Советский бог Сталин

Хранящие в сердце тьму,
Вместо вина отраву
Налили в чашу ему.

Сказали ему: «Будь проклят!
Чашу испей до дна!..
И песня твоя чужда нам,
И правда твоя не нужна!»

А ещё, мечтатель и романтик, юноша Сосо, мог видеть мир иначе, чем его сверстники. Закрываясь в комнате и оставаясь наедине с собой, в его воображении рождались душевные поэтические строки. Жажда познавать и искренне делиться этим, были потребностью молодого Йосифа Сталина. Его новые стихи снова были полны свежести и откровения души.

Когда луна своим сияньем
Вдруг озаряет мир земной
И свет ее над дальней гранью
Играет бледной синевой,

Когда над рощею в лазури
Рокочут трели соловья
И нежный голос саламури
Звучит свободно, не таясь,

Когда, утихнув на мгновенье,
Вновь зазвенят в горах ключи
И ветра нежным дуновеньем
Разбужен темный лес в ночи,

Когда беглец, врагом гонимый,
Вновь попадет в свой скорбный край,
Когда, кромешной тьмой томимый,
Увидит солнце невзначай, —

Тогда гнетущей душу тучи
Развеют сумрачный покров,
Надежда голосом могучим
Мне сердце пробуждает вновь.

Стремится ввысь душа поэта,
И сердце бьется неспроста:
Я знаю, что надежда эта
Благословенна и чиста!

В конце XIX века в студенческой среде российских семинарий распространяются протестные революционные движения. Ненависть к самодержавию и любовь к Родине. На летних каникулах Сосо посещал свой родной Гори и при первой возможности бежал к крёстному, Якову Эгнаташвили. Они сидели в зале за большим круглым столом в русском стиле из красного дерева, укрытом бардовой скатертью с кистями. На резных спинках стульев сцены из охоты с окантовкой незатейливого орнамента. Оба сидели полны достоинства, как равные среди равных. Грузный зрелый мужчина, купец второй гильдии, с закрученными вверх усами в домашнем халате и худощавый подросток, в чёрной школярской рясе семинариста. Здесь был другой случай: Иосиф нравился Якову, он был серьезный, целеустремленный, находчивый. Поэтому знатный купец платил за обучение своего крестника в семинарии. Мебель, дом, благородное происхождение достались Якову от деда, чей портрет висел в конце комнаты. Дед был в офицерской черкеске лейб-гвардейской казачьей сотни с кинжалом. А молодому Йосифу – горячее сердце горца, вольная, как ветер, душа и сообразительный ум достались от предков или сам господь прикоснулся к нему.

В это время он рассматривал резные фигурки на спинке рядом стоящего стула, где охотник загоняет оленя. Хозяин, как всегда, подзадоривал семинариста.

– А что бы ты сделал, если бы пошёл на охоту и встретил медведя?

Яков хитро уставился на щуплого мальчугана.

– Ты бы, наверно, выхватил кинжал и сразился с ним? – он помогал подсказкой, хитро прищуриваясь.

– Нет, батоно Яков, я бы начал играть ему на русской балалайке, а он танцевать русскую плясовую. Все бы аплодировали нам.

– А, если бы, он не захотел плясать?

– Я бы позвал тебя, батоно Яков, и ты б его поборол. Нам бы снова аплодировали.

Эгнаташвили был в восторге и обнимал Йосифа за плечи. Потом, вдруг, застыл.

– А зачем на охоту идти с балалайкой?

– У кого к чему охота, тот с тем и ходит. – быстро нашёлся Йосиф.

Потом он читал Якобу произведения Казбеги, где даны потрясающие картины необузданного нарушения человеческих прав, грубого попрания человеческого достоинства. Истинный трагизм мрачной и коварной действительности. А стихи Чавчавадзе лились словно ожившая песня горного ручья с чарующими картинами действительности…

Зажглось над миром дивное светило
И, разогнав остатки темноты,
Величественным светом озарило
Кавказских гор высокие хребты.
И в этот миг, над горною грядою
Блистая белоснежной головой,
В пространстве между небом и землею
Возник Казбек, суровый и немой.

Словно из миража появились горы с бликующими вершинами, уходящими в облака, будто горные великаны придвинули их к небу каменными руками. Всё это видела глазами молодого семинариста мятежная душа Йосифа. Эти книги особенно нравились Якову Георгиевичу. А Сосо нравились борцовские поединки Якова Эгнаташвили, которые устраивались в балагане у базара. Смотреть за необычайным по яркости зрелищем сбегался почти весь городок Гори. Он вместе с публикой с восторгом наблюдал технику, ловкость и силу борцов. Это что, батоно Яков как-то видел выступления молодого Темирболат Канукова, по прозвищу «Казбек-Гора». Вот это сила! Бытует мнение, что настоящим отцом Йосифа был не бедный спившийся сапожник Бесориони Джугашвили, а состоятельный красавец Яков Эгнаташвили. А, может быть, всё гораздо сложнее?

Если уверовали в рождение от Святого духа Иисуса, отцом которого был плотник Йосиф, почему аналогично не могло больше происходить на Земле? Возможно, это и было второе пришествие справедливого посланника неба… отцом которого был сапожник. В античном мире подобное уже происходило. Известного математика и геометра Пифагора считали сыном бога Аполлона и смертной женщины. Хотя, отец Пифагора был камнерезом. Наступит время и всё будет расставлено по своим местам. «Время разбрасывать камни, и время собирать камни».

Взрослея, молодой Сталин всё больше времени проводил за книжными страницами. Сама жизнь и книги становились его учителями. Учеников духовного звания охотно брали в учителя к своим детям зажиточные и состоятельные горожане, так как они славились своею ученостью и обучали почти задаром. Русским языком он владел уже сносно и даже сам пытался обучать. По просьбе матери он взялся за приятеля своего, армянина Симона, сына строителя Аршака, по-приятельски наставлять правильному великоросскому произношению и элементарной грамматике. И по-доброму смеялся, когда тот коверкал слова. Они сидели у крыльца, увитого виноградником. Солнечный луч, пробиваясь сквозь бронзовую листву, скользя по набухшей гроздье, высвечивал янтарным блеском спелую ягоду. Симон дотронулся до неё, и ягода брызнула соком.

– Вина принести, а? Божественный напиток.

– Верно, ясноликая Агуна научила человека готовить солнечный напиток – сурью. – Йосиф оторвал взгляд от книги и продолжил: – Первая чаша, дает силы, изгоняет боль, усталость и немощь… Вторая чаша, дает веселье и молодость, изгоняет гнетущую старость… Третья чаша для людей лишняя, она превращает человека в животное… В ишака, например.

Он засмеялся. Потом он стал снова серьёзен, но в уголках глаз лёгкие морщинки, предвестники затаённой улыбки.

– Итак, повторяй за мной по-русски: «Женщина принесла обед своему мужчине».

– Камо, принесла обед?

– Принесла обед своему мужу, хачапури, пхали, сациви с курицей и другое, не важно что.

– И вино?

– И вино.

– А камо принесла вино, мужу или просто мужчине?

– Это не главное.