Ангел Горный Хрусталь. Избранное

Возвращаемся! Позади бесчисленные фотосессии, монастыри Карша, Фуктал, Зангла… Чистыми до святости снегами вершин, ледниковой водой, потом тяжёлых дорог смывал с себя въевшуюся в душу биржевую слякоть… Удалось или нет скоро увидишь и верю, милая, – ждёшь!»

Больше записей нет. Александрина по инерции перелистывает пустые страницы. Блокнот в сафьяновом переплёте с ажурными серебряными уголками и застёжкой, который подарила она ему на юбилей. Лучше бы и не открывать, и не читать – ведь и так знает почти наизусть. Тревога, удавкой стягивает сердце и ни рыжий кот, что ласково лежит на коленях, ни волшебница осень, кружащая во дворе листья старого вяза, не излечат её.

Каждый месяц он, полный обаяния и молодой силы, приходил с букетом и, наверное, в десятый раз делал ей предложение.

– Нет, нет и нет! – в смятении твердила она.

– Ты красавица!

– Бывшая… Красавиц не катают в инвалидных колясках.

– У нас будет много детей…

– Прекрати… Я устала… Хватит на сегодня.

Мать корила: «Ну что ты творишь? Такое, настоящее бывает раз в жизни!» Отец раздражался: «Не в твоём положении…» Аля уезжала в свою комнату и плакала.

Она не забудет тот день. Как подобное взбрело ей на ум? В отчаянном запале она сказала:

– Боже, опять розы? Какое банальнейшее однообразие! Тебе ещё не наскучило? Пора бы придумать что-нибудь пооргинальней. Нет, не напрягайся понапрасну, лучше я сама… Помнишь, ты рассказывал мне историю о тайном венчании твоей бабушки и деда и старинной церкви, необыкновенным образом соединившей их?

– О храме Святителя и Чудотворца Николая, архиепископа Мир Ликийских в Решетихе? Конечно, помню.

– Прекрасно, тогда вот моё честное слово: привези, подари мне цветок из далёкой страны и в тот же час, как ты мечтаешь, приму от тебя обручальное кольцо и обвенчаемся в том храме.

– Цветочек? – он улыбнулся. – Что-то мне это напоминает…

Она обиженно отвернулась и стала смотреть в окно.

– Согласен, согласен, – не в шутку забеспокоился он. – Какой и откуда?

– Голубой мак из Занскара.

Он позвонил через две недели и сказал, что уезжает в отпуск.

Сидя на постели она то теребит в руках, то согревает в ладонях серьги и колье из тибетской бирюзы и коралла. Это из подарков купленных им для неё в Падуме. Друзья с которыми он был в гималайской экспедиции привезли их. Он в госпитале Ладакха. Надежда есть… надеждой живёт она. Его портрет стоит на туалетном столике, а у иконы Божией Матери «Избавление от бед страждущих» горит лампадка. Вслед молитвами покаянно твердит она:

– Прости, родимый, разве могла подумать, что примешь этот вздор взбалмошной дуры всерьёз? Ну зачем полетел туда? Зачем? Опять ищу оправданий… Ненавижу себя! Я, только я виновата, не осуди! Пусть будет уделом моим ждать тебя вечно, что бы не случилось! Но ведь ничего и не случится, отче Николае, и по Красной улице подъедем мы с ним с благодарственным словом к храму твоему, а потом на белом теплоходе вниз по Оке домой, в Нижний? Заступник милостивый, скорый в помощи, молю за него – услышь меня недостойную, ответь, успокой: он же скоро придёт, он постучит в дверь?

Прилетевшая дрёма заботливо обволакивает плечи девушки теплом пушистого боа из чёрных перьев ночи. В свой закуток ушёл рыжий кот и свернулся клубком на коврике, благостным видом убеждая: всё будет хорошо, хозяйка… Медленно стынет жгущая горечь не заглаженной вины, погружаясь в ленивую и сладкую вязкость пустоты. Что будет, то и будет. И пусть в Оранжерейном тупике байкеры разогревают моторы «Харлеев», а соседи за стеной никак не угомонятся, горланят «Кукушку», пускай во дворе временами противно подвывает сигнализация – она не слышит, она уже спит и чудится ей, как среди холодных камней, отполированных вековыми ветрами и туманами, разливами яростных вод горной реки, смотрят на неё голубыми глазами цветы Занскара и нет в них печали.

Всё будет хорошо, милая. Спи спокойно, Александрина.

____________________________________________________________________

КАЛИНОВ ЯР

Последние лучи роскошного заката над Калиновым Яром прощально лизнули пурпурными языками верхушки деревьев и скрылись за горизонтом. Длинные, ломкие тени утонули в сумерках, а чуть погодя поблекли на западе яростно пылавшие красные облака. Угомонились, умолкли птахи. Под стрекот сверчков и едва различимые серенады речных лягушек лес засыпал.

Ночью выпала лёгкая роса, но с первыми проблесками утра от неё не осталось и следа и Маришка, в сандалиях на босу ногу, расставив руки самолётиком, подставляя лицо солнцу бежала вприпрыжку по высокой траве. Вслед за ней на поляне показался с корзиной в руках её брат – вихрастый подросток лет пятнадцати.

– Чё, Марька, может хватит уже? Айда до дому! – предложил он.

– Не, ну давай ещё немножечко, давай полную насобираем! Ну, пожалуйста! А? – и они опять углубились в чащу.

За лесом, на монастырской звоннице запел большой колокол приглашая на утреннюю службу. Звуки ликующими птицами отпущенными на свободу рванулись в просторы, осеняя дыханием невыразимой красоты милые сердцу края. Ранний благовест полетел над холмами, зелёным раздольем, за левый берег Дона и дальше – туда, в заповедные луга Дикого поля…

Дневное светило взбиралось всё выше и выше по небосклону. Минуя сосновый подлесок, с корзиной доверху набитой подберёзовиками грибники спускались с косогора. Хорошее настроение не покидало Маришку.

– Серёжечка! – щебетала она. – Бабушка обещала нам сегодня по два морожена!

– Опять забудет… – улыбался брат.

Старый ворон кружил над Калиновым Яром и видел, как двое выходили из леса. Какой то странной, неведомой силой звонкий голосок Маришки заставил его опуститься пониже и жадно, стараясь не пропустить ни звука, вслушаться в задорный смех беззаботного детства. На мгновение ему почудилось, будто чистый и кроткий взгляд маленькой девочки осторожно коснулся его и он, вдруг, явственно увидел себя, ещё отчаянно юного, радостного, с восторгом подставляющего голову и крылья тёплым и шальным летним ливням и тогда, вслед за этим мелькнувшим виденьем, пробив вязкую пелену минувших лет, горячая слеза упала и обожгла его давно окаменевшее сердце. От неожиданной боли ворон сбился с крыла его, как сломанного воздушного змея, рвануло в сторону и повлекло вниз. Он спохватился, быстро выровнялся, а потом, со злостью, резко набрал высоту. Да что ж за смурной день выдался сегодня? Что скажут соседи, молодое вороньё увидев его неловкий кульбит? Будут втайне с издёвкой подсмеиваться? Впрочем, наплевать на них. Ворон с досадой сделал ещё круг и полетел в сторону Измайловской пасеки. Через минуту он скрылся из виду.

Время близилось к полудню. На ближнем к Яру выгоне пастух покрикивая и хлопая кнутом собирал в кучу разбредшееся стадо, собираясь погнать его в посёлок на обеденную дойку. Двое грибников смеясь и разговаривая шли неспешно дорогой вдоль пшеничного поля. Над волнами золотистой охры спелых колосьев украшенными синими всполохами васильковых огней, вкраплениями цикория деловито сновали вальяжные июльские жуки и жаворонок в ослепительном поднебесье с упоением выводил свои трели. Маришка рвала синие цветы и складывала в букет.