Распеленав Вику, Валя засюсюкала:
– Ты моя маленькая сыкушка. Опять напрудила? Дрит-татушки дрит-та-та. Мы везём с собой кота. Мамань, пошевеливайся.
Маргарита протянула памперс.
– Водички кто-нибудь принесите тёплой, – командовала Валя. – Чего встали, как засватанные? Не в мавзолеи.
– А не легче ли взять влажные… – начала Зинаида Юрьевна, но Валя её оборвала.
– Ты меня не учи. Я учёная. Тащи воду.
Вика разразилась громким плачем.
– И чего мы ревем, пусечка моя? Чего глоточку дерём, а? Ай-люли-люли-люли, приезжали жигули.
Поставив на журнальный столик миску с водой, Зинаида Юрьевна отошла в сторону.
Проделав нехитрую процедуру, Валентина радостно возвестила:
– Усё в норме! Теперь Викуша сухая. Да, моя девочка?
Покрутив пальцем у виска, Артём подошел к лестнице.
– Эй, брат Виталия, куда намылся? – остановила его Валя. – Покажь нам нашу комнату.
– Весь второй этаж в вашем распоряжении, выбирайте любую.
– Ёлки! Мамань, слыхала? А пастеля? Пастеля чистая там есть?
– Нет, мы спим исключительно на грязных мешках. В нашем доме не признают чистых простыней и пододеяльников.
Маргарита хотела охнуть, но Зинаида Юрьевна быстро проговорила:
– Тёма шутит. В каждой спальне имеется всё необходимое. Я вас провожу. Идемте.
Валя запротестовала:
– Э-э, нет, подруга старая моя. Без тебя дойдём. Ты лучше, чем стоять столбом, сгоняй на кухонку, нашуруй там обедик какой-нибудь. С утра росинки во рту не было. Мы ж с маманькой только пюре с котлетками проглотили, да по пять сырков глазированных съели.
Зинаида Юрьевна пошла на кухню.
– И какавки сваргань поболе. Я какавку уважаю.
– Что сварганить? – не поняла кухарка.
– Ну село, ну прям селище! Какавки, говорю.
– Какао, – сказала Люська.
– А, – протянула Зинаида Юрьевна. – Понятно.
Оставшись наедине с новоиспеченными родственницами Минаевых, Люська глупо улыбнулась.
– Чего зубешки морозишь, крестница? – Валя довольно-таки ощутимо хлопнула Люську по спине. – Теперь с нами дружить будешь. Тебя как зовут-то?
– Люся.
– Люся-Люся, – пропела Валя. – Застрелюся. У меня подруга была в Житомире, тоже Люсей звали.
– Вы из Житомира?
– Угу.
– А как же однокомнатная квартира в доме под снос?
– Одно другому не мешает. У меня папаня русский. Он маманьку обрюхатил, когда в Житомир приезжал. – Валентина захихикала. – Он-то думал, сделала дело и ку-ку, ищи ветра в поле. Да только маманька у меня – будь здоров. Подалась в Москву, разыскала его и жениться на себе заставила.
– Доча правду говорит.
– У нас в роду все бабы – ух! В обиду себя не дадим. Со свекровью маманьке не повезло. Отказывалась на порог её пускать, пришлось с дитём, то есть со мной, в Житомир возвращаться. Зато со штампом в паспорте.
– Десять лет назад муж умер, мы с Валечкой снова сюда приехали.
– Бабка к тому времени подобрела, в квартирке нас прописала. Потом мы её в дом престарелых сдали, двушку разменяли на однокомнатную с доплатой, и…
– Валя! – Маргарита смутилась.
– Да ладно, мамань, дела давно минувших дней. Сама же говорила, ведьма житья не даёт.
Маргарита показала дочери кулак.
– Э-хе-хе… Валентина потянулась. – Красотища-то вокруг какая.
– Давай поднимемся в комнату, – торопила мать.
– Люсь, помоги нам с вещами. Мамань, не трожь Вику, я сама её возьму. Ты бери сумку и чемодан. Люсёк, хватай этот баул.
Через пару минут со второго этажа раздалось зычное пение Валентины, чередующееся возгласами восторга:
– Увозил меня полковник за кордон, был он бледный, как покойник, миль пардон… Ё-моё! Какие комнаты! Мамань, я свихнусь от радости! Говорил он всю дорогу о Руси… Мамань, а бельё, глянь, как в кино! Живы мы и, слава Богу, гран мерси…
Домой Люська возвращалась в полной прострации. Появление Валентины с ребёнком сразило наповал.
Получается, скоропалительный брак с Леной не единственная тайна крестного. Как его угораздило связаться с такой девушкой, как Валя? Но факт остается фактом. Родилась Вика, Минаев признал ребенка. С одной стороны он, конечно же, поступил правильно, у каждого ребёнка должен быть отец, а если посмотреть на это с другой стороны, многое остается непонятным, так сказать, за кадром. И теперь уже вряд ли кто-нибудь сможет внести ясность.
Глава пятая
Бастик, он же Сотенка