– А по шее не хочешь? – спросил Пит.
Выйдя из «Праги», компания свернула направо и потащилась по Арбату, лениво обсуждая планы дальнейшего времяпрепровождения; однако, несмотря на оптимизм Игоря, ничего достойного придумать не удалось, и, дотащившись до Смоленской площади, они расстались под сенью МИДовского чертога, пообещав друг другу позванивать и вообще не терять контакта. Рената с Игорем побежали на троллейбусную остановку, Пит с Катей отправились разыскивать в районе Киевского вокзала какую-то комиссионку, где, по непроверенным слухам, были дешевые японские транзисторы, а Ника с Андреем, проводив их до моста, побрели вниз по Ростовской набережной.
– Это правда, что ты уезжаешь с отрядом на целину? – спросила Ника.
– Правда и только правда, ничего кроме правды.
– Странно…
– Что странно?
Ника не ответила, заинтересовавшись вдруг речным трамваем, который медленно отходил от причала «Киевский вокзал».
– Странно, что я узнала об этом только сегодня, – сказала она наконец. – Тебе не кажется, что ты мог бы и раньше поделиться со мной своими летними планами?
– А ты делилась со мной своими?
– А у меня, представь себе, их вообще не было! Все зависело от того, получит ли Светка отпуск, а она не знала, только вчера наконец позвонила: отпуск у них в июле, они с мужем собираются на Юг, спрашивала, будет ли свободна машина. Зовет меня ехать вместе.
– Поезжай, конечно.
– Разумеется, поеду, но это выяснилось только вчера! А ты когда решил насчет стройотряда?
– Решил давно, но оформили меня тоже вот только что.
– Решил – и молчал?
– Последнюю неделю ты вообще не изволила меня замечать.
– Ах вот что! Но у меня, согласись, на это были основания.
– Например?
– Не притворяйся, пожалуйста. Ты ходил в театр с Мариной?
– Первой, если помнишь, я пригласил тебя.
– А я не смогла пойти, меня не пустили.
– Не пустили?
– Да, не пустили! За то, что я тогда потеряла портфель и не пошла в школу.
– Первый раз слышу, – сказал Андрей, пожимая плечами. – Мне ты сказала, что сама не хочешь идти.
– Мало ли что я сказала! Ты все равно не должен был приглашать Марину…
– Почему это? Ты отказалась, я предлагал билеты родителям – они в тот вечер были заняты. А Марина давно хотела побывать в «Современнике».
– Все равно, – упрямо повторила Ника. – Я на тебя очень обижена. Ты действительно уже оформился в стройотряд?
– Да, уже. А что?
– Да нет, я просто подумала… Собственно, я могла бы и не ехать со Светкой, – неуверенно сказала Ника. – С ними еще будет какой-то Юркин сотрудник, я его совершенно не знаю…
– Поезжай, что тебе делать летом в Москве.
– Да, наверное, поеду, – вздохнула Ника. – Ты рад, что перешел в десятый класс?
– Я не сомневался в этом, так что радоваться особенно нечему. А вообще, конечно, хорошо – еще всего-навсего один год, и…
– И? – насмешливо переспросила Ника. – В том-то и дело, что ты сам не знаешь!
– В каком смысле?
– А во всех решительно. Со мной вдруг случилось что-то непонятное. Понимаешь… Еще недавно я так хотела поскорее стать взрослой. Так радовалась, когда весной получила паспорт! А сейчас я… сейчас мне… не то чтобы расхотелось стать взрослой – мне вдруг стало страшно…
– Но чего именно?
– Не знаю, не знаю… Вдруг все получится вовсе не так, как ожидаешь, и потом… еще эта ответственность! Я вдруг подумала: какая это ответственность – быть взрослой…
– А чего ты, собственно, ожидаешь от жизни? – спросил после паузы внимательно слушавший Андрей.
– Не знаю, но чего-то… настоящего, наверное.
– Нет, но все-таки – более конкретно?
– Не знаю, – беспомощно повторила Ника.
– Послушай-ка. Ты Чехова любишь?
– Чехова? Нет, не очень, а что?
– Почему не любишь?
Ника подумала и пожала плечами:
– Ну… мне скучно его читать. Нет, не потому, что он плохо пишет, – пишет он хорошо, но просто… очень уж скучно то, что он описывает.
– Скучно – или страшно?
– Да, пожалуй, и страшно… если задуматься, – согласилась Ника.
– Помнишь рассказ про человека, который всю жизнь мечтал купить усадьбу и есть собственный крыжовник?
– Да, помню. Это действительно очень страшный рассказ…
– Очень страшный, – подтвердил Андрей. – И знаешь чем? Самое страшное в этом рассказе – это то, что такие люди всегда были, есть и будут. Чеховский герой копил деньги на усадьбу, а сегодня такой будет копить на машину – десять лет будет копить, потом получит и будет дрожать над каждой царапиной. Представить себе такую жизнь…