Запечатанная книга. Образ будущего: кризис понимания и взаимопонимания

Боэций (ок. 480—525) и Иоанн Дамаскин (ок. 675—753) – ориентируясь на античную философскую традицию – на Аристотеля и Порфирия – заложили основы средневековой схоластики.

Фома Аквинский (1225—1274) доказывал, что разум и вера не только отличаются друг от друга, но вместе с тем образуют единство, гармонически согласуются между собой. В случае, если рациональные выводы противоречат Откровению, это свидетельствует об ошибке в рассуждении. Поэтому Фома отдавал предпочтение догматам веры. В философских основаниях своего богословия он опирается, главным образом, на учение Аристотеля. Однако увлеченность аристотелевской философией, пришедшей на смену платонизму, не устраняет внутренней противоречивости схоластики, как и других форм веры.

Средневековая христианская мысль развивалась не только в своей собственной атмосфере. На осмысление поднятых отцами церкви вопросов значительное влияние оказали произведения арабских философов, которым, подобно христианам и иудеям, пришлось примирять незыблемость Корана с философскими знаниями, а, значит, стихийно переходить от теоцентрической картины мира к антропоцентризму.

Одной из крупнейших фигур, завершающих развитие арабоязычного аристотелизма, был Ибн-Рушд или Аверроэс (1126—1198), который считал, что истина заключена в философии Аристотеля. Но почему же тогда религиозные сочинения более эффективны в воспитании народа? Данное обстоятельство Аверроэс объясняет тем, что не все люди готовы воспринять всю истину. Поэтому он предлагает разделить людей на три класса в зависимости от их способности воспринимать истину. Одних можно убедить красноречием – дологическое мышление (Ю.Р.). Другим нужны доказательства – формально-логическое мышление (Ю.Р.), а третьи удовлетворяются только философскими и математическими доказательствами – философское и научное мышление (Ю.Р.). Толпа имеет веру, которую на основе умозрения ей дают теологи, и только для немногих людей верой становятся доказательства чистого разума, философии и науки. Тогда зачем этим людям Откровение?

Кроме того, необходимо вспомнить и о великом еврейском мыслителе Моймониде или Рамбаме (1135—1204), учение которого оказало значительное влияние и на развитие еврейского законоучения, и на еврейскую средневековую философию. Заветной мечтой Маймонида было примирить истины еврейской веры с истинами разума, с аристотелевской логикой, что было созвучно мыслям многих арабских и христианских средневековых философов. Аргументы Рамбама были настолько убедительны, что оказали определенное влияние на многих схоластов, даже на Фому Аквинского. Есть мнение, что Маймонид, единственный из философов нашей эры, символизирует собой

«единение четырех культур: греко-романской, западной, еврейской и арабской»[13 - Новейший философский словарь / Сост. А. А. Грицанов. – Мн.: Изд. В. М. Скакун, 1998.].

Становится очевидным, что древний библейский период иудаизма не нуждался в мудрости греков по причине господствовавшего в то время мифологического, теоцентрического или дологического способа мышления. Напротив, центральной проблемой второго, раввино-талмудического ортодоксального периода в развитии иудаизма стала проблема совмещения Торы, т.е. «Руководства к действию» с греческим рационализмом, с антропоцентризмом.

Средневековая философия вне зависимости от своей конфессиональной ориентации пыталась решить вопрос о гармонизации формы веры с формой мышления. Поэтому главной задачей схоластики, как и всех других форм веры, которые опирались на идеи Платона и Аристотеля, было рациональное обоснование своего вероучения на основе законов формальной логики.

Если же рассматривать вопрос в историческом плане, то в целом среди теологов преобладало представление о возможности примирить веру и знание. Причем отношение церкви к рациональному знанию прогрессивно, поскольку оно эволюционирует от анафемы рационализму до тезиса «церковь – друг науки». Это обусловлено эволюцией веры: от веры в Бога Отца, к вере в Сына Человеческого, от теоцентризма к антропо- и социоцентризму. И этот антропологизм ощущается в западном христианстве более, нежели в восточном. Поэтому в самой своей сокровенной глубине христианское вероучение всегда тяготело к рациональности при безусловной доминанте веры. Не случайно в своей энциклике Папа Римский Иоанн Павел II пишет:

«Вера и разум подобны двум крылам, на которых дух человеческий возносится к созерцанию истины»[14 - Иоанн Павел II. Вера и разум. – Изд-во Францисканцев, 1999.].

В контексте приоритета христианской веры сегодня ставится вопрос об «интегрирующем» диалоге теологии, философии и естествознания как конвергенции их аргументаций с последующим получением синтетической истины. Но, поскольку христианство сочетает и веру в Бога Отца, и веру Человека в себя, соединяет аллотеизм с аутотеизмом, иррациональную веру в Бога с верой человека в знание, постольку непротиворечивая синтетическая истина невозможна.

Кроме того, мировоззренческая ориентация, направленная на соединение иррационально-мистических предпосылок теологии с субъективными, формально-логическими выводами философии, предопределила схоластический стиль как теологии, так и философии на всем пути их совместной эволюции. Но известно, что «если слепой поведет слепого, то оба упадут в яму»[15 - От Мтф.,15, 14.]. Это означает, что субъективистская, формально-логическая форма философского мышления изначально не могла дать полного и объективного знания, хотя она в полной мере соответствовала нуждам любой иррациональной веры.

Вместе с тем, архаизм современных религий, как и абстрактно-всеобщий, субъективистский дух самой философии, требуют сегодня новой постановки вопроса о соотношении разума и веры, философии и религии. А, значит, ставит вопрос о создании такой формы философского мышления, которая смогла бы дать объективную истину, и такой формы веры, которая не противоречила бы новому состоянию разума. Что же касается философии, то ее будущее, на мой взгляд, связано с освоением логики конкретных наук, т.е. конкретно-всеобщего способа мышления, которое мы обсудили выше. А вот эволюцию форм общечеловеческого феномена веры можно представить в виде непрерывного перехода от одной крайности к другой:

Политеизм – Монотеизм – Дуализм – Атеизм – Неотеизм

Политеизм – это вера во многих Богов.

Монотеизм – вера в единого Всесильного Бога.

Атеизм – это отрицание веры в богов и вера человека в себя.

Неотеизм – вера в Человечество как мыслящую, действующую и верящую в себя общепланетарную субъективность – социоцентризм.

При этом политеизм и монотеизм можно охарактеризовать как аллотеизм, поскольку человек верит во что угодно: в Бога или во многих богов, только не в свои силы. Атеизм и неотеизм можно охарактеризовать как аутотеизм, поскольку объектом и субъектом веры оказывается Человек и Человечество. Христианство, примиряющее веру и знание, в явном виде сочетает и веру в Бога, и веру Человека в себя. Поэтому христианство является откровенно дуалистической формой веры, тогда как иудаизму и исламу, также примиряющим веру и знание, дуализм присущ в скрытой, латентной форме.