НЕсвобода слова. Как нам затыкают рот

Правда, в защиту свободы слова в Уголовном кодексе РСФСР никакой особой статьи не было, а вот наказания за пренебрежение своими обязанностями и за использование слова как орудия преступления были:

Статья 70. «Агитация или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления Советской власти…»

Статья 71. «Пропаганда войны, в какой бы форме она ни велась…»

Статья 74. «Пропаганда или агитация с целью возбуждения расовой или национальной вражды или розни, а равно прямое или косвенное ограничение прав или установление прямых или косвенных преимуществ граждан в зависимости от их расовой или национальной принадлежности…»

Задержите свое внимание на таком вопросе. Если в тексте Конституции СССР ничего не было сказано о пропаганде и агитации, то почему же в Уголовном кодексе РСФСР были запрещены именно они, а не просто некие «действия», скажем, почему в этих статьях не было написано: «действия в целях подрыва или ослабления Советской власти» или «действия с целью возбуждения расовой или национальной вражды или розни», а написано «пропаганда или агитация»? Случайно? Нет!

Ведь само произнесение слов или их написание уже является действием, и если бы в этих статьях УК РСФСР было бы запрещено действие, то эти статьи запрещали бы свободу слова – запрещали действия по написанию и произнесению слов.

СССР не был фашистским государством и такого попрания свободы слова допустить в своих законах не мог. Посему УК РСФСР запрещал только агитацию и пропаганду – деятельность, в которой слова служат орудием в числе прочих орудий этого преступления. Таким образом, по законам СССР, слова, даже антисоветские, даже возбуждавшие межнациональную рознь и даже много раз написанные, сами по себе не являлись преступлением, посему и сами слова не запрещались, и произносившие их люди не наказывались. Именно таким юридическим подходом гарантировалась свобода слова при запрете использования слова во вред людям. Это по закону. Повторю, что практика в СССР отличалась от деклараций законов, но мы говорим о юридической стороне этого вопроса.

Еще раз остановитесь в чтении, чтобы обдумать разницу. Действие – это поступок. Вы совершили что-то – сказали или написали – и этим уже совершили поступок. А агитация и пропаганда – это деятельность, т. е. осмысленный труд в направлении достижения той цели, которую вы перед собой ставите, это процесс, идущий во времени.

Технически в СССР это выглядело так. Если вы говорили или писали нечто, что другими воспринималось, как, к примеру, «возбуждение розни», то к вам не могли предъявить претензии, поскольку вы обладали правом свободно выражать свое мнение, в том числе и такое! А с юридической точки зрения эти ваши слова еще не были доказательством того, что вы ведете пропаганду, поскольку сами по себе ваши деяния по написанию или произнесению слов не являлись достаточным доказательством того, что вы ведете преступную деятельность под названием «агитация» или «пропаганда».

Однако если у представителей власти возникали такие подозрения, то «компетентные органы» СССР вас сначала предупреждали. Почему? Потому что пропаганда и агитация, как деятельность, характеризуются умыслом, настойчивостью и непрерывностью. Если вы пренебрегали предупреждением и продолжали высказывать то, что воспринималось не только «компетентными органами», но и окружающими как преступление, то есть вы своим последующим поведением подтверждали, что не просто высказали мнение, а действительно вели запрещенную законом пропаганду или агитацию, то только тогда против вас возбуждали уголовное дело. Только после предупреждений и сбора и процессуального закрепления новых фактов прокуратура имела возможность доказать в суде, что вы умышленно занимались пропагандой, а не просто реализовывали свое право на свободу слова.

Я не теорию вам рассказываю. В 1970-х меня вызывали в тогдашний КГБ и взяли у меня объяснения в рамках статьи 70 УК РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда». После того, как я написал такое объяснение, меня попросили его переписать – как мне казалось тогда, из симпатии ко мне. Мне трудно обижаться на тогдашних работников КГБ, но на самом деле они поступили достаточно коварно, хотя и объяснимо с точки зрения их службы, – этим переписыванием моего объяснения работники КГБ «подводили меня под 70-ю статью». К примеру, они предложили мне заменить мое признание о том, что я рассказывал анекдоты о Генеральном секретаре ЦК КПСС Л.И. Брежневе, на, казалось бы, ничего не значившее сравнение экономик СССР и Бразилии. Мне казалось тогда, что они этим смягчили мою «вину». Потом я прочел учебник уголовного права и понял, в чем дело. На самом деле в 70-й статье УК речь шла об «антисоветской пропаганде», а не «антипартийной» или «антикоммунистической». Конституция СССР формально не запрещала вести пропаганду против КПСС, посему КГБ не мог предъявлять мне претензии за это – за анекдоты о Генсеке КПСС. А вот сравнение экономических показателей при Советской власти в СССР и несоветской власти в Бразилии – да еще и не в пользу Советской власти – уже было похоже на антисоветскую пропаганду.

Но что мне запомнилось и что действительно было характерно тогда – лично опрашивавший меня начальник городского отдела КГБ начал разговор с извинений и с предупреждений, чтобы я не воспринимал вызов к нему как попытку запретить мне говорить то, что я хочу, подчеркивая, что в СССР свобода слова.

Формально он устно предупредил меня о недопустимости вести антисоветскую пропаганду, поскольку реагировал на полученные на меня доносы. Но на самом деле он пояснил, что я могу говорить все, что считаю нужным, но каждый раз обязан оценивать, кому и что говорю, поскольку сам несу ответственность за то, сочтет ли мой слушатель мои слова враждебными Советской власти. И объяснил, что КГБ пока не имеет ко мне иных претензий, но если они получат очередной донос, то вынесут мне письменное предупреждение и вот после этого они обязаны будут установить за мною контроль – как я тогда понял, слежку. Видимо, очередного доноса не было (я вычислил информатора), поэтому впоследствии никаких претензий ко мне со стороны КГБ больше не было.

Еще раз обращу внимание, что подобное поведение КГБ СССР было не следствием его гуманности, а следствием необходимости доказывать в суде наличие в действиях меня как подсудимого признаков «агитации» или «пропаганды».

Таким образом, сумел я объяснить суть вопроса или не сумел, но читающий эту работу должен понять следующее.

Если в законах страны наказание вводится за агитацию, пропаганду или подстрекательство к преступным деяниям, то с юридической точки зрения в такой стране свобода слова может существовать.

Но если наказание вводится за словесное действие, направленное якобы на преступное деяние, то в такой стране нет свободы слова даже с юридической точки зрения. Поскольку «словесное действие» – это и есть выражение мнения и убеждения, без свободы которых нет свободы слова.

Теперь о том, как происходило уничтожение свободы слова в России.

Этапы уничтожения свободы слова

Итак, в 1991 году к власти в России пришли фашисты, в то время маскировавшиеся под отчаянных «демократов», а в Конституции РФ появилась статья в защиту собственно свободы слова. Поскольку фашисты в то время все еще рядились в «демократическую шкуру», то в этом плане текст Конституции у нас остался от них вполне демократический. Но, заметьте, те понятия, которые в Конституции СССР разделялись – «свобода слова» и «преступления», орудием которых было слово, в Конституции РФ уже оказались смешаны в одной статье 29:

«Каждому гарантируется свобода мысли и слова.

Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства.

Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них.

Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом.

Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается».

Сначала заметим, что в Конституции нынешней России свобода слова формально-юридически защищена даже лучше, чем в Конституции СССР. Там не упоминалось о том, что запрещены только агитация или пропаганда, а в нынешней Конституции прямо в текст статьи 29 внесен запрет только на преступные агитацию и пропаганду. Причем никакого отношения к собственно свободе слова запрещение преступных агитации и пропаганды не имеет, поскольку в пунктах 1, 3, 4 и 5 статьи 29 действующей Конституции РФ нет никаких отсылок к пункту 2 этой же статьи. Скажем, там нет подобных формулировок:

«…Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них, кроме мнений и убеждений, запрещенных пунктом 2 данной статьи». Или «Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом, кроме информации, указанной в пункте 2 данной статьи». Или «Гарантируется свобода массовой информации, с ограничениями по пункту 2 данной статьи». «Цензура запрещается, за исключением случаев, оговоренных в пункте 2 данной статьи».

То есть свобода слова по действующей Конституции РФ по-прежнему ничем не ограничена, а пункт 2 статьи 29 имеет отношение только к преступной деятельности.

Однако уже в августе 1993 года статья 74 действовавшего тогда УК РСФСР была отредактирована следующим образом:

«Статья 74. Нарушение равноправия граждан по признаку расы, национальности или отношения к религии.

Умышленные действия, направленные на возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды или розни, на унижение национальной чести и достоинства, пропаганду исключительности либо неполноценности граждан по признаку отношения к религии, национальной или расовой принадлежности, а равно прямое или косвенное ограничение прав или установление прямых или косвенных преимуществ граждан в зависимости от их расовой, национальной принадлежности или отношения к религии – наказываются…».

Как видите, там, где в советском Уголовном кодексе были понятия «пропаганда или агитация», в модернизируемом Уголовном кодексе РСФСР появляется понятие «умышленные действия». Таким образом, теперь любая написанная вами строчка, являющаяся сама по себе действием, уже может быть поставлена вам в вину вне зависимости от того, зачем вы ее писали, и занимались ли вы агитацией и пропагандой. Правда, понятия «пропаганда» и «гражданин» там все еще сохранялись.

И в ныне действующем Уголовном кодексе Российской Федерации (статья 282) эти положения сохранялись до 2003 года, после которого эта статья уже полностью попрала Конституцию и стала наказывать уже за осуществление права на свободу слова:

«Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации…».

Вы видите, что из статьи 282 УК РФ убраны понятия «умышленные действия», «пропаганда и агитация» и «граждане». Теперь любые ваши мнение, убеждение, информация, являющиеся «действием», при желании властей могут быть сочтены преступлением. Уже этим, с юридической точки зрения (на уровне законов), свобода слова в России была полностью уничтожена. Мало этого, режим освободился от доказывания наличия у вас умысла – и взял «под защиту» все человечество всего мира и во все времена. Вы можете рассуждать о средневековой Англии или о Древнем Риме, а вас все равно обвинят в разжигании розни, поскольку и англичане «человеки», и в Древнем Риме жили «человеки», а то, что у вас и мыслей не было возбуждать национальную рознь к Древнему Риму, не имеет значения, поскольку для вашего осуждения ваш умысел уже не требуется.

Обыватель, особенно политизированный, понимает, что с этой статьей УК что-то не так: идут протесты, статью уже назвали «антирусской» (хотя с таким же успехом ее можно было назвать и «антимусульманской», и «проеврейской»), обыватель требует эту статью отменить. Однако никто правильно не называет причину, почему это надо сделать. А причина лежит на поверхности: эта статья вопиюще антиконституционна, поскольку Конституция запрещает только агитацию и пропаганду, а в статье 282 и сопутствующей ей статьях 205 часть 2 и 280 УК РФ даже понятия эти не упомянуты! И во всем Уголовном кодексе нет статьи, которая бы наказывала за то, что запрещает Конституция – за агитацию и пропаганду. Зато в УК введено наказание за то, что Конституция гарантирует, – за действия, за свободу слова.

Между прочим, если говорить обо всем мире, то статьи 205 часть 2, 280 и 282 УК РФ попирают и международные законы, поскольку и международные законы не ограничивают свободу слова и требуют наказания только за деяния человека, использовавшего слова как орудие преступления. В «Международном пакте ООН о гражданских и политических правах» нормы «запрещающей» статьи 20 отделены от норм статьи 19, в которой провозглашается свобода слова. А нормы статьи 20 Пакта, как и Конституция РФ, рассматривают не вопросы свободы слова, а вопросы преступных деяний физических лиц. А эти преступные деяния заключены не в выражении и распространении ими мыслей («всякого рода информация свободна», – провозглашает статья 19), но в пропаганде и подстрекательстве:

«Всякая пропаганда войны должна быть запрещена законом.

Всякое выступление в пользу национальной, расовой или религиозной ненависти, представляющее собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию, должно быть запрещено законом».

Заметьте, запрещено не любое «всякое выступление», а только то, которое является подстрекательством, то есть все той же агитацией, но призывающей к дурным поступкам.

Свобода слова в СССР

Поскольку мы заговорили о свободе слова в СССР, нужно упомянуть пусть и не относящийся непосредственно к делу, но важный принципиальный момент, связанный со свободой слова. Который, как ни странно, основная масса современных журналистов России вообще не принимает во внимание.

Была ли в СССР та свобода слова, которая позволяет журналисту давать обществу всю необходимую информацию для принятия обществом коллективных решений? Нет, не была. Но и такого маразма, как в нынешней России, тоже не было! Ведь в СССР каждый мог говорить свободно о чем угодно. На кухне. Мог орать во всю глотку: «Долой Брежнева!». В лесу.

«Да, – скажете вы, – но на кухне и в лесу меня слушали бы несколько моих товарищей. И всё».

А кто сегодня слышит прессу, кроме ее читателей? Велика ли разница в количестве и качестве слушателей, чтобы так радоваться?

Уже при Горбачеве наступила подмена понятий. Именно при нем в прессе началась болтовня ради болтовни, именно при нем государственные органы получили право не реагировать на то, что пишет пресса. При Горбачеве в СССР была уничтожена обязанность слушать – и этим была уничтожена и подлинная свобода ответственного слова.

Прежде было не так. Да, действительной свободы слова не было и тогда, но обязанность слушать была! Вот личный пример из моей практики.

…В середине 1980-х гг. наш завод становился на ноги, появилась возможность с него кое-что взять, и масса чиновников стала показывать нам, насколько они значительные люди и что мы обязаны их очень сильно любить и не отказывать им в их личных просьбах. Веселая это была компания – от прокурора города до директора банка.

Последний учудил такое, что у меня кончилось терпение. Мы по инструкции тогдашней главной профсоюзной организации СССР (ВЦСПС – «Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов») обязаны были бесплатно раздавать на производстве в «горячих цехах» чай. И делали это, как и остальные заводы, десятки лет. Но в инструкции было написано «бесплатно доставлять в цеха чай». И директор банка прекратил оплату магазинам наших счетов за чай на том основании, что речь, дескать, идет только о бесплатной доставке чая в цеха, а рабочие на рабочих местах должны покупать его за наличные. Был бы тогда при должности старый секретарь горкома КПСС, за такие шутки директор банка мигом бы лишился партбилета – и вместе с ним должности. Но прежнего секретаря горкома уже сменил новый – болтливый перестройщик, будущий бизнесмен.

Снабжение завода было моей обязанностью. И я, разозлившись, собрал все факты воедино (не забыв и прокурора, и милицию) – и написал статью в «Правду», закончив ее предложением, как быть с этой бюрократической сволочью. Предложение в «Правде» не поняли и из статьи убрали, но статью напечатали, переделав ее концовку.