Звëзды на дне стакана

…Чин по чину, на троих разделил.

Не подводит глаз пока что меня.

Два из трех горбушкой черной накрыл.

Глухо звякнули на дне ордена…

Я за вас сегодня пью, мужики.

Годовщина, всё ж-таки, не пустяк.

Надо жить. А как не сдохнуть с тоски,

Оттого, что на душе пустота?

Говорят, что время лечит. Мура.

Нет вины на мне, но каждую ночь

Пред глазами эта сучья гора,

На которой я не смог вам помочь.

…Рвет «вертушка» воздух пыльный винтом.

Вы прикрыли, я рванулся, залег,

Прижимаю «духов», вижу – бегом

Ты, Серега. Чуть подальше – Витек.

Вслед ему – скупая строчка огня.

Резануло уши: «Рыжий, прикрой!»

И Серегина спина – от меня.

И оранжевый разрыв над горой…

«Батя» мне сказал: «Сынок, не казнись.

Так бывает. Что поделать – война…

Только знаешь… И на небе есть жизнь.

И уж точно, там полегче она.

Это, брат, такая тонкая нить…

Срок придет и ты поймешь. Надо жить.

Они рядом. Только память храни.»

Так что с вами я. Пока буду жив.

6.

С улицы в открытую форточку сквозь обычный уличный шум – детский гвалт, скрип качели, тявканье какой-то собачонки, хлопанье подъездных дверей, лязг приближающегося к остановке трамвая – проник особенный, подзабытый звук. Он подошел к окну. Во дворе две сестры-близняшки из соседнего подъезда гоняли белый теннисный шарик по вкопанному на детской площадке столу. Когда он уходил, им было лет двенадцать. И в теннис они уже тогда играли ловко. Выбить их в игре на вылет удавалось немногим. Сейчас они вытянулись, постройнели.

Он порылся в секретере, в тумбочке, в шкафу на антресолях. Нашел свою «крутую» фирменную ракетку – мягкую, толстую, гладкую, с резиновыми пупырышками накладок вовнутрь, с удобной ухватистой рукояткой. Он привез ее с каких-то сборов и на время стал непобедим. Ракетка позволяла закручивать шарик по непредсказуемой траектории, раскрутить его, просто защищаясь, было непросто. Одна из близняшек, Настя, кажется, первой нашла «прием против лома». Надо было не защищаться, а атаковать. Своей обычной «деревяшкой» она сильным ударом гасила вращение шарика, отступив от стола чуть дальше обычного и доставала почти неберущиеся подачи. А следом и сестра научилась. И шансы почти выровнялись. Оставалось, правда, преимущество в росте и длине рук. Но они легкие, загорелые, неутомимые тянулись за каждым мячом. Сейчас, наверно, умения только прибавилось…

Он взял ракетку подмышку, закрыл дверь на ключ и пошел вниз, стараясь не хромать.

«Привет чемпионкам! Я – следующий «на вылет». Одна из сестер, отвлекшись на него, пропустила быстрый удар и побежала за далеко отлетевшим шариком. Другая вдруг засмущалась, опустив глаза. «Зевнула» та самая Настя. Она и раньше была бойчее, смелее, быстрее на язык. И теперь, вернувшись с шариком, заговорила первой. «Привет! Вернулся?» Сестра в разговор не вступала, пытаясь закрутить ракетку волчком на краю стола. «Давно тебя ждали, а то играть не с кем. Сейчас, я только с Анькой закончу.» Аня перестала крутить ракетку и улыбнулась: «Посмотрим. Счет какой?» «8:6. В мою пользу. Моя последняя подача.»

Обе были хороши. В простеньких ситцевых сарафанах в мелкий цветочек, открывающих загорелые ноги выше колен, со сгоревшими на солнцепеке плечами и носами. Энергией, здоровьем и юной свежестью, казалось, не просто дышала каждая клеточка тела, но даже пространство рядом с ними было заполнено этим. Их было не отличить, настолько они были похожи. Разве что характер и темперамент. Да еще волосы – у одной собраны в один короткий хвостик на затылке, а у второй хвостиков было два…

Он положил свою ракетку на скамейку. «Ну, поехали. Я сужу.»

К удивлению, Настя проиграла. Аня сначала взяла последнюю подачу сестры, прямо скажем, небрежную. А потом вырвалась вперед, проиграв только одну из своих пяти. Не помогло и то, что, проигрывая, Настя настояла играть большую партию. Она стала нервничать, ошибалась, меняла хват ракетки, как могла хитрила на своих подачах… Закончив партию, бросила ракетку на стол и, надув по-детски губы, уселась на скамейку, спрятав под нее ноги и скрестив руки на груди… Анька показала ей кончик языка.