Детектор патриотизма

А тут еще телевизор продолжает пугать нас тем, что власть вот-вот учинит цензуру над СМИ. Примаков – власть? Власть. Смотрю дневной информационный блок. Премьер встречается с силовиками и говорит о необходимости самым решительным образом бороться с антисемитизмом, ксенофобией (незаслуженными утеснениями «лиц кавказской национальности») и русофобией. Правильно? Абсолютно, по-моему, правильно. Лично для меня неприемлемы заявления генерала Макашова. Я не понимаю, на каком основании преследуются законопослушные кавказцы, честно работающие, скажем, в Москве. Меня глубоко возмущают провокационные «перформансы», во время которых режут свинью с надписью «Россия». Примаков точно и взвешенно сказал о трех болевых точках нашего общества. Что же остается в вечерних новостях, когда люди пришли с работы и интенсивно поглощают информацию одновременно с ужином? Осталась лишь первая часть этой долгожданной триады – борьба с антисемитизмом. Никто не спорит: с антисемитизмом надо бороться самым решительным образом! Но остальное-то где? Примаков сам, что ли, кусок из своего выступления вырезал? Сам себя цензурировал? И возникает закономерный, государственной важности вопрос: кто кого сегодня подвергает цензуре: власть – СМИ или СМИ – власть?

И последнее. В минувшее воскресенье выбирали Законодательное собрание Петербурга. В субботу агитация была, понятно, запрещена. Загадка: кто из политических лидеров и руководителей блоков, пробивавшихся в питерский парламент, регулярно появлялся в субботу в информационных блоках центральных программ? Отгадка: только Григорий Явлинский. Упаси бог, он не агитировал, он просто был обворожителен и остроумен. Кстати, Юрий Болдырев не менее умен и остер, но он почему-то не возник на экране в субботу, накануне рывка его блока в законодательный орган. Я очень уважаю партию с дивным фруктовым названием «Яблоко», но партийности как в литературе, так и на ТВ мне почему-то больше не хочется. Так ведь, понимаете, и до Железного Григория рукой подать. Феликс Эдмундович Дзержинский тоже ведь поначалу железным быть не собирался…

Уходя, гасите свет!

Тяжким был уходящий 1998 год. Но именно в этом году случилось наконец то, о чем с начала 90-х мечтал каждый нормальный российский гражданин. Закончилась эпоха политического экстремизма, государственной неразберихи и экономической хлестаковщины. Точнее, заканчивается, причем под заполошные крики о наступлении национализма и экстремизма. Впрочем, давно известно, кто громче всех кричит: «Держи вора!» Гайдаровско-чубайсовский экстремизм довел страну до краха. Беззарплатье, голодовки, стремительная убыль населения, деморализованная, полуразоруженная армия, загибающиеся культура и наука… Куда уж дальше! В мировую цивилизацию вошли? Вошли. И получили место возле геополитической «параши»…

Да, в стране рост националистических настроений. Это тревожная, хотя и закономерная реакция «иммунной системы» народа на страшную опасность вырождения и гибели. Но для того-то и существует культура, чтобы переплавлять разрушительный национализм в созидательный патриотизм. Я недавно был на юбилее моего старшего товарища поэта Андрея Дементьева и обратил внимание на любопытную особенность. Если на его предыдущем большом вечере, года два-три назад, самую живую реакцию вызывала любовная и «житейская» лирика, то теперь самые бурные аплодисменты заслуживали патриотические стихи, стихи против разрушения Отечества. А поэт в России, как известно, больше, чем поэт, и реакция на стихи – больше, чем реакция на стихи. Давно известно: лучшее лекарство от дикого национализма – патриотизм. А ведь все эти годы патриотическое чувство, обозванное имперской спесью, сознательно и целенаправленно разрушалось. Петербургские «письменники» договорились уже до того, что пора-де Питеру отделяться от России и становиться вольным городом. Это не первоапрельская шутка. Это результат катастрофического разгосударствливания общественного сознания, ибо только такое сознание может воспринимать, скажем, раздолбаистого Немцова как государственного деятеля, а расстрелявшего парламент Ельцина как гаранта законности. Появление в правительстве разумных, обладающих настоящим государственным опытом людей, и прежде всего Е. Примакова, вызвало понятную реакцию у вчерашних фаворитов. Но воля ваша, все эти попытки объединения «демократов», создание «правого» блока очень напоминают желание хулиганистых подростков отомстить новому строгому завучу, который во время болезни директора пытается навести в школе порядок.

И последнее. После убийства Галины Старовойтовой ее единомышленники, радикал-демократы, призвали население в знак протеста в восемь вечера на несколько минут погасить в квартирах свет. Из моего окна открывается вид на шесть семнадцатиэтажных башен. Так вот, погасло не более десятка окон. О чем это говорит? Об ожесточении людей? Возможно. А если о том, что сожаление о печальной участи Старовойтовой и сочувствие ее радикальным идеям не одно и то же? Гасит свет тот, кто уходит. А мы-то с вами остаемся!

С Новым годом!

1999

Тенденция, однако…

Есть странная закономерность: стоит нашим писателям-либералам обратиться к власти или к общественности с призывом крепить демократию и выше нести знамя гуманизма, как непременно случается какое-нибудь антиконституционное свинство. Самый яркий пример – кровавый расстрел парламента в 93-м. Уж как просили президента силу употребить! Не устоял… Кстати, один из активных просильщиков, писатель А. Приставкин, стал потом председателем Комиссии при президенте по помилованию (предпомилкомом) и теперь энергично борется против смертной казни. Выходит, политическому противнику никакой пощады, а уголовнику-душегубу – милость и снисхождение! Тенденция, однако…

И вот снова появилось обращение писателей-«демократов» к гражданам России. Смысл этого воззвания в том, что сегодня, оказывается, мы «имеем дело с единым фронтом коммуно-фашистов и нацистов». (Тут мой грамотный компьютер подчеркнул красной линией «коммуно-фашистов». Мол, извини, пользователь, не бывает такого…) «Бывает!» – утверждают в письме все тот же предпомилком А. Приставкин и группа писателей, призывающие нас с тобой, дорогой читатель, «встать стеной» и «не капитулировать перед силами зла». Но что есть зло? Для меня, например, это – жулье, перекачавшее наворованные миллиарды за границу. А для подписантов воззвания зло – это «саботаж коммунистами и их союзниками необходимых России реформ», что привело «к резкому ухудшению жизни народа, к проявлению массового недовольства…». Вот ведь как! Не тот виноват, кто бил, а тот, кто отбивался! Тенденция, однако…

Есть в письме, конечно, и про РНЕ. Я, кстати, категорически против фашизма и экстремизма. Более того, не могу понять, зачем русские националисты, члены вполне пока легального движения, оделись в пресловутую черную форму, а из всего многообразия арийских солярных знаков выбрали именно тот, который смахивает на фашистскую свастику? Колоннами по городу ходить тоже необязательно, особенно если мэр против. Но ведь дело не в РНЕ. «Фашист» у нас в стране – это переходящий политический ярлык, наподобие «врага народа» 30-х годов. Вспомните, «фашистской» у нас была когда-то «Память», ныне вполне одомашненная. Коммунисты? Они, сердешные, при каждом обострении политического противостояния объявляются красно-коричневыми, а потом, после выборов, снова незаметно превращаются в обычную левую парламентскую партию. Жириновский и тот хаживал в «фашистах» до тех пор, пока не стала внятна его методика продуманной политической взбалмошности. Всякий, кто пытается так или иначе спросить режим: «За что ж вы так нас и нашу Россию обижаете?» – сразу становится фашистом. Уверяю вас, если завтра с требованиями отставки президента и усиления контроля общества над СМИ пройдет колонна Ассоциации цирковых лилипутов – их тоже назовут фашистами. Может быть, «малофашистами». Все тут понятно: расправляться с политическим противником, если он квалифицирован как фашист, можно, не думая о законе, конституции, морали. Шарашь осколочными, как в 93-м, никто не спросит!

А если спросят, предпомилком Приставкин помилует.

Тенденция, однако…

Дурят нашего брата!

Всю минувшую неделю вся просвещенная Россия устами тележурналистов негодовала по поводу принятого Думой закона о Высшем совете по защите нравственности на телевидении. Мол, это – цензура, красный реванш и страшный удар по свободе слова – главному, если не единственному завоеванию ельцинского десятилетия. Мне тоже не нравится этот закон, точнее, его название. Лучше бы назвали «Совет по защите прав граждан России на объективную информацию». В конце, впрочем, можно добавить и про нравственность – не помешает.

Но сам закон, по-моему, нужен. Ведь дурят нашего брата! Далеко ходить не будем, проанализируем, как дезинформировало нас ТВ в связи с этим самым законом. Прежде всего стращало цензурой. А разве сейчас на нашем телевидении нет цензуры? Еще какая! Много ли, допустим, критических материалов о деятельности Березовского вы видели на ОРТ, а о деятельности Гусинского на НТВ? То-то! Это и есть цензура, но не государства, а финансово-политических кланов. Кстати, госцензура есть и в демократических странах. Попробовали бы вы на американском ТВ во время операций против Ирака отыскать передачу, подвергающую сомнению позицию США. А теперь вспомните наше ТВ периода чеченской войны!..

Далее. Пенясь от возмущения, ни один комментатор, нарушая наши права на объективную информацию, не сообщил нам о том, что почти в каждой так называемой цивилизованной стране имеются подобные советы, следящие за нравственностью, уважительным отношением к национальным святыням, равномерным распределением эфира между парламентскими партиями, чистотой языка… Никого там это не возмущает, там понимают: если общество не будет контролировать свои СМИ, то СМИ будут контролировать общество. И возникнет эдакое ТВ КПСС, к которому мы, между прочим, уже пришли…

Основной довод телевизионщиков против будущего совета незамысловат: сами разберемся с нравственностью, без сопливых. (Напомню, что двенадцать сопливых будут делегированы от президента, правительства, Совета Федерации и Думы.) Но не получается самим-то разобраться. Включаю телевизор и обалдеваю: оказывается, теперь юридические советы в эфире будет нам давать адвокат, только что отсидевший, и отнюдь не из-за судебной ошибки. Включаю в другой раз и вижу, как на детском песенном утреннике в качестве почетного гостя выступает «дитя порока» непредсказуемой сексуальной ориентации. Включаю в третий раз и смотрю боевик про то, как отвратительный русский неандерталец задумал повывести всех американских первенцев… Не получается без сопливых-то!

Так о чем шум? Об этом тоже ни слова не проронил ни один из говорливых комментаторов. А все просто: грядут выборы. В реализации избирательных технологий телеканалы играют главную роль. И вдруг появляется конституционный орган, который может, например, попросить: «А покажите-ка нам, пожалуйста, методики вот этого рейтингового опроса! Странный он какой-то. А обманывать избирателей безнравственно!» И конец. Конец фантастическим заработкам, конец политическому влиянию, конец ТВ КПСС. Да и нашего брата дурить будет уже гораздо сложнее.

Импичмент, который всегда со мной

Лично я никогда не голосовал за Ельцина. Более того, всегда, с самого начала я скептически относился к этому политическому деятелю. В доказательство сошлюсь на мою повесть «Апофегей» (1989), где Борис Николаевич, тогда еще первый секретарь МГК КПСС, сатирически выведен под именем «БМП». Ох и поклевала меня тогдашняя либеральная критика!

Но сегодня даже кавалер медали за оборону Белого дома в 1991 году со мной согласится: Борис Николаевич Ельцин крепко виноват перед Россией. Грехов множество. Взять тот же развал Союза. Президент РСФСР, подписывая беловежские бумаженции, был обязан хотя бы обозначить права России на Крым и казачьи области Казахстана, добиться гарантий для русского населения, брошенного на поругание в этнократических республиках. Ничего этого он не сделал. Очень торопился. Куда? Занять горбачевский кабинет.

Далее. Именно Б. Ельцин привел во власть таких политических недотыкомок, как Гайдар, Бурбулис, Козырев, Немцов, Чубайс, и многих других. По их вине давно назревшие реформы были превращены в обираловку, а приватизация в грабеж. По вине Б. Ельцина десять лет планета с изумлением наблюдает невиданное саморазрушение могучей некогда державы. В результате обнищавшее население вымирает, а народное хозяйство превратилось в обломки, на которых написаны имена общеизвестных «олигархов». О расстреле парламента во имя укрепления демократии и говорить нечего. Это в одном ряду с утверждением известного кровопроливца о том, что гильотина – лучшее средство от головной боли. Далее – война в Чечне, развязанная Б. Ельциным вопреки всем конституционным нормам. Преступность данной акции настолько очевидна, что даже «особенный человек» Г. Явлинский признает это.

Всех приведенных выше обстоятельств мне, например, вполне достаточно, чтобы вынести свой личный импичмент президенту. И этот импичмент всегда со мной. Уверен, подавляющая часть россиян живет и умирает с таким же импичментом в сердце. Вспомните, каков был рейтинг Б. Ельцина накануне президентских выборов, до того, как всем нам дали по башке колотушкой избирательных технологий! Шесть процентов. Чем не импичмент? Другое дело, нужен ли сейчас этот импичмент государству Российскому? Сей вопрос уже из области политической хирургии, и формулируется он примерно так: резать или ждать, пока сам отвалится. Тут не угадаешь.

Но главное – в другом. Главное в том, что наши политики, как всегда, не договорились о значении слов. Парламент говорит об отрешении Б. Ельцина от власти в соответствии с конституцией. Но сам президент и любой его постельничий, мне кажется, гораздо точнее понимают значение слова «импичмент». Открываем словарь иностранных слов и читаем: «Импичмент – процедура привлечения к суду парламента высших должностных лиц государства». К суду! Помните сцену из фильма «Ко мне, Мухтар!»? «Выходи!» – кричит опер вооруженному бандиту. «А если выйду, что мне будет?» – спрашивает тот из укрытия. «Будет тебе суд!» – отвечает опер.

И получает пулю…

Поминки по победе

Я разлюбил праздник Победы. Нет, не саму Великую Победу, спасшую мир, включая и тех умников, что называют сегодня наше одоление победой советского фашизма над немецким фашизмом. Бог с ними, это особый тип людей. Они чувствуют удовлетворение только тогда, когда убедят себя и других в том, что земля, на которой они родились, состоит преимущественно из дерьма. Такие есть в каждом народе. Главное – не допускать их к формированию государственной идеологии, но именно этим они и любят больше всего заниматься. И занимаются.

Я разлюбил не саму Победу, а именно праздник, ибо, да простят меня ни в чем не повинные ветераны, 9 Мая – это теперь поминки по Победе. А поминок я не любил никогда. И что, в самом деле, нам праздновать? Развал страны, потерю исконных наших земель и ничтожество армии, экономящей на «парадных мероприятиях»? Праздновать полтысячи офицеров, стреляющихся ежегодно от безысходности? По поводу чего нам торжествовать? По поводу того, что международная военная организация из четырех букв откровенно посылает нас, еще недавно могучую державу, на три буквы и показательно бомбит Сербию? Чему нам радоваться? Тому, что в школьных учебниках страницы, посвященные Великой Отечественной войне, донельзя ужаты и написаны каким-то извиняющимся слогом? Мол, простите, победили… Радоваться тому, что в этих учебниках второй фронт уже почти стал первым? Чем нам восторгаться? Тем, что наши ветераны живут во много раз хуже ветеранов-немцев? Тем, что бывшим эсэсовцам в Латвии пенсию Германия платит, а бывшим красноармейцам Россия не платит?

Праздник – это всегда торжественные, возвышающие душу слова. Но кто говорит эти слова? Генералы, продувшие Чечню? Странный главком, посвятивший себя всенародному гримасничанью и беззаветной борьбе за личную власть? Представьте себе полк, попавший в тяжелые условия. Полк надо срочно перегруппировать, перевооружить, поддержать духовно. И что же делает командир полка? Он, насупясь, меняет одного начштаба за другим и не дает трибуналу наказать проворовавшихся интендантов. Надо ли объяснять, что полк этот небоеспособен…

Я разлюбил праздник Победы. Мне стыдно смотреть в глаза ветеранам, потому что в случившемся есть и моя вина, вина моего поколения. Ведь произошло это все на наших глазах, при нас, столь самоуверенно упрекавших в слабости поколения, покорившиеся Сталину. А мы кому покорились? Если бы Сталину, а то – смешно сказать… Это мы в слабых руках не смогли удержать великую, тяжкую, ко многому обязывающую ношу Победы. Увы, тяжесть Победы бывает иной раз неподъемнее тяжести поражения. Увы, русский человек, не знающий пощады к внешнему разрушителю, бессилен перед разрушителем внутренним. Сначала мы готовы строить заводы на руинах храмов, а потом храмы на руинах заводов. И это называется «русское чудо».

Но я очень хочу снова полюбить праздник Победы, хотя отчетливо понимаю, что путь к этой любви труден и жесток…

«Поздно, Дубровский!»

Импичмент не для нас. Он в любом случае не привел бы к смене власти в Кремле, потому что всегда нашлись бы генералы, мечтающие о внеочередной звезде на погонах, молодые политики, пекущиеся о стабильности в стране, писатели-гуманисты, требующие пролить кровь, и танкисты, зарабатывающие себе жилплощадь стрельбой по госучреждениям…

Импичмент для потомков. Спросит, допустим, мой задумчивый внук лет через пятнадцать: «Дедушка Юра, вы что там в 90-х, совсем плохие были?» А я отвечу: «Нет, внучек, мы боролись! Мы в 93-м Белый дом защищали! Правда, не защитили… А в 99-м за импичмент голосовали! Но голосов не добрали…» – «Эх вы!» – вздохнет внучек, вскинет на плечо АКМ и выступит на охрану государственной границы, проходящей по Московской кольцевой дороге…

Честно говоря, меня долгое время раздражало то, что все политические передачи на нашем ТВ посвящены тайнам кремлевского двора. Мол, рейтинг этого подскочил, а рейтинг того упал – и так до бесконечности, как будто нет огромной пока еще страны с ее многообразными интересами. Но постепенно я понял: ТВ тут абсолютно право, ведь все последнее десятилетие борьба за власть и является основным содержанием жизни Отечества. Вообще, борьба за власть – дело дорогостоящее и разрушительное. Вот почему так быстро разобрались с этим вопросом в Болгарии, Чехословакии, в той же Прибалтике. Маленькие страны, небогатые. И только обширная и чреватая полезными ископаемыми Россия может позволить себе отдать целых десять лет исключительно вопросу власти. Но если бы речь шла лишь о личной власти Б. Ельцина, власти его домашних и одомашненных, то, полагаю, у нас давно был бы другой президент. Однако изменение политического и экономического строя в России произошло с помощью таких преступлений, такого казнокрадства, что любая новая власть первым делом спросит, к примеру: «Борис Абрамович, откуда дровишки? Вы что, динамит, как Нобель, изобрели или конвейер, как Форд, придумали?» И начнется!

Почему в странах соцлагеря бывшим вернули собственность? Да потому что там режимы продержались менее пятидесяти лет. Есть кому возвращать. Почему у нас никому ничего не вернули? Потому что – «поздно, Дубровский!» Так вот, это грядущее «поздно, Дубровский, Березовский, Смоленский, Гусинский, Ходорковский…» – и составляет смысл нашего нынешнего существования. Нас будут водить по пустыне до тех пор, пока все позабудут, что там было на самом деле в Египте этом штопаном. Вот почему так важно, кто будет преемником. Это может быть кто угодно, хоть пара сросшихся сиамских близнецов с нездоровыми сексуальными наклонностями. Главное, чтобы не задавал вопрос: «Откуда дровишки?» А еще главней, чтобы, получив ответ: «Из лесу, вестимо…», – никто уже и не вспомнил бы, что когда-то в Египте лес был общенародной собственностью…

Страшная тайна Ельцинора

Какая-то тайна открылась новому премьеру Степашину в последние недели. Он явно посуровел, построжал, похудал и даже стал покрикивать на подчиненных. В каждом замке есть свой страшный секрет, узнав который человек меняется. В шекспировском Эльсиноре то была общеизвестная Тень Отца Гамлета. Поговорив с ней, принц превратился в страшного мстителя. Во многих замках есть запретная комната. Заглянув туда, безмятежное прежде существо тоскует и не находит себе места. А какова же страшная тайна, сокрытая в семейном замке Ельцинор? Об этом много гадают, упоминают всуе вассалов Березовского, Чубайса, Абрамовича, чад и домочадцев владельца замка – строгого седовласого сеньора с шунтированным сердцем.

Болтают тоже разное. Но вспомните, как прикосновение к этой тайне перепахало добродушного писательского внука Гайдара, уютно заведовавшего отделом в журнале «Коммунист»! Вспомните, как те же секретные обстоятельства превратили немногословного газовика Черномырдина в искрометного сочинителя народных поговорок. А что эта тайна сделала с улыбчивым бухгалтером Кириенко? Он же теперь на людей бросается. Например, на Ю. Лужкова. Критикует московского мэра, словно дефолт в Отечестве случился во времена Керенского, а не во время премьерства самого Кириенко. Но это такой воздух в подвалах Ельцинора: подышал и сам себя не помнишь. И вроде бы тебя не Немцов из нижегородского банка в Москву перетащил, а божий ангел на спасение россиянам с золотого облака спустил…

Дольше всех не поддавался Е. Примаков. Наверное, потому что он старше, мудрее всех и, бродя по переходам Ельцинора, читал про себя какую-нибудь охранную молитву. И на него тайные силы мрачного замка не действовали или действовали косвенно: радикулит вот замучил.

А теперь Степашин. Нельзя сказать, что он никогда прежде не бывал в замке Ельцинор. Бывал – и директором ФСБ, и министром МВД, и первым вице-премьером, который однажды не так сел и тем обрек на гибель целый кабинет министров! Но в главную, тайную комнату, наверное, его не водили или, может, с призраком откровенно говорить не позволяли. А тут отвели и позволили. И потемнел ликом Степашин, и заговорил о том, что Россия может потерять экономическую независимость. Как же его должна была потрясти полученная в страшном лабиринте информация, если он на заседании правительства, перед телекамерами вдруг произнес то, что знает любой продвинутый российский школьник?.. Что же такое он увидал, что постиг, от чего содрогнулся?

Бог весть. Но даже страшно помыслить об этом: ведь и сам Патриарх всея Руси, человек мудрый, побывав в тайных пределах Ельцинора, заговорил вдруг о необходимости очистить Красную площадь от захоронений, ибо на площади устраивают рок-концерты. Мысль о том, что проще не проводить возле исторических захоронений концерты, как-то миновала его высокое чело… К чему я все это говорю? К тому, что в сказках, а иногда и наяву нехорошие замки в конце концов на радость всем рассыпаются во прах.

Может, оттого и потемнел ликом премьер Степашин?

Рифма – оружие пролетариата

Недавно мне довелось сидеть в жюри поэтического конкурса. Честное слово, такие конкурсы еще проводятся. Собралось человек сто пятьдесят. Не профессионалы, конечно, а любители. Самому старому поэту было за восемьдесят. Самой молодой поэтессе – двенадцать лет. Были тут и домохозяйки, и бизнесменистые молодые люди, и студенты, и пенсионеры, и бомжи… Страсть к стихописанию – это своего рода болезнь, которая не разбирает ни социального положения, ни возраста.

И вот несколько часов я слушал стихи. Не стану касаться художественной стороны дела – настоящий поэт всегда редкость. Но традиционно в России поэзия была отражением общественных настроений. Рейтинги и опросы, которыми потчуют нас Киселев или Сванидзе, сооружаются неизвестно где и неизвестно кем. Их главная задача – приготовить из очередного премьер-министра Дездемону для нашего кремлевского Отелло. Я думаю, Степашин уже по ночам вскрикивает из-за своего катастрофически растущего рейтинга. А вот стихи непрофессионалов – это глас народа в чистом виде. О чем же пишут поэты? Понятное дело, о любви, дружбе, весне и осени… О чем еще? О России. И стихи эти нерадостные. Они пишут о проданной, преданной, разграбленной стране. Очень часто стихи содержат, как говорится, прямой призыв к изменению конституционного строя. Постоянно фигурирует образ скамьи для подсудимых, куда поэты с маниакальным упорством стремятся посадить всенародно избранного президента со всей семьей. Нехорошо отзываются стихотворцы и об олигархах, по своей лирической наивности не понимая, как можно честным путем за два-три года, ничего не производя, заработать миллиарды долларов. Далее, явно впадая в гиперболу, поэты внезапное богатство немногих напрямую увязывают с обнищанием большинства. Достается от любимцев муз и Америке. Особенно за бомбежки Сербии. Поэтический метод познания действительности встает в тупик перед американским принципом ликвидации одной гуманитарной катастрофы с помощью другой гуманитарной катастрофы. Несколько гневно-эротических эпиграмм были напрямую посвящены оральным взаимоотношениям Моники и Клинтона.

Вот такие стихи… Конечно, кремлевская власть давно заткнула себе уши и не воспринимает то, что говорят о ней на самом деле. Борису Николаевичу, дабы узнать настроения подданных, достаточно увидеть счастливую кроличью улыбку орденоносного Макаревича, словно перенесшегося на своей «Машине времени» в эпоху махрового застоя. Но если в глубинах президентской администрации еще остались серьезные аналитики, пусть они проанализируют эту самодеятельную поэзию, ибо в ней зарифмовано невеселое будущее тех, кому сегодня очень хорошо.

Правда в особо крупных размерах