Мангазея

– Главной частью, если так можно сказать, – он неуверенно глянул на десятника: «Понятно ли говорю?» – торговой половины посада является большой двухэтажный гостиный двор в виде буквы «Е» и государевы житницы[23 - Государевы житницы – склады.], построенные еще при воеводе Федоре Юрьевиче Булгакове, которого с весны этого года сменил Давыд Васильевич Жеребцов. Ведь гостей, да, заметь, и не только наших, но и заморских, становится все больше и больше, особливо из Архангельска-города. Рядом же вокруг них теснятся многие купеческие дома.

А вон там, в глубине, за избами посада, виднеется церковь Успения Божьей Матери.

И он перекрестился на ее маковки. То же сделал и Афанасий.

– В ремесленной же половине тоже множество жилых домов да есть еще и литейные мастерские да кузни. Мастеровой люд там живет, – уточнил он.

Афанасий еще раз оглядел многочисленные постройки. Справа, за посадом, виднелась неширокая речка.

– Мангазейкой прозывается, – подсказал Макар, следивший за взглядом своего спутника.

– Спасибо, Макар, за твой рассказ о посаде. А меня, между прочим, Афанасием зовут.

– Так что же, мне так к вам и обращаться соизволите? – неуверенно спросил тот.

– Именно так, Макар, – подтвердил Афанасий, усмехнувшись страхам служителя.

Тот же только покачал головой, в душе радуясь этому дозволению знатного, видать, человека из самого Тобольска.

Слева, с запада, возвышалась высокая стена детинца, срубленная из толстых бревен, с тремя прямоугольными башнями, средняя из которых была выше двух других. «Совсем недавно поставлена крепость, – отметил Афанасий. – Бревна даже не успели еще и потемнеть. Стало быть, прав был кормщик Тихон».

Подошли, переговариваясь, к средней, проезжей, башне с тремя бойницами.

– Спасская башня, – пояснил Макар. – Слева будет Зубцовская, а справа – Успенская.

Афанасий был восхищен мощью стены и башен. «Да, взять такую крепость с боя, пожалуй, невозможно, – вынес он свой вердикт. – И это на самом что ни на есть краю земли Русской! – с гордостью подумал он, а затем резко повернулся лицом на восток. – И мне с отрядом предстоит отодвинуть этот край еще далее к востоку!» От этой мысли, неожиданно пришедшей ему на ум, он уже совсем по-другому увидел цель предстоящего похода, и у него что-то приятно защемило в груди, а на глазах навернулись непрошеные, но счастливые слезы. Переждав, когда они высохнут – не вытирать же их при Макаре, на самом деле, который, как он понял, признал в нем важную особу, выдавая свою минутную слабость! – повернулся и решительно направился к входным воротам в детинец.

В воротах стояли два стрельца в красных суконных кафтанах и шапках с меховым околышем, с бердышами[24 - Бердыш – одно из древнейших рукопашных оружий – широкий на длинном древке топор в виде полумесяца.] и саблями. «Охрана детинца», – понял Афанасий.

– Казацкий десятник к воеводе! – громко сказал Макар, и стрельцы расступились, пропуская незнакомца, за которым с интересом наблюдали еще издали.

Войдя в детинец, Афанасий был еще раз приятно поражен мощью его стен, по которым прохаживались стрельцы с бердышами на плечах, и прямоугольных башен. И еще раз убедился в правильности своего предположения об их неприступности.

Макар был тут как тут.

– Вот только не успели еще поверх крепостных стен поставить крыши, покрытые дранкой, дабы ни снег, ни дождь не падали на головы караульных стрельцов. Да и соорудить перильца, которые не дали бы им по неосторожности свалиться с трехсаженной вышины.

И продолжил:

– Вон там, справа, видна Ратиловская башня, как видите, самая низкая из всех, а слева – самая могучая, Давыдовская. – «Вот ее-то мы первой и увидели еще издали при подходе коча к Мангазее», – решил Афанасий. – Посередине у правой стены, видите, еще чуток недостроенной, – отметил Макар, – заложено основание соборной Троицкой церкви. Слева же находятся стрелецкие сторожки и съезжая изба. А в самом дальнем левом углу высится воеводский двор в два этажа с двумя крыльями. Да разве его с другими постройками-то спутаешь! – с гордостью изрек он. – Настоящий дворец! А вон за той, самой высокой крепостной стеной, что стоит прямо перед нами, протекает речка Ратиловка.

– Стало быть, по ее названию и поименовали правую башню? – предположил Афанасий.

– Стало быть, так, – согласился Макар.

Переговариваясь, подошли к массивной высокой ограде из полуторасаженных бревен с заостренными верхними концами, за которой возвышался воеводский двор с двумя крыльями – западным и восточным. «Оборонительная крепость внутри крепости», – оценил ее значение Афанасий.

– Вам к какому из воевод: к Жеребцову или к Давыдову? – спросил Макар.

«Так и не решился, однако, называть меня по имени, хотя, как мне кажется, чином будет и не ниже моего, – усмехнулся про себя Афанасий. – Вот что значит лишь одно упоминание имени тобольского воеводы!» А вслух озадаченно спросил:

– А их что, разве двое?

– Да, вроде бы так. Хотя Давыдов – письменный голова[25 - Письменный голова – должностное лицо в сибирских городах, нечто вроде товарища воеводы. Нередко наделялись теми же функциями, что и воеводы, и порой замещали их.] и посему является как бы товарищем[26 - Товарищ – помощник, заместитель.] воеводы, заменяя того при поездках по делам за пределы Мангазеи.

– В соответствии с грамотой тобольского воеводы – к Жеребцову, – пояснил десятник.

Макар понимающе кивнул головой.

– Тогда вам в левое от нас крыло, где тот и размещается вместе со своей челядью. А теперича разрешите откланяться, – сказал он, опасливо глянув на дворец. – Там мне делать уже нечего.

– Спасибо, Макар, за помощь! Надеюсь, еще встретимся.

– Обязательно! Кстати, а вы надолго к нам?

Афанасий улыбнулся, понимая любопытство служителя съезжей избы: уж такая у него работа. Ведь дьяк, его начальник, непременно спросит его об этом, и ударить лицом в грязь перед ним он не имел права.

– Как решит воевода Жеребцов, – уклончиво ответил он и решительно направился к высокой, добротно сколоченной калитке.

У воеводы

Калитка оказалась открытой. Но не успел Афанасий подойти к высокому крытому крыльцу в левом крыле дворца, как дверь открылась и в ней показался человек, одетый в полукафтан, вопросительно смотревший на незнакомого человека. «Наверное, дворецкий[27 - Дворецкий – в помещичьем быту: старший лакей, заведовавший домашним хозяйством и прислугой в барских домах.], который, надо полагать, еще издали наблюдал за мной», – предположил он и, поднявшись на крыльцо по лестнице с резными балясинами[28 - Балясины – точеные столбики перил.], представился:

– Десятник Афанасий Ляпунов. Мне надобно передать вашему воеводе грамоту от воеводы тобольского.

– Вы никак с коча, который только что прибыл?

– Вы совершенно правы.

– Проходите, я доложу о вас барину. А саблю желательно передать слуге. Я распоряжусь.

«Вот что значит прислуга! Для нее, видишь ли, выше барина ничто просто и не существует, – рассуждал Афанасий, входя в широкую не то прихожую, не то приемную комнату, устланную ковром. – Притом и меры безопасности своего господина не забывает блюсти, – отметил он, задетый тем не менее за живое требованием дворецкого отдать свою саблю. – Ведь сабля – непременный атрибут казака, а тем более десятника, – возмущался он про себя. Однако смирился: – В чужой монастырь, как учат мудрые люди, со своим уставом ходить негоже».

Его сразу же поразила большая люстра, свисавшая с потолка, со многими восковыми свечами. «Небедно, однако, живет барин», – усмехнулся он и, отстегнув саблю, передал ее подошедшему слуге. Когда же обратил внимание на заинтересованные взгляды дворовых девок, устремленные на него из глубины соседней комнаты через открытую настежь дверь, то грустно вздохнул: «Жаль, конечно, но не по Сеньке шапка»…

Дворецкий неожиданно быстро вернулся:

– Барин ждет вас. Прошу следовать за мной.

«Интересно, как бы он вел себя со мной, если бы я, к примеру, был бы боярином? И потребовал бы тогда отдать саблю?» – рассуждал Афанасий, следуя за дворецким по ковровым дорожкам, приглушающим шаги. Затем поднялись на второй этаж. Тот же, подойдя к высокой резной двери, указал на нее плавным жестом руки и так же бесшумно удалился.

Афанасий, сдерживая волнение, постучал в дверь и, услышав разрешающее: «Входи!», открыл ее и вошел в светлую, как показалось ему после полумрака коридоров, освещенных лишь немногими свечами, комнату. В окне была видна широкая река, за которой простиралась бескрайняя тундра, поблескивая озерцами.

За столом в кресле с такой же высокой спинкой, как и у тобольского воеводы, сидел мужчина в полукафтане, поверх которого тоже была надета ферязь с короткими рукавами. «У воевод что, такая форма одежды, что ли?» – подумал он.

– Десятник Афанасий Ляпунов! – представился он. – Велено передать вам грамоту от тобольского воеводы князя Троекурова.

– Раз велено, так и передавай! – неожиданно коротко улыбнулся тот и повелительно указал на стул, стоящий напротив него.