Запечатанная книга. Образ будущего: кризис понимания и взаимопонимания

На мой взгляд, этот ряд представляет собой интегральную парадигму познания, которая отражает поступательное развитие конкретно-научного знания. И знание шло в направлении от познания тождественных свойств реальности к познанию единства все более далеких различий, от познания самых элементарных процессов ко все более сложным. Таким образом, выбирая исходную парадигму познания как исходную и объективную точку зрения на мир, развивались все конкретные науки, свидетельствуя лишь о том, что научное познание мира возможно только с определенной конкретной точки зрения или точки отсчета.

Сегодня в гуманитарной сфере возникают все новые и новые науки и научные дисциплины. Реально это не прибавляет знаний о мире, поскольку дело не в отсутствии еще одной, нужной дисциплины, а в отсутствии нового видения и в отсутствии адекватных ему понятийных средств в уже имеющемся знании фактов. Поэтому возникает необходимость хотя бы вкратце рассказать о понятиях той логики, которая является основанием всей общенаучной рациональности.

Так, под «противоположным» следует понимать не любые различия, как это имеет место в современном философском мышлении, а строго определенные. Это отношение между «избытком» и «недостатком» того или иного субстрата относительно положения равновесия, которое можно отобразить посредством качающихся чашек весов. В том случае, когда «весы» приходят в положение равновесия, «недостаток» компенсируется «избытком», а это означает, что «противоположное» вырождается в «тождественное», и – наоборот.

Тождественное – это частный случай, вырожденное состояние двух противоположных свойств. Примером противоположностей могут служить плюс и минус в электричестве, мужское и женское начало в живой природе, две меновые или две потребительные стоимости, имеющие место в процессе обмена товаров, горячее и холодное и др. То же самое касается и соотнесенного, частным случаем которого, вырожденным его состоянием, является отношение тождества. Примером соотнесенного является отношение «больше – меньше», «выше – ниже» и т. п.

Что же касается «ортогонального» нижнего ряда, то оно выражает такое отношение, когда в «едином» сопрягается не два, а четыре различия, связанные между собой попарно в виде двух пар противоположностей. В качестве примера можно привести отношение между старой и новой парами противоположностей в любом циклическом процессе. По мере того, как одна пара противоположностей обесценивается и сходит к нулю, другая пара, смещенная относительно первой по времени на четверть периода и расположенная на воображаемом рисунке под прямым углом к первой, достигает в своем развитии максимального значения. А это означает, что в предельном своем состоянии система четырех различий вырождается в два различия: «противоположное» представляет собой частный случай «ортогонального».

Конкретными примерами ортогонального являются электричество и магнетизм, потенциальная и кинетическая энергия, суточные и сезонные пары противоположностей, старая и новая пара общественных классов, отцы и дети как старое и новое поколение. Более сложные процессы действительности требуют и более сложных сравнительных понятий, расположенных в интегральной парадигме познания вслед за понятием «ортогональное». При этом каждое сравнительное понятие является частным случаем, вырожденным значением следующего за ним более сложного отношения.

В данной книге не ставится задача осмысления сложных процессов действительности. Поэтому рассмотрим одно из самых простых явлений. А это обмен ресурсами – такое циклическое движение, в котором на смену одной паре противоположностей приходит другая пара. В обществе это можно наблюдать в виде обмена стоимостей, когда на смену двум меновым стоимостям приходят две потребительные стоимости, на смену одному поколению мужчин и женщин приходит другое поколение, а на смену одной паре общественных классов приходит другая пара классов и т. д.

При этом хочу подчеркнуть, что меновые и потребительные стоимости не являются противоположностями, как их в свое время обозначил Маркс. Это различия совсем другого рода, они ортогональны, поскольку по времени смещены относительно друг друга не на половину, а на четверть периода. Поэтому на рисунке, если мы захотим его нарисовать, они должны быть расположены под прямым углом по отношению друг к другу. То же касается отцов и детей, противоположных классов новой и старой формаций, которые не противоположны по отношению друг к другу, как принято сегодня считать, а ортогональны. Не все, встречающиеся в природе и обществе различия, можно называть противоположностями.

Графически процесс обмена можно изобразить четырьмя взаимодействующими стрелками, расположенными по отношению друг к другу под прямым углом. При этом одна пара стрелок направлена к центру и обозначает процесс компенсации противоположностей, процесс их взаимного уничтожения, это сходящаяся пара. Тогда как другая пара стрелок направлена от центра и обозначает декомпенсацию, т.е. возникновение противоположностей – расходящаяся пара.

Но, несмотря на одинаковую структуру всех социальных обменов можно четко выделить четыре их формы: тираническую, крепостническую, буржуазную и мессианскую[7 - Понятие мессианский используется в книге не в религиозном смысле, а как отражение справедливых гуманистических отношений.]. Мы не можем описать их количественными параметрами, но они ясно отличаются друг от друга. Причем, первые две формы меновых отношений следует отнести к авторитарным отношениям, отношениям господства, тогда как две последние – к аллоритарным – либеральным отношениям ненасилия. Этими понятиями хочу подчеркнуть еще одну важную особенность. А именно: изменение направления взаимодействий при переходе от первых двух форм обмена ко вторым. Такая зависимость между четырьмя формами обмена, на мой взгляд, обусловлена не только вращением системы ортогональностей вокруг своей собственной оси, но и ее вращением относительно внешней системы отсчета.

Подобное, как мы говорили выше, имеет место в солнечной системе, когда вращающаяся вокруг своей оси Земля вращается дополнительно и вокруг Солнца, которое также находится во вращательном движении относительно следующей, еще более удаленной от нас системы отсчета… Так, видимо, эволюционируют все законы бытия, а не только законы физического мира.

Кроме того, рассмотренные выше четыре формы социальных отношений можно сравнить, например, с четырьмя агрегатными состояниями веществ, которые обусловлены колебаниями атомов и молекул. Однако, несмотря на то, что речь идет об одном и том же процессе, о колебаниях – одно агрегатное состояние отличается от другого: твердое – от жидкого, жидкое – от газообразного, а газообразное – от плазменного. В случае социальных явлений, как и в физических процессах, также наблюдаем отличающиеся друг от друга ритмы: мессианские, буржуазные, крепостнические и тиранические отношения. Во всех этих случаях речь идет об одном и том же – о колебаниях, об обменах. Главное увидеть тождество там, где другие видят различие!

Существенная особенность агрегатных состояний заключается в том, что в одних случаях между атомами действуют силы взаимного притяжения – твердая и жидкая фазы, в другом – газообразная и плазменная – действуют силы отталкивания. Таким образом, эволюция четырех форм обмена – это не только ключевая характеристика социальной жизни, она позволяет отождествить жизнь социума с жизнью всей остальной природы. В социуме, как и в остальной природе, действуют одни и те же структурообразующие законы.

Но между ними есть и существенное различие. Так, в неживой природе обменные процессы затухают, поскольку отдавая «большее», природа получает «меньшее», что обусловливает явление энтропии и регрессивную эволюцию. В живой природе и в обществе тот же самый процесс обмена выглядит иначе. Здесь ситуация такова, что отдавая «меньшее» необходимо получать «большее». Отсюда следует противоположный энтропии процесс, обусловливающий прогрессивную эволюцию.

Выходит, что в неживой природе движущей силой эволюции является стремление к тождеству, а в обменном процессе доминирует «сходящаяся» пара противоположностей. Тогда как в живой природе и социуме движущей силой эволюции является стремление к различию, а в обменном процессе доминирует «расходящаяся» пара противоположностей. Желание человека получить нечто требует от него некоторых затрат, которые он оценивает ниже тех благ, которые хочет получить. На этих различиях между элементарными актами неживой, живой и социальной природы, видимо, и надо строить теорию прогрессивной и регрессивной эволюции.

Поэтому познание социума, как и познание природы, подчиняется поиску тождественного в «различном». В конкретных науках это способствовало возникновению все более и более общих теорий, объясняющих единство физического мира. Отождествление различий и всех форм социальных отношений приводит к пониманию духовного и физического родства всех людей, к формированию на Земле единой цивилизации, к осознанию совместной эволюции природы и человека. В этой связи рассмотрим структуру человеческих отношений как проявление форм обмена любыми ресурсами.

Первая — самая безнравственная, тираническая форма обмена. Именно с нее начинается социальная эволюция человека и самая безжалостная его эксплуатация, она же определяет стратегию борьбы людей друг с другом. В межличностных отношениях ее можно обозначить формулой: «жизнь или кошелек». Это значит, что более активный индивид в обмен на нечто как бы «отдает» менее активному индивиду его же собственную жизнь. Именно на этой форме обмена строится экономика, политика и власть в тираническое время.

Вторая – крепостническая форма обмена обусловлена отношением, которое может быть выражено следующей формулой: «сделай так, не то будет хуже». Как и в первом случае, речь идет о принудительных отношениях, а, значит, об эксплуатации человека человеком. Под угрозой насилия или огромных потерь, например, штрафов, уничтожения имущества и др., человека вынуждают делать то, что хочет от него более сильный индивид. На этом принципе строится феодальная экономика, а, значит, и вся остальная жизнь общества. Сегодня это излюбленный прием абсолютного большинства чиновников СНГ, установивших в своих странах тоталитарно-мафиозные режимы.

Третья – буржуазная форма обмена знаменует собой свободные и справедливые отношения, которые можно обозначить фразой: «даю, чтобы и ты дал». Она обусловливает классическую рыночную экономику Запада, демократию и власть закона. С нее начинается самоорганизация общества, обусловленная свободным обменом ресурсами, в противоположность авторитарному управлению. Переход от второй формы обмена к третьей меняет направление социальных взаимодействий, придает безнравственным отношениям прошлого нравственную форму, переводит авторитарные отношения в аллоритарные, заменяет стратегию борьбы и господства на стратегию сотрудничества. Но этот переворот является, видимо, самым опасным рубежом в истории народов и не многие государства прошлого смогли его пережить.

Четвертая – мессианская форма обмена, как логическое онтологическое продолжение третьей формы, представляет собой более совершенный ее вариант. В отличие от первых двух форм, обусловленных авторитаризмом властвующих персон или элит, и в отличие от третьей, в основном справедливой формы, она характеризуется альтруизмом индивидов, которые умеют сочетать свои личные интересы с общественными.

По мере осмысления преимуществ, получаемых человеком от служения обществу, а это – уважение, слава, почет, повышенный спрос на его деятельность или услуги – будут возникать развитые социально-экономические отношения, зачаточным проявлением которых на Западе может служить «общество потребления». Сформировавшийся там к началу 60-х годов локальный рынок стал образцом для большинства цивилизованных стран мира. Успеха в таком обществе добиваются все работоспособные люди, но наибольшего – те, кто максимальным образом научился удовлетворять потребительский спрос, кто посвятил свою жизнь искреннему служению потребителям.

Недостатком в использовании этой модели рыночного механизма является то, что потребителем становится только внутренний потребитель, а в отношениях между странами действует все та же стратегия конфронтации, все тот же грабеж слабого[8 - См.: Кара-Мурза С. Г. Концепция «золотого миллиарда» и Новый мировой порядок. Электронная копия.], который благодаря обману часто остается незамеченным. Такое же грабительское отношение наблюдается и по отношению к природе, иногда непосредственно, иногда через слаборазвитые страны. Кроме того, одним из крупнейших недостатков этой системы является тот факт, что она позволила эгоистическому мотиву получения прибыли проникнуть во все сферы деятельности. В итоге очень многие люди видят только свои личные интересы и полностью игнорируют общественные, заменяют подлинно человеческие ценности денежными[9 - Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. Электронная копия.].

Эти четыре формы обмена как социальные действия, как ступени нравственной эволюции, хотя и в разных пропорциях, существовали всегда в любом обществе. Осмысляя их, мы можем судить о нравственном развитии человека или народа, или даже о нравственном климате эпохи. Гуманизируясь и сменяя друг друга, эти отношения определяют закономерности последовательного, и, хотелось бы надеяться, необратимого развития человечества, его движение по малому и большому кругу жизни. Они позволяют понять, что существует лишь ограниченное число отношений, а, значит, способов преодолевать разобщенность и добиваться единства, солидарности между людьми.

III. Вера и разум: проблема коэволюции

Вера – это такое отношение к умозрению, при котором его результаты принимают как достоверные и истинные без доказательства. И в этом смысле вера отличается от мышления, знания. Но вера представляет собой не только атрибут индивидуального сознания, она является и одной из форм общественного сознания. В истории философии и психологии различают несколько видов теорий веры: эмоциональные, интеллектуальные, волевые. В любом случае вера как социокультурный феномен является неотъемлемым атрибутом индивидуального и общественного сознания, без которого ни действовать, ни полноценно познавать человек не может.

Особым случаем проявления феномена веры является вера в сверхъестественное, иррациональное, т.е. религиозная вера, обусловленная потребностью человека в том, чтобы о нем кто-то заботился, чтобы его опекала и помогала в делах какая-то высшая сила, компенсируя его бессилие перед реальностью.

По мере духовного и физического развития, т.е. по мере того, как человек взрослеет и сам становится способным оберегать и заботиться о других, он шаг за шагом начинает верить в себя. Начинает понимать, что хотя все мы родом из детства, нельзя оставаться ребенком всю жизнь. А, значит, он не только освобождается от иррациональной веры, но постепенно переходит к рациональной вере, обусловленной опытом, знанием, философией и наукой. И, наоборот, регрессируя, он движется в противоположном направлении.

Поэтому религия выражает собой ту или иную ступень в развитии феномена веры, конституирует ее, закрепляет в массовом сознании. И подобно тому, как экономические отношения отражают социальный характер народа, т.е. господствующий способ взаимоотношений между людьми, так и господствующая форма религиозной веры отражает его духовный характер.

При этом надо признать, что и религия, и наука ищут одно и то же. Только религия – это интуитивное, иллюзорное восприятие разумности мироустроения, тогда как философия и наука – это осмысление того же самого в понятиях. В науке космос предстает не только как большая машина, но и как Вселенская Мысль, отраженная в слове, в абстракциях. Выходит, что религия мистифицирует и персонифицирует это разумное начало бытия, эти объективные законы природной самоорганизации, наделяя их сверхестественными иррациональными свойствами.

В контексте европейской, прежде всего, христианской культуры гносеологическая позиция веры приходит в противоречие с общими установками рационализма. Поэтому теология противопоставляет религиозную веру разуму человека, его знаниям. Это ощущается уже с первых шагов христианства. Так, апостол Павел пишет:

«Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; … Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых»[10 - Новый Завет. 1 Кор, 1: 22, 27.].

В другом же послании апостол Павел предупреждает о недопустимости увлечения философией, он пишет:

«Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею…»[11 - Новый Завет. К кол. 2, 8.].

И это понятно, поскольку в еврейской религиозной среде, в которой существовала безоглядная вера в Бога, человек соизмерял весь ход своей жизни с «Торой», т.е. с «Руководством к действию». Поэтому он ощущал сильное недоверие к бесконечным спорам, к мудрости, которая в греческом обществе была желательна не ради какой-либо ее пользы, а ради нее самой. Это обусловило недоверие не только к философии, но и ко всей рационалистической культуре.

Вместе с тем, проблема соотношения веры и разума становится центральной проблемой христианства, которое вышло за пределы узко-этнической веры, это проблема соотношения еврейского монотеизма с языческой мудростью, т.е. с греческой идеей рациональности, с философией. И уже в раннем христианстве оформляется два направления: одно ориентировалось на гармоничный синтез христианского вероучения с философской традицией рационализма – Юстин, Климент Александрийский, другое направление считало эти идеи несовместимыми и резко противопоставляло христианство эллинской учености – Тертуллиан.

Тем не менее, христианская традиция – это не только желание осмыслить соотношение веры и разума, но и стремление согласовать библейское знание с научным знанием о природе и человеке, соединить христианскую теологию с античной философской рациональностью. Недаром уже в Евангелии от Матфея находим:

«да будет слово ваше: „да, да“, „нет, нет“; а что сверх этого, то от лукавого»[12 - Новый Завет. Матф, 5: 37.],

что свидетельствует об ориентации первых христиан на формально логическое мышление.

Христианство – это грандиозная попытка соединить «Руководство к действию», выраженное в форме иррациональной веры, в т.ч. и веры в нравственный прогресс, с древнегреческой идеей рациональности, с формально логическим мышлением. Это было желание соединить действия людей не только с их верой, но и с их разумом, с теоретическим мышлением. Но если правоверным иудеям в таком воссоединении не было нужды, то возникает вопрос, по какой такой причине оно понадобилось христианам?

На мой взгляд, дело заключается в том, что иудаизм – это монотеизм, это иррациональная и чистая вера в Бога, и только в Бога, отдельно стоящего от человека, над человеком:

«Да не будет у тебя других богов перед лицом Моим».

Христианство же – это дуалистическая вера, это и вера в Бога, и вера Человека в самого себя. Поэтому христианство – это вера и в разум человека, в дух истины.

Но если веру человека в самого себя обозначить как аутотеизм, а веру в Бога или богов как аллотеизм, то христианству в какой-то мере приходится объединять эти две формы веры. Это вынуждало христиан отходить от безоглядной веры иудеев и поневоле двигаться в противоположном направлении, а, значит, опираться на рациональную веру, на дух истины, на знание.

Христианство – это переход от веры в потустороннего Бога Отца к вере земного Сына Человеческого в самого себя. А это – революция, переворот в направлении веры. От веры в кого или во что угодно – к вере Человека в себя, в свой собственный разум и свои собственные силы. От веры в иррациональное – к вере в рациональное, переход к философии, к науке, и, далее, к европейскому атеизму. Выходит, христианство – это самый момент переворота от аллотеизма к аутотеизму, от иррационализма и мифологического мышления к рационалистическому мышлению и науке, к антропотеизму. В гносеологическом плане этот переворот подобен коперниканскому перевороту и переходу от геоцентрической картины мира к гелиоцентрической картине.

Аристобул Александрийский из Панеи (сер. II в. до н. э.) был одним из первых, кто осознал необходимость соединить веру с разумом и пошел по пути философского переосмысления монотеизма. С него, а, возможно, и ранее, начинается прогрессивное развитие веры за счет примирения ее с разумом. Происходит и новое, третье после элеатов, Сократа и Платона, искажение сути самой греческой философии: ее попятное движение от диалектико-логического мышления целым спектром сравнительных понятий (Аристотель) к дологическому и формально-логическому мышлению классификационными понятиями (Платон). И формальнологическое мышление становится обычной, наиболее распространенной формой мышления для иудейских, арабских и христианских писателей.

Кроме Аристобула, а возможно, и других авторов, особенно серьезную попытку синтезировать веру с разумом, соединить «Тору» с греческой философией предпринял Филон Александрийский (20 г. до н.э. – 54 г. н.э.). Поэтому его можно считать основателем не только еврейской философии, но и предшественником христианского мировоззрения. В дальнейшем его учение оказало сильное влияние и на отцов церкви, что напрямую вело к патристике (лат. рatres – отцы) – философско-теологической мысли 2—8 вв.

Климент Александрийский (середина 2 в. – ок. 215 г.) признавал философию, которая подчинена откровению.

Тертуллиан (160—220) безоговорочно ставит веру выше разума, который всячески принижает. Выступает против обсуждения священного писания, тем более еретиками.

Ориген (ок. 185—ок. 254), высоко ценя знания, ставит задачу синтеза античной философии: платонизма и стоицизма с христианством. В своей школе он составляет такой учебный план, по которому изучались логика, физика, астрономия, геометрия и др. Ориген не сторонник буквального понимания текста священного писания, поэтому он выделяет три возможных прочтения смысла Библии: буквальное, моральное и философское. Сам же отдавал предпочтение философскому смыслу истолкования Библии.

Августин Блаженный (354—430) формулирует перед теологией задачу: «познать в свете разума принятое верой».