Философия, или Тень мудрости. Альтернативное толкование ранней греческой философии

Очевидно, что такой взгляд на природу предполагает осмысление ее не с позиций соотнесенного, т.е. не с точки зрения одного из полюсов градации. Здесь, как и у Фалеса, точкой отсчета, с которой осмысляется мир, является середина, промежуточное, которое делит непрерывную среду на активные, противоположные части.

Анаксимен (585 – 525 гг. до н.э.) – третий представитель милетской натурфилософии, ученик и последователь Анаксимандра, автор сочинения «О природе».

Как и его предшественники, другие милетские философы, Анаксимен осмысливает реальность с позиции противоположностей. Однако в качестве бесконечной, непрерывной среды – «апейроса», в отличие от Анаксимандра, он принимает одну из стихий – воздух. Последний, сгущаясь и разрежаясь порождает все видимое многообразие мира. По свидетельству того же Симпликия

«разрежаясь, (воздух) становится огнем, сгущаясь – ветром, потом облаком, (сгустившись) еще больше – водой, потом землей, потом камнями, а из них – все остальное»[6 - Там же. С. 129.].

Отсюда следует, что непрерывная среда, «апейрос», вне зависимости от того, что принимается за ее основу – одна из стихий или некая иная природа, представляет собой и материал для построения мира и порождающую его силу.

Сказанное об учениях милетских философов согласуется со свидетельством Аристотеля о том, что

«все принимающие такое единое (начало) оформляют его противоположностями, например плотностью и разреженностью или большим и меньшим, а эти (противоположности), вообще говоря, сводятся, очевидно, к избытку и недостатку… По-видимому, – продолжает Аристотель, – и само мнение, что единое, как избыток и недостаток суть начала всех вещей, очень древнего происхождения, только высказывалось оно по-разному: так, старые (философы) считают двойное (начало) действующим, единое – страдательным; наоборот, некоторые из позднейших полагали скорее единое действующим, а двойное страдательным»[7 - Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 3. М.: «Мысль», 1981. С.74.].

Осознание природы как непрерывно меняющегося целого, как некой динамической среды, представляющей собой и субстанциальное и генетическое начало имело большое значение для формирования мышления первых натурфилософов, у которых все сущее мыслится как подвижное отношение противоположностей. Таким образом, первые греческие философы нашли тот единственный инструмент, ту единственную абстракцию, которая помогла внести упорядоченность в текущую неопределенность вещей и событий и, тем самым, обеспечили переход к мышлению не только классификационными, но и сравнительными понятиями-противоположностями, – одной из первых тотальных формализаций, прошедшей затем через всю историю философии[8 - Соколов В. В. История философии и формализация//Филос. науки. 1988. N10. С.34.].

2. Пифагор и пифагорейцы

В то время, как на востоке Греции, в Ионии, последователи Фалеса объясняли единство и многообразие чувственного мира посредством противоположностей, на западе, в Сицилии и Южной Италии заговорили о новом единстве мира, выражаемом через количественные понятия. Это были пифагорейцы. Реконструкция их философского учения дело весьма неблагодарное, поскольку материалов о самой школе, а также о ее основателе – Пифагоре сохранилось немного. В основном, это сведения, полученные от других авторов.

Пифагор (571 – 497 гг. до н.э.) – выходец с острова Самос. Он был первым, кто называл исследователей природы и рассуждающих о смысле жизни любителями мудрости или философами. По совету Фалеса в поисках знаний Пифагор отправился в Египет, где пробыл 22 года. Помимо своей воли оказался в Вавилонии, где пробыл еще 12 лет. Говорят, что Пифагор побывал даже в Индии, где освоил учение о переселении душ. Таким образом, после 34 летнего обучения и странствий, он возвращается в «Великую Грецию», где на юге Апеннинского (итальянского) полуострова в Кротоне основывает свою религиозно-философскую школу – Пифагорейский союз. Это была закрытая организация, в которую принимались свободные люди обоего пола; в союзе было 2 ступени: акусматики (послушники) и математики (ученые). Учение пифагорейцев было тайным.

Рассказывают историю о том, как однажды, проходя мимо кузницы, Пифагор обратил внимание на то, что удары неодинаковых по весу молотов вызывают разные звуки. Зная вес молотов, можно было легко соотнести интенсивность звука с числом. Отсюда развивалось учение, согласно которому основой всего сущего признавалось число, поскольку числовые отношения отражают мировую гармонию. Кроме того, исследуют пифагорейцы и отношения между самими числами, закладывая тем самым основы теории чисел и принципы арифметики, посредством которых решают многие геометрические задачи.

В отличие от философов милетской школы, которые между реально существующими вещами находят динамические отношения, пифагорейцы ищут количественные зависимости, пропорции. Поэтому вместо традиционного осмысления бытия как отношения противоположностей, пифагорейцы осмысливают его с позиции соотнесенного. Для греческой философии это был совершенно новый взгляд на реальность.

Выбрав другую позицию для осмысления мира, пифагорейцы пересмотрели и понятие «противоположности», совокупность которых приводит Аристотель в виде таблицы. Она состоит из десяти пар. Это предел и беспредельное, нечет и чет, единое и многое, правое и левое, мужское и женское, покоящееся и движущееся, прямое и кривое, свет и тьма, добро и зло, квадратное и прямоугольное. Аристотель никак не комментирует эту таблицу. Но нам видно, что не все из этих парных понятий являются противоположностями, как их понимали древние физики – ионийцы, а именно: как сгущение и разрежение относительно промежуточного состояния. Поэтому такие пары как предел и беспредельное, нечет и чет, единое и многое, покоящееся и движущееся, прямое и кривое, квадратное и прямоугольное нельзя называть противоположностями. Это действительно различия, но к противоположному они не имеют никакого отношения. Причем, эти десять парных понятий, декада рассматривалась пифагорейцами как символ гармонии и полноты. И вообще, они считали, что в природе решительно все обязательно должно быть упорядочено, гармонично.

В произведении «О небе» Аристотель рассказывает о пифагорейской «гармонии сфер», обусловленной движением планет сквозь пневму (эфир). В зависимости от своего размера, скорости движения и удаленности от Земли, занимающей центральное положение, они находятся между собой в определенных отношениях, а следовательно, издают монотонные звуки разных тонов. Поэтому, движение небесных тел, понимаемое как «гармония сфер», производит музыку Вселенной, которую мог слышать только Пифагор. В своей совокупности эти тона образуют гармоничное созвучие.

Одно из наиболее полных изложений взглядов пифагорейцев мы находим у Аристотеля, который писал:

«Они видели, что свойства и соотношения, присущие гармонии, выразимы в числах; так как, следовательно, им казалось, что все остальное по своей природе явно уподобляемо числам и что числа – первое во всей природе, то они предположили, что элементы чисел суть элементы всего существующего и что все небо есть гармония и число. И все, что они могли в числах и гармониях показать согласующимися с состояниями и частями неба и со всем мироустроением, они сводили вместе и приводили в согласие друг с другом; и если у них где-то получался тот или иной пробел, то они стремились восполнить его, чтобы все учение было связным… Во всяком случае, очевидно, что они число принимают за начало и как материю для существующего, и как (выражение) его состояний и свойств, а элементами числа они считают четное и нечетное… По-видимому, – предполагает Аристотель, – они определяют элементы как материальные, ибо, говорят они, из этих элементов как из составных частей и образована сущность»[9 - Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 1. М.: «Мысль», 1975. С. 75 – 77.].

Таким образом, мир согласно учению пифагорейцев, прерывен, а начала его – числа и пустота.

Увлекаясь математикой, где решающую роль играет число, пифагорейцы поднимались с философского уровня мышления на научный, поскольку в числах и количественных отношениях они находили гармоничные соотношения, обусловливающие начало самого мироздания. Им даже казалось, что знание гармонических отношений, выраженных в арифметической и геометрической пропорциях, т.е. в числах, позволяет фиксировать сущность даже этических явлений. При этом пифагорейцы не отделяли числа от вещей. Аристотель указывает, что это сделал Платон, а «если взять пифагорейцев, то в этом вопросе на них никакой вины нет», поскольку числа пифагорейцев «не были числами, наделенными самостоятельным существованием».

У пифагорейцев еще нет полного размежевания физического и математического, хотя исходной парадигмой познания у них выступает «соотнесенное». Тогда как физика древних опиралась на другое сравнительное понятие – «противоположное».

И хотя Аристотель в целом относился к пифагорейцам критически, его информация о них дает нам богатый материал, на котором хорошо просматривается формирование философии из мифологии, а научного мышления из философского. Пифагорейцы превратили орфическое ритуальное очищение в научное занятие, в культ разума. И по мере того как пифагорейцы глубже представляли реальный мир, они понимали его как всеобщую гармонию. Поэтому древний пифагореизм нужно рассматривать как важнейшую страницу античной философии, особенно в той мере, в какой ему были свойственны зачатки научного мышления.

Вместе с тем, пифагорейское понимание гармонии как системы числовых отношений неполно, поскольку в нем не учитывается другой взгляд на реальность, т.е. позиция с которой осмысливали мир философы из Милета. Поэтому противоположности у пифагорейцев оказываются статичными, ибо заимствуются не из чувственно воспринимаемого мира, а из математических наук, но, как известно, замечает Аристотель, «математические предметы лишены движения».

Но даже в тех случаях, когда отношение противоположностей рассматривалось пифагорейцами правильно, т.е. с точки зрения идеи компенсации, все равно они видели в этом только уничтожение противоположностей в чем-то среднем, их равновесие. Выходит, что последователи Пифагора, так же как и последователи Фалеса не сумели нащупать причинно обусловленный переход от идеи компенсации, как наиболее элементарной формы самодвижения, к циклическому самодвижению, которое характеризуется соотношением в едином двух процессов: компенсации и декомпенсации. Таким образом, античные философы видели только часть процесса, а именно: переход противоположностей в состояние равновесия, что по времени занимает четвертую часть периода. Связать же ее с декомпенсацией, а тем более с целым периодом, т.е. с вращением тела по окружности или с колебанием его (положим струны) около положения равновесия – они не могли, несмотря на то, что периоды и отношения периодов, также как и отношения чисел, играли в учении пифагорейцев решающую роль.

И все же, несмотря на мистический характер и односторонность взглядов пифагорейская философия содействовала дальнейшему развитию обобщающей способности мышления. Если у Фалеса, который по существу был физиком, математика только еще выходила из практической науки, то Пифагор, первый превратил ее в умозрительную теоретическую дисциплину. Поэтому Пифагор является первым математиком в истинном смысле слова.

Проводя сравнение между двумя первыми философскими течениями можно увидеть между ними существенное различие: милетская школа изучала природу с физической точки зрения, тогда как пифагорейцы – с математических позиций. При этом физика имела дело с качественным и структурным многообразием мира, рассматривала его с позиции индуктивного метода. Она искала и находила в нем множество самых разнообразных свойств, доступных чувственному восприятию, которые осмысливались затем через понятие «противоположности». Тем самым признавалась не только изменчивость, процессуальность, непрерывность и релятивность действительности, но подразумевалось ее объективное существование. Все это характеризовало представителей милетской школы не только как диалектиков, но и как материалистов.

Иное дело позиция математиков. Имея дело с той же самой реальностью, они осмысливали ее с позиции соотнесенного посредством дискретных количественных понятий – чисел. Со временем, переработав вычислительную математику, они все качественное многообразие мира с его чувственным восприятием оттеснили на второй план. Приоритет отдавался структурным и количественным многообразиям. Знание стало до такой степени абстрактным, «чистым», что дошло до почти полного разрыва с реальностью. Тем самым был подготовлен переход к метафизическому и идеалистическому осмыслению реальности.

Плохо это или хорошо? Трудно сказать, поскольку с одной стороны был найден новый путь к осмыслению мира. С другой – отвергался уже известный. Тогда как полнота знания обусловлена не враждой, а единством методов, множественностью и полнотой точек зрения. В противном случае знание ограничено, неполно.

Так, на рубеже VII – VI вв. до н.э. с разрывом где-то в пятьдесят лет, возникли и на протяжении многих лет сосуществовали две противостоящие друг другу философские традиции: ионийская и италийская, в основаниях которых объективно лежали два взгляда на мир: с позиции промежуточного и с позиции полюсов, т.е. два метода познания: диалектика и метафизика (физика и математика).

И здесь же закладываются основы для двух главных философских направлений: материализма и идеализма. При этом еще раз заметим, что как одна, так и другая традиция, хотя и с разных позиций, рассматривала одну и ту же реальность. Так с разных сторон на один и тот же предмет смотрят два человека. Первый видит одно, второй – другое. Но это расхождение во взглядах нисколько не предполагает ни ложности одного из них, ни самодостаточности. Напротив, очевидно, что эти взгляды равно достоверны и равно дополняют друг друга.

Короче говоря, милетская физика и пифагорейская математика есть признание одного и того же объекта – реальности с определенной точки зрения. И хотя одно восприятие отличается от другого, это не означает ложности ни одного из них. Предположение, будто только одна из представленных точек зрения может быть истинной – это укоренившееся в истории философии заблуждение. Целостная истина может быть получена только путем соединения альтернативных точек зрения. Долгое время философы довольствовались частными истинами, однако вся ее полнота заключается в единстве, дополнительности, прочном синтезе различных подходов.

Все это говорится к тому, чтобы четко отметить, что зарождение философии происходило в условиях разделения или раздвоения познания на два конкурирующих направления. Именно физики и математики, первыми разделили и «удвоили» мир. Более поздняя философия получила это раздвоение в наследство.

Не секрет, что всякое мышление формируется в противовес известной мысли, которую наш разум стремится превзойти. Не было исключением и намерение Пифагора превзойти физиков. Причем, если последователи Фалеса в своем стремлении превзойти последнего, имели с ним много общего, то мышление Пифагора и его последователей в корне отличалось от мышления философов милетской школы. У пифагорейцев было ясное понимание того факта, что ими обнаружена новая, подлинная реальность, которая может быть осмыслена посредством дискретных количественных понятий. Перед ними, таким образом, разворачивается новый тип мышления, обусловленный не только открытием нового взгляда на мир, но, видимо, и природными способностями человека воспринимать более обостренно именно дискретный мир, при относительной слепоте к непрерывному миру. Тогда как представителям милетской школы, напротив, давалось понимание того, что было не под силу первым.

Сравнивая типологические особенности мышления главы милетской школы Фалеса с мышлением Пифагора можно отметить, что первого характеризует геометрический тип мышления, тогда как в Пифагоре можно обнаружить арифметически мыслящего человека, т.е. тип мышления, противоположный мышлению Фалеса. Это объясняется равной необходимостью для познания именно двух разных типов мышления: геометрического и арифметического, правомозгового и левомозгового[10 - См.: Яглом И. М. Почему высшую математику открыли одновременно Ньютон и Лейбниц? //Число и мысль. Сб. Вып.6. -М., 1983. С.105.].

Причем, этот вывод наводит на мысль о том, что метафизическое и диалектическое мышление аналогичным образом может быть обусловлено превалирующей деятельностью левого или правого полушарий головного мозга, поэтому у разных людей может преобладать тот или иной тип мышления. В одном случае предметы и явления объективного мира рассматриваются как неизменные и дискретные, в другом – как подвижные и непрерывные.

Метафизически мыслящий человек выделяет относительную устойчивость, определенность предмета во всеобщем их изменении, развитии. Благодаря своим способностям, он замечает и фиксирует такие объективные отношения, которые труднее воспринимаются его диалектически мыслящим коллегой. И наоборот, последний обостренно воспринимает вещи, их свойства и отношения во взаимной связи, в движении – в противоречивом возникновении и исчезновении. Как раз там, где метафизик испытывает наибольшие трудности. Вся история науки служит наглядным подтверждением таких повторяющихся взлетов, отрицаний и обобщений. Наиболее типичным в этом отношении является «дуэт» Гераклита и Парменида, полная противоположность интеллектуального склада которых становится очевидной при некотором знакомстве с их учениями.

III. Начало конфликта

1. Гераклит: «гармония лука и лиры»

Одним из принципиальных противников пифагорейского взгляда на мир и наиболее последовательным продолжателем милетской физики был Гераклит (около 530—470 гг. до н.э.). Он уроженец города Эфеса, который также как и Милет, расположен в Ионии, что в Малой Азии. Отсюда и название – ионийская философия, которая была представлена милетской школой и Гераклитом. В 496 году до н.э. персы, разрушив Милет, положили конец и всей ионийской культуре, переживавшей расцвет на протяжении предшествующих двухсот лет. Но и после падения Иония продолжала поставлять Греции выдающиеся умы. Из этих мест вышли Геродот, Анаксагор, Левкипп, Пифагор, Эпикур и др.

От сочинения Гераклита «Музы» или «О природе» (точного названия не известно), сохранилось около 150 фрагментов, а так же несколько сот свидетельств об учении. Но понять это произведение нелегко, поскольку речь Гераклита наполнена метафорами и сравнениями, в ней много мифологических образов. Их неадекватное восприятие затрудняет понимание. Ввиду огромных трудностей, связанных с восстановлением смысла дошедших до наших дней текстов до сих пор нет общепринятого понимания его труда. Исследователи оказываются в ситуации «герменевтического круга»: понимание текста зависит от его перевода, тогда как перевод может быть осуществлен на основе его предварительного понимания.

На мой взгляд, ситуация такова, что ни одно из существующих толкований основного содержания его учения абсолютно не соответствует тому, что он в действительности имел в виду. Поэтому, выход из создавшегося положения может быть найден на пути вживания исследователя в мировоззрение изучаемой эпохи, а именно, на пути освоения диадного и триадного мышления, т.е. мышления на основе категорий «соотнесенное» и «противоположное». Что же касается эпитета «темный», данного Гераклиту в древности, то он сохранял и сохраняет свое значение и в наше время, поскольку умение мыслить сравнительными понятиями ушло вместе с уходом и той исторической эпохи, в которой жил Гераклит.

Тем не менее, дошедшие до нас свидетельства и фрагменты дают возможность разорвать гносеологический круг, т.е. позволяют судить о некоторых сторонах учения ионийского философа. Так, согласно его точки зрения космос один, он не создан никем из богов, никем из людей, но всегда он

«был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий»[11 - Фрагменты ранних греческих философов. Ч.1. М., 1989. С.217.].

Гераклит видит в основе всего существующего единое, непрерывное материальное первоначало – огонь, который может переходить из одного состояния в другое. Эти состояния космоса, согласно учению Гераклита, представляют собой избыток и недостаток.

Таким образом, учение Гераклита о противоположностях, совпадая со взглядами милетских натурфилософов, уходит своими корнями в древнегреческую мифологию. Поэтому слово «космос» имеет значение структурно организованного и упорядоченного целого, своего рода «мирового порядка», «космической справедливости», исходным положением которой является идея компенсации, т.е. отношение должника и кредитора:

«Имени Правды (Дике) не ведали бы, если бы не было этого»[12 - Там же. С.214.].

Последнее, свидетельствует о том, что изменение существующих вещей подчиняется у Гераклита природной необходимости, обусловленной взаимодействием противоположных начал. Гераклит уподобляет изменчивость бытия течению реки и говорит: «дважды нельзя войти в одну и ту же реку». Поэтому бытие характеризуется тем, что оно связывает то, чего уже нет, с тем, чего еще нет, т.е. прошлое с будущим. Следовательно, бытие – это процесс уничтожения старого и возникновения нового, т.е. становление. Гераклит стремится выразить его в сравнительных понятиях в качестве промежуточного термина, а значит через противоречие.

Прежде всего, философ исходит из признания относительности противоположностей: добра и зла, горячего и холодного, красоты и безобразия. В этом случае ему вполне достаточно сравнительных понятий «больше – меньше», поскольку одна сторона отношения может быть определена только по отношению к другой: твердое только по отношению к мягкому, сильное – по отношению к слабому и т. д. Здесь соотносятся две стороны, два понятия.

Но совсем другое дело, когда выражают в понятиях промежуточный термин, будь то промежуточное в рамках того или иного упорядоченного множества однокачественных объектов или же когда выражают становление. В этом случае сравнительные понятия «больше – меньше» не отражают существа дела, поскольку одно и то же соотносится не с одной стороной, как в первом случае, а одновременно с двумя сторонами. Это значит, что промежуточное относительно большего является меньшим, а относительно меньшего – большим, относительно горячего – холодным, а относительно холодного – горячим. Поэтому противоречивость промежуточных состояний может рассматриваться как более сложная форма относительности.

Перед Гераклитом возникает вопрос: каким образом в языке можно выражать противоречивость всего видимого многообразия промежуточных состояний, многообразие переходов между конкретными различиями вещей. Гераклит считает, что с помощью понятий «избыток» и «недостаток» или же «утверждение» и «отрицание». Поскольку по мнению философа, любое промежуточное свойство, взятое в одном отношении, является противоположным в другом отношении.

Изложение этой гераклитовской мысли находим у Ипполита: