Мертвая пехота. Книга первая. Крах

По коридору мимо протащился кто-то из техников челнока. Круглое лицо работника лоснилось от пота, да и форменная рубашка была расстегнута. «Рывок» медленно жарил запертых в его недрах людей, а доблестный Эрзарх тащил в него новые жертвы.

– Сколько удалось спасти? – спросил Ловсон, едва молодой ловур переступил порог и дверь за ним захлопнулась.

Офицер никогда не был в ячейке командира, и от взгляда стратега не утаилось, как Эрзарх с некоторым восхищением и недоумением оглядел простенькое убранство каюты. Рыцарь космоса явно был удивлен аскетичностью своего прославленного командира.

«Поменьше высокомерия, Элай!»

– Семь индивидуальных ячеек. Один бот. В общей сложности пятьдесят четыре человека, дор стратег! Мы отметили еще два бота, дор стратег! Разрешите еще один вылет! Один вылет и два бота. Мы можем спасти еще под сотню жизней!

«Или зажарить их вместе с остальными?»

Над верхней губой собралась противная капля пота, и Ловсон машинально ее слизнул, даже не почувствовав соленого вкуса.

– Что-нибудь выяснил о станции и кораблях нашей эскадрильи? – Элай скрестил руки на груди, наблюдая за молодцеватым офицером и пытаясь представить, как бы тот отреагировал, узнав, что в его командире сидит клещ.

– Ничего нового, дор стратег. Даже странно. Те, кто в состоянии говорить, утверждают, что для них тревога и объявленная эвакуация были неожиданной новостью. Все по-прежнему считают, что на момент атаки высшее руководство уже было мертво. – Эрзарх старательно проговаривал каждое слово, будто ученик под строгим взором любимого учителя. – Хотя есть кое-что, что может показаться вам интересным, дор стратег.

Элай заинтересованно кивнул:

– Продолжай.

– За пару дней до взрыва к станции пристал корабль «Триумфаторов», кого-то высадил. То ли жрецов, то ли офицеров – информации никакой по этому поводу я не имею. Но после стыковки пограничники ушли.

Ловсон хмыкнул: базирующаяся в системе эскадрилья «Триумфаторов», корпуса, испокон веков стерегущего подходы из Глубины, на призывы о помощи тоже не отвечала. Значит, и с ними не все в порядке. Диверсия? Предательство?

– Разрешите соображение, дор стратег? – вдруг спросил Джулиан. Элай кивнул и промокнул рукавом рубахи лоб. От жары пот тек по лицу ручьями.

– Скорее всего, уцелевшие корабли эскадрильи отступили к порталу в пограничную систему. Если судить по обломкам станции, то здесь погибла только она. И, если позволите, мне кажется, что сработала система самоликвидации.

Все-таки диверсия. Элай был склонен согласиться с версией ловура. Появление на орбите вражеского флота (допустим) из систем Альянса вызвало бы куда больший переполох, и пару кораблей из эскадрильи они бы точно нашли, даже если и в разрушенном состоянии. По-видимому, оставшийся за старшего офицер приказал двигаться к порталу. Судя по данным Калькуляторов – из высшего командования уцелел только стратег Сепар. Который бросил спасшихся с Раздора товарищей на медленную смерть на орбите.

– Пока нас глушат, Джулиан, придется довольствоваться только соображениями, – сказал вслух Элай. Вновь отер лицо. – Жарко, да, Джулиан?

Вопрос смутил офицера. Он смущенно улыбнулся.

– Есть немного…

– Тогда ты должен понять, почему я сворачиваю твои спасательные операции, – улыбнулся Ловсон.

Глаза Эрзарха удивленно расширились.

– Нам нужна энергия, Джулиан. Я лучше пущу ее остатки на системы жизнеобеспечения. Иначе мы тут скоро зажаримся.

– Но мы не должны бросать наших солдат, дор стратег! «Имперские каратели» всегда возвращаются за своими мертвыми! Вы сами так говорили, дор стратег! – голос офицера задрожал.

«Лоден свидетель, так лети на Раздор, смельчак. Вернись за мертвыми! Что же ты там не остался вместо Тэмса? Или не сдох, как Тимми, долбаный ты герой?»

– Ты делал хорошее, благородное дело, Джулиан. Ты молодец, и я непременно доложу о твоем рвении наверх. Но сейчас я должен подумать о тех, кто застрял вместе с нами на борту этого куска металлолома, понимаешь? Я не хочу превращать «Рывок» в космический склеп.

В ноге кольнуло, и Элай осекся. К горлу тут же подкатила сухая горечь, голова закружилась. Он едва не пошатнулся от нахлынувшей слабости, концентрируя взгляд на расплывающемся лице Эрзарха.

Слава Лодену, проклятый ловур ничего не заметил. Юнец был слишком занят своим возмущением.

– Дор стратег… но там же живые люди! – остолбенел он. – Там «Имперские каратели»! Там наши, дор стратег! Вы… Разве вы не понимаете?!

Если бы Элай чувствовал себя лучше, то с радостью бы дал ему гневную отповедь. Но сейчас слова были всего лишь словами и ничего в душе не трогали. А вот настойчивость Эрзарха раздражала.

– Я все понимаю, Джулиан. Но, надеюсь, ты оспаривать мой приказ не станешь? Операции отменить. До особого распоряжения. Ясно?

– Но…

«Лоден свидетель, да как ты не понимаешь, Джулиан? У нас нет энергии на твои благородные гарцевания! Мы торчим на орбите, как кит на отмели. Не нырнуть, не уплыть. Кораблей прикрытия нет. Станция уничтожена. Потери исчисляются тысячами! Все командование, кроме Сепара, погибло на станции! Да и сам Сепар вполне может жариться в одной из капсул, среди мусора. Думать надо о живых!»

– Мне тяжело это говорить, – вслух сказал Элай. – Но я должен думать об интересах своих людей. И ты тоже.

– Я… Я понимаю, дор стратег, – поник Эрзарх. Он повертел в руках свой шлем и по-детски шмыгнул носом. – Просто… Они там… Как в гробах…

Ловсон утер пот со лба и осторожно выдохнул. Легкие попросту горели от сухого и горячего воздуха, пропитавшего «Рывок» от кубрика до командной рубки. Но хотя бы этот молодой офицер все понял. Не вспыхнул злостью или обидой.

Не все такие сговорчивые.

– Я знаю, – сказал Элай, положив руку ему на плечо. – Не хуже тебя знаю. Нам лучше помолиться, Джулиан. Попросить Лодена Всемогущего, чтобы корабли прикрытия вернулись. И тогда мы сможем спасти оставшихся.

Ловур горячо кивнул. И в глазах его вновь вспыхнуло обожание. Ведь перед ним, перед молодым героем новой войны стоял герой прошлого. Тот, кто видел последний приход Улья. Тот, кто не потерял человечность, добравшись до поста стратега. Тот, кто был мудр, умен и добр.

«Лоден свидетель – ты противен, Элай. Твоя черная душонка прогнила насквозь».

– Отдыхай, Джулиан. Нам всем не помешало бы хорошо отдохнуть, – Ловсон подбодрил его улыбкой, и офицер, порывисто кивнув, развернулся и покинул комнату.

Романтичный юноша. Жизнь еще пообломает ему молодые зубы.

Клещ вновь пошевелился. Мерзкое чувство, когда в тебе копошится нечто чуждое. Нечто враждебное. Нечто настолько запретное, что любой из солдат императора мгновенно выпустит тебе кишки, как переметнувшемуся к тараканам предателю.

Самое досадное, что пять дней назад он пристрелил бы любого, в ком заподозрил клеща. Не разбираясь, хотя бы из чувства милосердия. Очень неприятно нарушать собственные принципы.

Элай вышел из каюты и отправился по тесному лабиринту узких коридоров в командную рубку. Туда, где у командирского пульта откидывается в сторону монитор с десятью проклятыми пирамидами. Где каждый вечер зеленых огней все меньше.

– Добрый день, – проговорил он, едва оказался в рубке. Прошел в ответном молчании через весь зал до командирского мостика. Взошел по ступенькам на возвышение и сел в кресло у пульта. Маленький надзиратель под полусферой черного купола. Если бы энергии хватало – сейчас над ним бы раскинулась звездная карта с десятками видеопотоков. И на одном из них крутились бы обломки станции.

Так что даже в вынужденной экономии можно найти свои плюсы.

У лестницы на его площадку стоял один из жрецов Калькуляции. Безмолвный адепт в черном одеянии, в черном капюшоне, с черной пустотой под ним. Руки спрятаны в широких рукавах. Голова склонена. Следит. Наблюдает. Ведет учет.

С Раздора слуг Калькуляции спаслось всего шестеро. Хотя, честно говоря, никто их спасать и не собирался. Сами просочились. И теперь на «Рывке» бродили шесть бездумных оболочек. Элай знал, что каждое слово «простых смертных», каждое их действие, каждый шаг постоянно анализируется бесстрастным наблюдателем. Фиксируется в его памяти, пока не придет считывающий сигнал со спутника, пока не унесет все заметки за много световых лет и не затрет все накопившееся в голове мертвого адепта, начав жизнь жреца с нуля.

Один раз Ловсон видел, как рехнувшийся тактик попытался избить слугу Калькулятора. С тем же успехом можно было мучить куклу. Потому что среди жрецов Калькуляции живых людей нет. Творение Медикариума во всех красе. Огромная равнодушная машина наблюдателей.

Но в чем их нельзя упрекнуть, так это в необъективности. Мертвецы, как известно, сомнений не имеют.