня кандалами, вставали с подстилок, полностью скрывавших пол бывшего спортзала. Из заложенных кирпичами почти доверху окон пробивались первые лучи скучного зимнего солнца. Несмотря на высокой потолок, воздух был спертым, воняло давно немытыми телами, грязными тряпками и чем-то горелым.

Кат, не дожидаясь болезненного удара, вскочил одним из первых. Сегодня или никогда. Он понимал, что еще месяц-другой в этом аду – и можно забыть о свободе навсегда. Скатиться до состояния послушной, ко всему готовой скотины, в котором пребывали почти все остальные. Почти, но не все – Витька вон тоже смотрит бодро. Или погибнуть, плюнув на послушание и подчинение. Как повезет.

Рабов было много, человек сто пятьдесят, почти как войско самих викингов, но толку-то… Знакомые с Монфоконом, где людей или вешали, или гноили в клетках месяцами, рабы даже не думали о побеге.

– Подъем! – орал Гуннар, хотя цепочка рабов уже выходила в двери, поочередно кланяясь Йорану. – Первый отряд на расчистку снега. Второй – свинарники. Третий в теплицы. И если хоть кто-то сожрет лист салата – порка всему отряду. Поняли, гондоны? Четвертый – долбить котлован. Бегом!

Лестница, ведущая из спортзала наверх, к выходу из здания бывшего университета, была настолько грязной от намертво прилипшего за много лет мусора, что можно поскользнуться. У викингов чистота не в чести, главное – погибнуть с мечом в руках, а какой свиньей ты был при жизни, не имеет значения.

Кат и Витька были в первом отряде. Борцы со снегом. В отличие от дождя, он редко был радиоактивным, такие вот причуды природы. Кат привычно осмотрелся, выйдя на поверхность. Да, все нормально. Ни одного нового пятна, только над лесом, уходящим в сторону Центрального парка и изрядно прореженного топорами викингов, курилась далекая синеватая дымка. К рабам она пока не приближалась, плюнуть и забыть.

На столбе во дворе Нифльхейма надрывался единственный работающий динамик. Как обычно, «Раммштайн» с уцелевшего у поклонников диска. Хриплый голос выплевывал непонятные слова на немецком, словно подстегивая хозяев на борьбу. Гнал их в атаку.

Несмотря на то что почти вся электроника выгорела при электромагнитном ударе, которым наша противоракетная оборона боролась с сыпавшимися на город зарядами, именно магнитолы иногда находят почти рабочими. Телефоны и компьютеры – все, труха, а звуковые прибамбасы из самых простых местами уцелели. Один бумбокс он на Базе и сам слушал до одурения.

– Кат… Ты сегодня как? – Витька догнал его и шел почти рядом. Череда согнутых фигур, звенящих железом на каждом шагу, от этого немного ломалась, теряла четкость формы, но во дворе и так толчея, не заметят. Со скованными короткой цепью ногами строй все равно держать проблематично.

– Сегодня готов, – бросил Кат. Ему не хотелось долго разговаривать на пронизывающем ветре, да и бывший одноклассник не внушал большого доверия. Он здесь дольше самого сталкера, но даже не пытался бежать.

– Хорошо, хорошо! – Витька поклонился одному из охранников, внимательно следивших за рабами, строившимися в четыре колонны по числу отрядов. – Молчу.

Бывшее здание университета, где предки обучались разным сельским премудростям, было тщательно, но неумело покрашено в черный цвет. Со стороны производит впечатление, а вблизи, конечно, не скрыть осыпающиеся стены, окна, забитые досками или заложенные редким теперь красным кирпичом. Мрачное зрелище, но так и задумано.

Кат втянул воздух сквозь плотно сжатые губы. Не хватало еще простудиться, что на таком ветре раз плюнуть. Подошел к сараю с инструментами и выбрал тяжелый, но необходимый для своего замысла лом. Витька обошелся лопатой.

Их колонна, сопровождаемая пятеркой тепло одетых автоматчиков в смешных рогатых шлемах, вытянулась за ворота внутреннего двора и неторопливо потянулась в сторону дороги. У каждого раба на плече был лом, лопата или грабли, зубцы которых были обмотаны проволокой, превращая инструмент до весны в подобие скребка.

Чистить предстояло кусок бывшей дороги. Она широкой, плавной петлей огибала бывший комплекс учебных зданий и общежитий университета. Засыпана снегом дорога или очищена до блеска наледи на потрескавшемся асфальте – на самом деле не имело значения. Ездить было некому и не на чем. Несколько лошадей, оставшихся в конюшнях во время Дня, потомства не дали и давным-давно были съедены. Почему-то они и коровы пострадали даже больше людей, а вот свиньи выжили. Прижились, обросли шерстью. Окрепли. И обычные, и те, что на двух ногах – идут по краям колонны, смеются, выпуская струйки пара изо рта, иногда подгоняют дубинками и пинками отстающих.