Рассказы для друзей

–Когда хотят сделать вино слаще, добавляют сахар. Он в процессе брожения образует сивушные масла. Девушки любят сладкие вина. Но надо знать, что у такого вина две боксёрские руки. Правая бьёт в голову, а левая – по печени.

–Вы каждый год делаете одинаковое вино?–спрашиваю я.

–Вино получается каждый год разное. С одного виноградника. Влияет погода, солнце, микроорганизмы, условия брожения. Вино – это сложная жизнь. Как и наша.

Возвращаемся с заставы рано утром. Перед въездом в Одессу небольшая пробка. Скопились десятки молоковозов, доставляющих по утрам в город свою продукцию.

Если вспомнить всё это, то получается, что не так и плохо было с продовольствием. Да, бананов не было. Кто-то скажет, что свиней должен выращивать фермер, а не старшина заставы. И это правда, не поспоришь. Но я же говорю о том, что было.

До того, как пришли бананы.

2018

Печальная рыбалка

Эту историю я услышал в афганском вертолёте. Кто-то скажет, что в вертолёте ничего нельзя услышать, мотор громко работает. А мы сидели в том вертолёте, который подбили при посадке ещё два года назад. Он не загорелся, корпус вертолёта был целый. Его принесли на брёвнышках солдаты после отсоединения тяжёлого мотора. И отсоединять было непросто. Набора вертолётных ключей не было. Что не смогли открутить автомобильными ключами – отсоединяли накладными зарядами взрывчатки. О, я ещё крестовину взял себе в рюкзак, она не отсоединялась и была подвижно соединена с двумя железяками, как сустав. Кто-то сказал, что она подходит на «Жигули», и ей износа не будет. Хотел подарить другу, когда поеду в отпуск. Я её таскал в рюкзаке по всему ущелью почти месяц. Я пропитался запахом вертолётной смазки. Я повёз надоевшую железяку с собой в отпуск через весь Союз. Я её подарил другу. А она не подошла по размеру. Но всё было не зря. Друг её подточил на заводе и вставил в свои «Жигули». Ей не было сносу. Представляю, сейчас автомобиль давно сгнил, рассыпался в труху, а среди ржавчины сияет, как памятник, моя крестовина.

Из корпуса вертолёта сделали офицерскую столовую. Обложили его каменным дувалом, забором таким, от осколков и пуль. Стало культурно и уютно. Обедаем.

–Старшина, разберись, почему у компота странный привкус и запах, – тоном боевого приказа произнёс майор,командир мотоманевренной группы, стоящей заставами по всему ущелью.

–Обязательно разберусь.

–Только сам проверь, у повара не спрашивай, он уже неделю говорит нам, что сухофрукты пересохли, потеряли качество.

Разбирался он недолго. На складе поселилась крыса. Чтобы её прогнать, старшина сам взял у местных кота и закрыл на складе. Кот решил, что ящик с сухофруктами будет ему прекрасным туалетом. Вот откуда был и вкус, и запах. Да, брезгливым нечего делать на войне.

Одесса

Детские воспоминания

Все воспоминания о раннем детстве –эпизодами, обрывками, невозможно определить, что было раньше, что позже. Детство было светлое. У кого-нибудь бывает тёмное детство?

Сначала мы жили в школе. Все учились в школе, а мы и жили в школе. В маленькой комнате, и ещё была кухня с печкой. Мама была директором начальной школы в городе Находке. Школа –бревенчатая, два этажа. А папа–офицер-пограничник. Ещё у меня была старшая сестра Валя.

Вокруг школы –асфальтированная площадка и цветы. Школа на склоне сопки –это горы там так назывались. И с площадки были видны горы вдали, а поближе –болото и озеро Солёное. Его никто не пробовал, но оно так называлось, все верили в его солёность. По лесу и по болоту текли ручьи.

Возле озера они образовывали рукава, и мы там ловили на удочку рыбу со странным названием «гальян». Город-порт, много моряков, мы знали, что такое «гальюн» –туалет на корабле. А рыба –«гальян». Маленькая, но вкусная. В начале лета болото становилось фиолетовым –это цвели болотные ирисы. Обычно они жёлтые, а на Дальнем Востоке – фиолетовые.

Летом на площадку перед школой выставляли на покраску деревянные парты. Запомнилось, как мы с Валей сидели на этих партах и ели необычное для тех краёв лакомство –сливы. Их называли «сливки». Потом было удивительно узнать, что из молока тоже могут быть сливки.

В школе был хор. Там пели песни, которые мне не очень нравились. «То берёзки, то рябины, кустракиты над рекой». Кто такие кустракиты? Пацаны обзывались «кастратами» –так-то понятно, объяснили, а «кустракитов» никто не объяснил. (Уже сейчас в интернете узнал, что не один я заметил «кустракитов». Мы пели одинаковые песни.) И ещё –страшную песню: «Ленин всегда живой, Ленин всегда со мной». Страшно. Как Кощей бессмертный, но я уже точно знал, что Ленин умер, а теперь вот он ходит где-то рядом. Хотя для детей это был добрый дедушка. И с ним связаны воспоминания о самом торжественном событии в моей жизни. Приём в пионеры. Возле памятника Ленину. Вот были «малолетки» октябрята, и вдруг все одноклассники повзрослели, засветились яркими красными галстуками.

Но это было позже.

Сестра играла на пианино песню: «Из края в край вперёд иду, сурок всегда со мною». Ну это нормально и не страшно, что он «всегда со мной». Дрессированный. У нас тоже была собака Альфа, потом её украли. Не очень дрессированная. А у тех, кто в песне,–сурок. Он зверёк –привязался. А с Лениным что-то напутали. Потом уже я узнал, что это слова Гете, музыка Бетховена. У кого-то ручная белочка, а у великих людей сурок. А Ленин со мной, потому что он у нас в голове. А что в голове, то не вытащить оттуда.

И книги были на этажерке, которые пугали своими названиями: «Дети подземелья» и самая страшная–«Мёртвые души».

А была песня, которая мне нравилась. «По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах»–мы её пели с папой, когда шли в парную баню в погранотряд, несколько километров по лесу вдоль ручья. Назад уже в темноте шли, глаза привыкали, и было светло.

До четырёх лет меня мыла в женской бане мама. Но в четыре года, я это помню, обратил внимание в бане на молодую красивую учительницу, мамину подружку. У неё была такая красивая фигура, что я уставился на неё и остолбенел. Они ходили в баню большой компанией, все начали смеяться, что-то говорить моей «избраннице» и маме. После этого – только с папой, гордо и в погранотряд. Туда, где в парной мужики плескали воду в какую-то преисподнюю, и оттуда валил пар. Дубовый веник мы изготовляли в лесу, по пути. Там был большой дуб, который даже зимой не сбрасывал листву.

А у самой красивой учительницы скоро появился «ухожёр». Так мама сказала папе, а я слышал. Я понял, что это не на самом деле, как и «спиногрыз». Уши у красавицы он вряд ли сожрёт, как не грызут дети спины родителям. Лично я точно не грыз.

Скоро я сам увидел «ухожёра». Он привез её на самосвале. Такой выбражуля! Выгрузил пассажирку, а потом так нажал на газ, что грязь полетела из-под колёс. Хотел всем показать, какой он «крутой», как сказали бы сейчас. А тогда я только мог подумать: «Выбражуля!».

Если бы мы не жили в школе, то я бы написал первое слово «мама». Но мы жили в школе. Школьный хулиган из третьего класса со странной фамилией Переоридорога (школьники звали его «Пердидорога») научил меня писать мелом на асфальте слово из трёх букв. В тот редкий выходной, когда мама и папа были дома, я похвастался, что умею писать слова. И быстренько мелом на заборе изобразил. Им почему-то не понравилось, а папа заставил всё это стирать. Помню, как я тёр занозистую доску куском кирпича. Зато быстренько научили всем остальным буквам. И слова, как оказалось, есть плохие и хорошие. Так и цифры тоже –двойка плохая, а пятерка–хорошая.

Зима была тогда таинственная и загадочная. Мы с Валей узнавали о её начале по звуку совковой лопаты по асфальту: это дворничиха вставала очень рано, когда ещё темно, и чистила от снега дорожку к школе. Потом наступал Новый год. В школе стояла большая ёлка, привозили яблоки и мандарины, покупали конфеты, и учителя делали мешочки с подарками. После этого мы, детвора, лазили в ящиках из-под мандаринов и яблок, которые так вкусно пахли. И ни разу там не нашли в соломе и опилках оставшегося фрукта.

Дедом Морозом был папа. До сих пор помню, как я напугался, когда он зашёл домой и громким командирским голосом произнёс: «Здравствуйте, дети!»–и стукнул палкой в пол. Я полез под стол, начал кричать, а мама меня успокаивать, что на самом деле это папа, а не дед. Она под звук моих воплей пыталась раздеть «деда», содрать с него бороду, но это ей не удалось с первого раза. Потом я поверил, что это папа, а не ужасный дед со страшным дрыном в руке.

А вокруг ёлки дети водили хоровод. Я был медведем, шёл вокруг ёлки и пел: «Вперевалочку идёт косолапый мишка, он несёт в подарок мёд и большую шишку!» Я старательно косолапил. На мне была маска и коричневый костюм «с начёсом». А на Вале был костюм чёрта. Папа сделал ей хвост –внутри жёсткая проволока, которая цеплялась за детей-атеистов, доказывая, что черти существуют.

Через много лет я своей дочке Тоне в уши заячьего костюма вставил стальную проволоку. На новогоднем празднике у всех зайцев уши печально висели, а у нашего стояли и даже цеплялись за гирлянды! Всё повторяется.

Мы всегда хотели, чтобы у нас на ёлке игрушки светились! Брали у папы в «тревожном» чемодане сигнальный фонарик и светили на ёлку разным светом.

Детей было много, а телевизоров ещё не было. Все на улице катались на санках. У некоторых были тяжёлые, самодельные, которые гремели, когда катились с горки. На них ехало несколько человек, а если падали, то образовывалась «кучамала». Чуть постарше мы играли в хоккей на болоте. Там всё замерзало, лёд. Клюшки из веток деревьев, а шайба– банка консервная. Но азарт до самой темноты.

А ещё первые воспоминания о магазинах. В круглых стеклянных вазах, типа кубков, было насыпано печенье, конфеты. Конфеты были одинаковые по всей стране: круглые карамели с повидлом, маленькие подушечки, посыпанные какао, без фантиков. А в фантиках – «Ириски», «Ласточка», «Школьные», «Спортивные», (как «Школьные»,только слишком сладкие), «Медведи», «Мишка на Севере», «Белочка». Были вкусные и натуральные напитки: «Лимонад», «Крюшон», «Крем-сода», «Пчёлка» –это с мёдом. В «Крем-соде» мы не видели ни крема, ни соды. В центре города продавались трубочки с кремом. Хрустящие. А один раз –фруктовое мороженое. Его накладывали в хрустящий стаканчик. Розовое, с изюмом. А в магазине возле кинотеатра «Буревестник» рыба всякая, горка крабов и судок с красной икрой и чёрной икрой. Мне там не нравилось –там селёдку продавали. Я не любил запах, и морды у селёдок были высокомерные.

Когда в СССР запустили спутник, помню, что мы все радовались, и было много новогодних открыток со спутниками. Ракеты иногда изображались даже с ручками и ножками. Зачем им руки и ноги в космосе? Да ещё такие тонкие, как у пауков? А когда полетел в космос Юрий Гагарин, мы очень гордились и вечером смотрели в небо, пытались его увидеть среди звезд. И ещё запомнился журнал «Крокодил», там были нарисованы американцы в шляпах, спящие на атомных бомбах. Так они мне и представлялись –спят себе на бомбах, бедные. Злятся на нас, спящих на кроватях.

А ещё мы с папой ходили на футбол. Набирали в термос газированной воды. Там я узнал, что из судей можно делать мыло. И ещё много всяких слов про вратаря, пропустившего гол. А в перерыве звучала песня со словами: «Обойти друг друга ли, колоски помнёшь, ой ты, рожь!». И я их представлял, что они толстые, как слоны, не помещаются на тропе и топчут колоски. Но всё равно можно найти какой-то выход, думал я, чтобы не мять рожь. Ну пусть один присядет, а второй перепрыгнет.

Мы заходили в припортовую пельменную. Там обедали рабочие из порта. Они все были крепкие, как кони, и ели много пельменей. При этом поливали их стоящим на столах уксусом и сыпали много перца. А некоторые брали пельмени с бульоном, большую тарелку. И тоже всё съедали с аппетитом. Говорили громко, смеялись и много ели. Наверно, хорошо работали.

Возле леса у нас был огород с картошкой и ещё какими-то овощами. Мы там с мальчишками вытащили из земли свёклу, пытались грызть. Но она оказалась невкусная. Кто-то из развитых мальчиков сказал, что это не сахарная свекла. Вот сахарная была бы сладкая. А в лесу были вкусные стебли травы кислицы и почки дикого винограда и барбариса. Тоже кисленькие.

Картошку мы копали всей семьёй. Там я увидел медведку. Её быстро убили, вредная она. Картошка не вредная, но мы её тоже съели за зиму.

В первом классе, в сентябре, мы с моим другом Васькой после школьных занятий пошли ловить рыбу. Рыба так клевала, что мы не могли оторваться до темноты, наловили по ведру. Припёрли домой и получили нагоняй от родителей за невыполненные домашние задания. А вы найдёте сейчас первоклассников, которые наловят ведро рыбы? Похвалить надо было. Другое время. Главное–работа, учёба. Родителей видели по вечерами в выходной. Сами разогревали обеды. Пробовали не разогревать, но тогда было совсем невкусно – жир в супе или борще плавал по поверхности кусочками. Самообслуживание. Особенно когда получили квартиру возле леса и переехали из школы.

Это раннее детство. А где место рождения?

Говорят, там, на берегу озера Солёное, бараки были, да их разрушили сразу, как люди оттуда переехали в квартиры. Страна строилась, кипела, шла вперёд.

2015 г.

Почему я не стал артистом?

Начну с первого класса той самой четырнадцатой начальной школы, что в городе Находке, на склоне сопки. Сначала я был танцором. Танцевали мы матросский танец «Яблочко». В красивой матросской форме. У меня была почти настоящая матросская бескозырка, я ей даже гордился некоторое время. Но тут кто-то из пацанов, внимательно изучив сшитый наскоро головной убор, заметил, что внутри имеется резинка от трусов. Все стали смеяться. Да, вечером от старой пограничной отцовской фуражки оторвали козырек, материи подходящей не нашли и использовали чёрные армейские трусы. Пришили ленточки и надпись «Аврора». Я танцую, а они смеются.

Больше не танцевал.

А вот на следующем утреннике декламировал стихи. О Ленине, не просто про зверушек каких-нибудь или там про Деда Мороза. Ещё и автор совпал по фамилии и имени со мной. Так и объявили: «Юрий Яковлев, стихи о Ленине. Читает ученик первого класса Юра Яковлев».