О пользе шахматного проигрыша

шахматной, а обнимать и целовать радостно как брата или сына.

– Чего-о? Ах-ах-ах! Говори, да не заговаривайся, кутёнок! Что, как знакомый законник от тюрьмы спасёшь в случае чего, или, на худой конец, с камерой на солнечную сторону поспособствуешь? Гляди-ка, ты! Так ведь, уважаемый товарищ чекист, слесаря шпионами не бывают. За что их по линии госбезопасности привлекать, ну?.. Меня в городе знают. Чуть не с пелёнок работаю на свой народ как ишак. С городской Доски почёта мой портрет не сходит. Да и ордена государственные рядовым трудягам за просто так не дают, не то, что вашему брату госбезопаснику… который даже в шахматы без мошенничества сыграть не способен. Тьфу на вас с нашего трудного, но честного рабочего места. Практическая по-ольза, да с поцелуями благодарными… ещё раз тьфу! Наливай ещё чашку чаю, на посошок, как у алкашей говорится, да топай в свою шарашкину контору продолжать бездельничать.

– Ладно, дядь Вась, что с тобой спорить, побегу, не до чаю уже… но пообещай, что не откажешься, как вскользь обнадёжил меня, вернуться к разговору о твоей фамилии. Что-то зацепил меня этот вопрос. А, может, всё-таки расскажешь прямо сейчас, если она у тебя действительно не та, какая была изначально, от рождения?

– Ишь ты, протобестия оперская! А, может, тебе ещё и ключик от квартиры? Сказал, потом как-нибудь, значит потом…

– Хорошо! Тогда предлагаю забыть пока об этом разговоре. Хотя бы на месяц, как предписывает классическая бюрократия. А там время само покажет, что дальше.

– Беги, беги. Конечно, покажет, куды ж оно, времечко, денется…

Прошёл месяц. Терпеливо выждав этот обусловленный «классически бюрократической» просьбой Тимура срок и, демонстрируя снисходительное великодушие – ещё дополнительные недели две, Василий Карпович Безродный начал понемногу подтрунивать над младшим шахматным партнёром, ехидно осведомляясь в ходе каждой очередной партии:

– Ну, как там наш Комитет государственной безопасности бдит во благо отечества? Полезностью своей хвастливой, поди-ка, завалили вы, ребята, всю страну от края и до края? А? Особенно квартирных соседей своих ближайших. Ну-ну… молчишь, товарищ гвардии лейтенант, – значит, сказать, как всегда, нечего. Ой, тьфу, оговорился я. Просто… товарищ лейтенант. Какая может быть гвардия в таких хилых конторах, как твоя? Гвардия – это в действующей армии отборные, непобедимые войска. А вот мы сейчас и поглядим, какие вы, чекисты непобедимые… итак, ваш ход, товарищ просто лейтенант!.. Да подумай хорошенько, прежде чем фигуру от доски отрывать, перехаживать не дам.

– Вам мат, дядя Вася!

– Где?! Не может быть!

– Да вот же…

– Нет, что-то тут опять не то! Нутром чую. Давай проверять ходы! В обратном порядке.

– Да-вай… – обречённо вздыхал оперативник, украдкой поглядывая на часы. Нет, ещё одну партию доиграть до конца уже не успеется из-за этой глупой ревизии ходов. Ох, дядя Вася, дядя Вася…

В один из предновогодних дней Тимур вдруг не явился в начале обеденного перерыва ни к себе домой, ни к соседу – «гроссмейстеру городского масштаба» Василию Карповичу, чтобы за чашкой чая сыграть привычную партейку-другую в шахматишки. Василием Карповичем сей удивительный факт неявки партнёра-противника на домашний турнир был расценен как чрезвычайное происшествие. Такого уже давно не случалось. Изо дня в день ровно в тринадцать десять (Василий Карпович, работавший на предприятии, расположенном неподалёку, прибегал обычно минут на пять раньше) к подъезду подъезжала легковая машина, из которой выходил элегантный красавец в штатском Тимур и лёгкой походкой поднимался на этаж, где располагались квартиры его и Василия Карповича. А вот сегодня…

Василий Карпович забеспокоился, запережевал, занервничал. Он уже так

привык к этим своим обеденным перерывам с Тимуром и обязательными шахматными баталиями, пусть с перепалками, со спорами, но без которых чего-то уже так не хватало…

В расстройстве он внутренне пришёл к компромиссной готовности простить Тимуру многое, даже досадные, унизительные для шахматиста с сорокалетним стажем регулярные проигрыши, которые приходилось терпеть от него. Но только бы не эта неизвестность. Ну, где же этот добродушный чекист-оперативник, который, может быть, и вправду не воровал с доски никаких фигур? Ладно уж, Бог с ним, что нет пока от него, как от соседей-предшественников, никакой материальной выгоды. Пусть! Но пусть он и не нарушает установившейся при его же прямом соучастии традиции – «ни обеденного перерыва без шахмат»!

В смятении чувств совершенно непьющий Василий Карпович подошёл к

серванту, задумчиво оглядел выстроившиеся, как на параде, среди хрустальной и фарфоровой праздничной посуды бутылки отборных спиртных напитков – гости-то в доме бывали в основном далёкие от той трезвости, какую проповедовал для себя, но не навязывал другим сам хозяин, чужие традиции уважающий. Достал водку «Посольская», коньяк «Юбилейный» кавказского розлива, вино с иностранной этикеткой, выставил всё это на большой полированный, предназначенный для торжественных трапез стол в зале. Зачем, и сам не знал – ведь начинать праздновать Новый год вроде рановато, ещё полтора рабочих дня впереди… – но хотелось сделать именно это.

Прошёл на кухню, открыл холодильник. Достал из его недр по банке хранимых для особых случаев красной лососевой и чёрной осетровой икры. Ещё кое-какой мало доступной простому смертному в Советском Союзе закуски – крабовых консервов, колбасы «сервелат», балтийских шпрот, португальских маслин, марокканских апельсинов. Зачем и это, он также не задумывался. Действовал как по какому-то наитию…

На работу после обеда в этот день Василий Карпович не пошёл,

позвонив секретарю начальника цеха и сославшись на неожиданно напавшую хворь. Долго лежал на диване, уставившись грустными глазами в потолок. К вечеру, когда за окнами уже стемнело, из прихожей раздался звонок. Не скромно-вежливый, как обычно звонят незваные посетители, а – в манере либо представителей власти, либо членов семьи – требовательный, настойчивый, длинный. Незнамо от чего волнуясь, Василий Карпович соскочил с дивана, шагнул в ванную комнату, ополоснул водой, тщательно причесал и спрыснул из пульверизатора одеколоном волосы. Вздохнув, пошёл к двери.

Открыв, обомлел: показалось, что смотрится сам на себя в упор в большое зеркало…

Обернулся назад, потом опять ошарашено глянул перед собой. «Не свихнулся ли я совсем с этими шахматами, если уже сам себе мерещиться начинаю?» – мелькнула мысль, и сознание уже готово было покинуть беспредельно озадаченную голову немолодого шахматиста, вдобавок ко всему страдающую, видимо, ещё и от перегруженности сверх меры разгадыванием иногда ночами напролёт сложных игровых комбинаций.

Упасть не успел. Седовласое отражение со слезами шагнуло навстречу и крепко обняло его:

– Брат!!!

Едва державшийся на ногах Василий Карпович полубессознательно зарыдал в ответ:

– Братишка!

Возникший как из-под земли сосед-чекист Тимур мягко подтолкнул обнимающихся зреловозрастных мужчин внутрь квартиры.

В мозгу понемногу приходящего в себя Василия Карповича начала, наконец, проясняться суть произносимого человеком, оказавшимся действительно его родным братом.

– Я знаю, что тебя теперь Васькой зовут. Только фамилию ты какую-то мудрёную выбрал – Безродный… А я уже сорок пять лет как Афанасием

числюсь. Фамилию же мне, совсем маленькому мальчишечке, не помнящему своей собственной, предложили в детдоме совсем простую – Мельников. Капризничать и отказываться не стал. А ты-то как?

– Тоже в детдом тогда попал, – всё сразу вспомнив, со слезами счастья

отвечал Василий Карпович. – А сразу после войны удрал. Помотался по разным родственникам, нигде не прижился, и вот, осел здесь двадцать с лишним лет назад. Женился уже на четвёртом десятке, троих детей нажил, вырастил, всё как в других обычных семьях. Заявятся попозже каждый со своих занятий, познакомишься. Орден имею за трудовые заслуги перед государством. В шахматы мне равных нет во всём городе… а ты, случайно, не играешь? Нет? Ну, и ладно. Вот, в целом, так… а сам-то ты?

– От тебя не отстал – тоже троих детишек строганул. Дочери-погодки уже взрослые, старшая институт заканчивает, вторая то же самое через год. А сынишка-старшеклассник ещё не определился окончательно, но, наверное, сначала армию отслужит, а уж затем выберет себе дорогу по жизни основательно. Всё нормально. На Урале живём, приезжай с семьёй в гости, мои так рады будут!

– Седой ты, братишка Афоня… прямо как лунь. Хотя до пенсионного возраста, как и я, ещё пока не дожил…

– А ты сам-то… хлебнуть ведь нам пришлось, поди, поровну.

– Да-а… ну, а от родителей, ты не в курсе, хоть что-то осталось после той ночной бомбёжки, когда мы все растеряли друг друга?

– Погибли оба сразу, под одной бомбой – и отец, и мать… мало что от них осталось, но, тем не менее, найденные и опознанные останки были похоронены как положено, по-божески нашей старшей сестрой Машей. Мы с ней разыскали друг друга относительно давно, у неё тоже в основном нормально, если бы ещё муж так не пил… А ты вот затерялся. Теперь, наконец-то, нашёлся. Спасибо твоему знакомому, – Афанасий кивнул на скромно стоявшего в сторонке Тимура.

Тимур подошёл, с тёплой улыбкой приобнял Василия Карповича:

– А ты, дядя Вася, говорил, что от чекистов никакого проку добрым соседям. Продул ты спор. В пух и прах! Так что, с тебя, дорогой, причитается как минимум бутылочка, в качестве встречного новогоднего подарка, а?

– Чудеса… – утирал, размазывая по лицу, слезы Василий Карпович, – я буквально только что, сам не знаю зачем, – я ведь не пью совсем, – выставил на стол выпивку и закуску, хранимые для самых дорогих гостей. Вот, и не верь, теперича, в подсознательное чувство…

– Ну, что, по маленькой с наступающим, и я оставлю вас, улыбался во весь свой белозубый рот Тимур. – Вам есть о чём поговорить. А завтра, дядь Вась, как всегда? В обеденный перерывчик последнего рабочего дня уходящего года…

– Сыгранём, конечно, Тимурка, если это самое… – Василий Карпович с хитрым испытывающим взглядом почесал в темечке, – исправишься, встанешь на честный путь. А, ладно! – резким взмахом руки рубанул он воздух перед собой. – За такой сегодняшний твой подарок разрешаю что угодно! Кради-уворовывай в грядущем году хоть самого ферзя, ни единым словом не попрекну!

– Ну, дядь Вась, спасибо за столь щедрую награду, – ловко опрокинув в рот рюмку «Посольской» и закусив шпротинкой, резюмировал, удаляясь, лейтенант госбезопасности. – Ты верен себе как никто, и неисправим, наверное, покуда способен передвигать фигуру по доске. И, тем не менее, завтра в тринадцать десять? Играем, как условились по твоему пожеланию, под запись?

– Бесповоротно теперь под запись, товарищ лейтенант, только так, и никак иначе! – построжел лицом Василий Карпович. – Блокнот, ручку не забудь, чтобы всё как положено. Потом, со временем, надо бы и часы шахматные приобрести для полного порядка. А то знаю я вас, молодых и шустрых…

– Будет сделано, дядь Вась!

– Только не опоздай, чекист. Я ждать не буду – у меня гости, есть чем и

без тебя заняться. Пока, служивый!..

notes