Скрытая реальностЬ. Книга первая. Щелкунчик

– По документам в машине на отпуск, копиям билетов на рейс, валяющимся на сидении…

– Ничего подобного я в машине не оставлял.

– Суд разберется, – заметил со знанием дела полицейский.

– Если доживет, столько людэй без водка оставил, шакал! – резкий возглас негодования слева и сразу же за этим резкий удар в челюсть справа. Кувыркаться в кювет было просто, ведь все мы живем для того, чтобы сдохнуть, вот по пути в ту свою новую действительность, скорее всего он щеку и расцарапал.

Тринадцатый этаж, Волгоградский проспект, дом номер… Мужчина достал из пачки новую сигарету и стал ее сосредоточенно разминать, пытаясь найти ответ на самый главный вопрос, почему именно он вляпался в это откровенное дер… в эту историю? И чем дольше он ее разминал, тем меньше что-либо вообще во всем этом понимал. Так и не закурив, он поднялся с кресла, на ходу захватил со столика ключи от квартиры и вышел. Деньги были в бумажнике, вспоминал он, спускаясь по лестнице. Бумажник он отдал Кире, которая в свою очередь засунула бумажник в свою сумку. Перед самой посадкой он бумажник вернул на родину. И вот такое, неужели это она стащила деньги? Не укладывалось в голове. До ближайшей остановки идти было метров двести, не больше, поэтому уже через десять минут он ехал в автобусе и собирался через одну выходить, чтобы дальше пешком добраться до платной парковки автомобилей, где и оставил не так давно на хранение своей новенький авто. Знакомый охранник на КПП доброжелательно его поприветствовал, не получив, правда, такого же доброжелательства в ответ. Погорел сердито проследовал мимо того, не удостоив того даже взглядом, направляясь быстрым шагом к своей машине. Точнее, к тому пустому месту, где та должна была находиться. Была слабая надежда на лучшее, что с его тачки просто сняли номер, чтобы перецепить его на другую машину, но чуда не произошло! Приобретенный всего месяц назад новенький BMW Х6 отсутствовал. Зато он точно знал теперь место, где он присутствовал.

– А чего вы не на колесах, Вадим Сергеевич? – услышал он хрипловатый басок подходящего сзади доброжелательного, с сигаретой в зубах, охранника.

– А то ты не знаешь? – уставился на него владелец отсутствующей машины, чувствуя, что закипает как тот электрический чайник. – Это я тебя должен спросить, сонная твоя морда, где моя машина, кретин?

– Так это…

Погорел двумя руками схватил охранника за ворот фирменной куртки и с такой силой двинул того спиной о ближайший джип, припаркованный рядом с пустующим местом от его машины, что у того даже сработала сигнализация. Не у охранника, у джипа, чтоб его… На что взбешенный владелец угнанной тачки даже не обратил внимания. Сдерживаемая до последнего момента ярость в одном зверском порыве и выплеснулась на подвернувшегося под руку бедолагу.

– Он меня спрашивает, где моя тачка, урод… – орал уже во всю разбушевавшийся владелец угнанной машины. – Ты понятие хоть имеешь, сколько она стоит? Тебе и твоим внукам придется жить вечно, чтобы теперь со мной рассчитаться. Ты…

На шум стали собираться зрители, в основном владельцы других машин, оказавшиеся поблизости, да парочка таджиков из персонала стоянки, с интересом наблюдающих, чем же все это закончится, не предпринимая ни каких действий во спасение своего коллеги по дежурству. Теперь все осторожные, влезешь, так еще же сам и окажешься виноватым! Охранник что-то хрипел в оправдание, но Погорел его не слышал, продолжая лупить спиной об визжащий в истерике автомобиль, матерясь на чем свет стоит. Хрип бедняги напоминал уже больше воронье карканье, чем даже человеческий хрип. Лицо его с вытаращенными глазами же уже так налилось кровью, что еще немного, и Погорел точно бы его задушил. И неизвестно, чем бы все эти разборки закончились, если бы не подоспевший на помощь запыхавшийся напарник несчастного. Недолго думая, он со всего маху заехал резиновой дубинкой душившего по спине и, схватив того сзади за волосы, с силой рванул голову хулигана на себя. И тут же смутьян получил еще и второй удар в челюсть, но уже от того, кого душил, вдохнувшего глоток свободы и тут же удачно воспользовавшегося этим благоприятным обстоятельством. За первым ударом последовал второй, третий и четвертый… После удара в живот его связали и потом передали дежурному наряду полиции, вызванному по случаю.

6

В полиции избитого хулигана продержали до вечера. Какое-то время ушло на выяснение личности и составления протокола. Документов у задержанного не оказалось, бумажник с паспортом остался ведь дома на столе, что и усложнило работу полицейских, предусмотрительно отказавшихся от взлома чужой квартиры без соответствующего прокурорского разрешения, куда они даже и не собирались. Сверились с данными по стоянке, где тот парковал свою машину и успокоились. Успокоились и забыли… Смешно конечно, но именно так задержанный и думал, пребывая в обезьяннике, других причин для столь долго его пребывания в этих «звериных» местах просто не находилось. Его забыли. Если конечно ему уже не шили дело за разбойное нападение, чуть не закончившееся убийством одного из охранников. Забыли, но не все. Спасение явилось в виде представительного очкарика в деловом костюме с золотыми «ролексами» на правом запястье. И хотя как правило являются только черти да и то исключительно больным белой горячкой, чертями здесь даже не пахло. Пахло деньгами, солидностью ми еще фиг знает чем, – успехом, наверное. Мечтающие дожить до пенсии золотые котлы не носят, считают копейки в своих дырявых карманах. Очки на носу у явившегося тоже были золотыми, что окончательно и взбесило дежурного офицера, который взяток не брал и тянул честно свою лямку обычного трудяги, которого все уже достало так, что и в самом деле – дожить бы скорей до пенсии, не дай боже, и ментам планку поднимут, как всем остальным уже подняли. Ведь выше перекладины подняли со свисающей с нее петли, не хочешь, называется, не живи. Жить после ночной пьянки дежурному и в самом деле сейчас не очень хотелось. Хотелось водки…

– Я вас слушаю, гражданин, – уставился офицер на вошедшего, чувствуя, что уже закипает от всей своей доброты, рассматривая поддельное золотишко на чужом запястье, – по какому вопросу пожаловали?

– Да есть, офицер, тут у тебя один чувак, – улыбнулся тип в золотых очках, – Погорелом кличут, выпускай негодника. Профсоюз драчунов берет на себя всю ответственность за его кастрацию, чтобы он больше не позорил доброе имя законопослушного гражданина. Не можешь не бить, не бей… Короче, офицер, отпускай задержанного, он вас в плен больше брать не будет.

– Зря время потратили, уважаемый, – дежурного чуть не вывернуло от такой наглости последнего. – Этот еще не скоро освободится. Нападение на охранника, сопротивление органам власти, приходите годика через три, а лучше через все четыре. Вернем в лучшем виде. Ваша фамилия?

– Очкарин, а какое это имеет отношение к задержанному?

– У нас все имеет отношение, – произнес многозначительно дежурный, – даже цвет трусов подозреваемого.

– И в чем его подозревают по цвету трусов, позвольте узнать?

– В разбойном нападении на охраняемый объект с целью завладения…

– … несвежими трусами последнего, понятно.

Дальше слушать визитер не стал слушать весь этот бред служивого, протянул дежурному в окошко сложенный листок и стал наблюдать за его реакцией. Сотрудник развернул листок, прочел, что там написано, встал и с кислой миной куда-то вышел, унося с собой запах потертого кителя и засаленных ментовских брюк. Вернулся минут через тридцать и принялся что-то строчить в своем журнале, не обращая вообще никого внимания на застывшего в терпеливом ожидании посетителя. Потом, как бы между делом, не отрывая взгляда от своих бумаг, буркнул, что все в порядке, но без начальства все равно не может, не имеет права освободить задержанного. Придется подождать до завтра, когда появится товарищ подполковник, и только после прямого распоряжения последнего уже…

– Тогда я к твоему полковнику сам пройду, – усмехнулся товарищ, – чтобы он распорядился отпустить задержанного. Не возражаешь? Хотя нет, пусть лучше ему сам министр и позвонит, если тебе этой писульки недостаточно.

И с этими словами он извлек из кармана мобильный телефон и принялся набирать того самого министра, кто и должен был все исправить. Телефонное право, оно ведь и в ментовке телефонное право – действует безотказно фактически на каждого мента. Подействовало и на этого, офицер снова со злым видом встал и вышел, вернувшись уже гораздо быстрее, чем в первый раз своего важного отсутствия. И даже не один, что очень даже порадовало посетителя. Следом за ним плелся тот самый тип с разбитой рожей, за которым сюда и пожаловали, и которому уже даже шнурки вернули, чтобы больше ни в чем себе не отказывал. Еще ему вернули мелочь из карманов, зажигалку и сигареты, заставили расписаться в каком-то журнале и… выпихнули на волю. Дело о разбойном нападении на охраняемую стоянку было закрыто. Спаситель вышел на улицу и закурил, вдыхая всей грудью вместе с дымом и воздух улицы, дожидаясь пока спасенный им бедолага где надо распишется и снова окажется на свободе с перекошенной рожей, разбитой губой и шрамом на небритой щеке, с еще

– Чего приперся? – освободившийся протянул вяло руку для приветствия.

– Не делай людям добра, не получишь зла. Сам же звонил, – удивился товарищ.

– Я не звонил.

– Я сам себе позвонил и сообщил твоим голосом, где ты пребываешь.

– Да-а? – удивился недавний арестант. – С Канар звонок был, я вообще-то сейчас там, насколько тебе известно. – Немного подумал и добавил, что загорает на пляже.

– Молодец, – Очкарин пожал наконец протянутую руку, – что я могу еще сказать. У богатых свои причуды, каждый отрывается по-своему. Пляжному прозябанию предпочитаешь будоражащий суррогат местного разлива?

– Потом расскажу, – Погорел достал сигареты и тоже закурил. – Расскажи лучше, как тебе удалось меня так быстро вытащить?

– Позвонил кому надо наверх, тот еще кому-то еще выше, откуда звонок спустился вниз, и ты свободен. Все просто, если знаешь комбинацию цифр телефона.

– Мутно как-то все, – заметил Погорел, – ну да ладно, потом разберемся. Денег до получки не одолжишь? Тачка в кредит, потратился на отпуск, совсем на мели оказался. Мне бы тысяч тридцать или сорок рубликов на расходы.

– Понимаю, – ответил Очкарин, протягивая пять тысяч рублей одной купюрой. – Остальные могу только вечером после работы, буду в районе Тверской, давай там и пересечемся у Пушкина.

– Я с цветами приду, – кивнул Погорел, – чтоб ни у кого вообще сомнений не осталось в наших дальнейших намерениях.

– Кретин, – рассмеялся товарищ, – так ресторан называется, который больше всего иностранцы любят в нашем городе.

– Я знаю другое место, – предложил Погорел. – У Гончаровой…

– Издеваешься?

– Записывай адрес.

Очкарин записывать не стал, запомнил, после чего таки задал свой вопрос:

– Бабки кончились, морда разбита, документов нет, ментовка, блин, – дом родной… Что случилось, ты мне можешь сказать, не за пьяный, надеюсь, дебош на самолете, слава Панина покоя не дает?

– Принесешь деньги, коллега, тогда и узнаешь, – усмехнулся Погорел, легонько подталкивая того в спину в направлении черного «Мерседеса». – Вали… Да, о птичках, еще… Надеюсь, на работе ты еще никому не разнес в клювике, что я здесь?

– Обижаешь, начальник.

– На обиженных ездят.

– На тебе поедешь, как же…

В восемь вечера Погорел ждал коллегу в небольшом, но уютном ресторанчике в самом центре Москвы в районе Тверской, где все было очень дорого и сердито. Не отказывай себе ни в чем, называется, и даже когда в кармане три рубля, все равно живи по крупному. Затягивают мелочи, они как пиявки на теле, как та суета, которая снует. И даже когда не прет, вот только как во все это въехать, когда все по большому счету именно из мелочей и состоит? И зачастую очень неприятных мелочей, если не сказать конкретнее…. Коллега опаздывал, Погорел заказал бокал пива, сухариков и попросил принести пепельницу. С куревом не вышло, в ресторане уже не курили, закон о борьбе с курением вошел уже в силу, но зато без проблем можно было хрустеть сухариками, что и радовало. Он любил похрустеть под спокойную музыку. Еще пару часов назад совершенно безнадежная ситуация таковой ему уже не казалась. Распечатав пачку сигарет, он извлек из нее одну и, чиркнув привычно колесиком зажигалки, с наслаждением сделал первую затяжку, здраво рассудив, что, если даже нельзя, то ему все равно уже можно. Но не тут-то было, тут же возле столика появилась административная дама со строгим лицом и вежливо попросила его прекратить никотиновое безобразие. Можно было конечно взять за грудки и эту, чтобы и из нее тоже все спесь вытрясти, но, памятуя недавний печальный опыт на стоянке, Погорел тут же отказался от этой мысли. Он извинился, и отправил сигарету в бокал с пивом, попросив принести на замену другой. Окурок немного пошипел, злясь на такую несправедливость, и погас, приказав долго жить. Злая тетка исчезла, и он снов оказался предоставленным самому себе. Вспомнилось вдруг, как они с Кирой попали сюда минувшей зимой. И даже столик, за которым он сейчас находился, кажется, был тот же самый. Иногда так бывает, что случайности совпадают. И не удивительно, ведь после этого они довольно часто сюда наведывались, скорее всего, именно поэтому он и сейчас приехал именно сюда.

Кира тогда сидела напротив и смеялась во все горло какой-то его глупой шутке или плоскому анекдоту. Мягкий свет от двух горящих свечей, стоящих на столе, выхватывал из темноты светлым пятном ее красивое лицо. Глаза ее уже светились коньячным огнем после первой стопочки, а розовые щеки все еще румянились от мороза. Снежинки на волосах уже растаяли, придавая им естественный блеск и удивительную красоту, а замерзшие на морозе пальцы с перламутровыми ногтями грелись в его ладонях. Середина февраля – не самый, надо заметить, майский месяц для уличных прогулок. Правда, они и не гуляли, собирались в кино, но застряли в пробке. В Москве так иногда бывает, что можно застрять на пару часиков, жизнь от этого короче не становится. Ругаясь про себя, что поперся в центр по Волгоградке, он то и дело поглядывал на часы, надеясь все же успеть в кино, и все равно опоздал. На проспекте велись какие-то ремонтные работы, не прекращающиеся даже ночью. Прожекторы освещали площадку и копошащихся на ней в трудовом энтузиазме рабочих таджиков в ярко-красных жилетках, благоустраивающих Москву всеми правдами и неправдами, как бы та не сопротивлялась. Но каждому свое, как говорится… До «Пушкинского» можно было добраться и на метро, тогда бы точно не опоздали. Только надо было добраться еще до самого метро, а вот это сделать, стоя в пробке, было уже гораздо сложнее. Сделать это можно было только пешком, бросив машину в каком-нибудь закоулке, куда еще тоже надо было свернуть. Но даже и пешком они уже не успевали. Тогда он достал из кармана куртки телефон и, набрав номер кинотеатра, представившись самим Жириновским, потребовал отложить начало киносеанса до утра, а зрители пусть пока немного поспят, в карты поиграют на худой конец, пока он не подъедет! Естественно, его вежливо послали, заявив почти дикторским голосом, что даже для такого уважаемого человека это сделать невозможно. А он, что тоже вполне естественно, ничего другого и не ожидал услышать от этих бюрократов от искусства. Кира еле сдерживалась, пока он разыгрывал комедию, и тут же рассмеялась во весь голос, как только он отключил трубку. Ее заразительный смех передался и ему, что и спасло вечер от неминуемого краха. А потом он привлек ее к себе, и они стали целоваться. И оторвать его от этих губ смогли только уже нервные сигналы стоящих за их машиной автомобилей, которым все еще, в отличие от некоторых, было куда-то надо. Машина, что двигалась впереди уже уехала, дорога была свободной, рванул с места и их джип, оставляя позади себя белое облако выхлопа, брызги грязи из-под колес, да еще два билета на ненужный никому уже в этой машине киносеанс. Вот так они тогда и оказались в этом ресторанчике! Добравшись через полчаса до центра, они оставили внедорожник в одном из узких переулков города и отправились пешком бродить по заснеженной Москве, пока и не набрели на этот вот ресторанчик с приличной кухней, где и продолжили свой замечательный вечер. Пили коньяк, слушали музыку и танцевали. Он прижимал ее к себе, нашептывая на ушко всякие непристойности, типа, как он ее хочет, что никакого кино больше не надо, а она только слушала и чуть заметно всей этой чепухе улыбалась. Хочет он… Все бы так и хотели. Иногда их взгляды встречались, и тогда в ее кошачьих глазах он мог видеть свое отражение, чувствуя, что тонет в них, причем без всякой надежды вернуться обратно. Ему так хотелось приручить эту кошку, но с каждым днем он все больше убеждался, что выходит все как раз наоборот – приручался он, а она все так же и продолжала оставаться неприступной незнакомкой, как и месяц назад, когда они только еще познакомились. Все той же – себе на уме кошкой – в любой момент готовой слопать свою мышку. Теперь он думал о ней постоянно, ловя себя на мысли даже на работе, что вместо того, чтобы разбираться в юридических тонкостях очередного договора, сидит и смотрит на дверь кабинета, представляя, как она сейчас в нее войдет. И не надо будет ждать вечера, когда они снова встретятся и пойдут в кино, билеты на которое он приобрел заранее. И пошли, но не попали, но зато оказались здесь, в этом чудном ресторанчике, где и зависли. Он смотрел на нее, она на него, иногда их взгляды встречались.

Мужчина открыл глаза и увидел перед собой пустое место. Сердце защемило в нехорошем предчувствии. Дымилась бы в руке сигарета, затянулся бы, а так даже и послать было некого. Выругавшись про себя и послав, куда подальше ту, которая так и не дала ему сделать вторую затяжку, он резко поднялся и, пройдя быстро небольшой зал, вышел на улицу, где и закурил. В голову ударил дым и свежий воздух улицы одновременно, если конечно можно было обозвать таким замечательным словом грязный воздух в самом центре столицы. Глубоко затянувшись, он задержал дыхание и постарался не дышать как можно дольше, чтобы никотин внутри вообще отравил все клетки, а смешанный с ним кислород превратил организм в бомбу замедленного действия, которая и взорвется, как только он отыщет угонщиков своей машины. Держитесь, сволочи! Но это уже завтра, когда он эту сволоту найдет, а сегодня… А сегодня он просто хочет напиться и ни о чем больше не жалеть. Никогда не плачь по тому, что никогда не заплачет по тебе. Он и не собирался плакать, тем более по какому-то железу на четырех колесах. Слезы сами капали в подставленный стакан, смешивались в нем с водкой и отправлялись по назначению, через пару часов готовые уже снова излиться из организма со струей мочи, пополнив собой нескончаемые канализационные потоки мегаполиса, где и терялись, унося с собой в помойную долину весь негатив из организма. Говорят, что именно поэтому женщины дольше и живут, что больше плачут. Мужикам хуже, они все в себе до самого инсульта. И если бы не водка, единственный напиток, выводящий весь негатив из организма, то мужики жили бы и того меньше. Что ж, теперь будет ездить в метро, решил он, так и не выдавив из себя ни одной слезинки. Как все нормальные люди ездят, а через месяц-другой купит себе новую тачку в кредит, может и не такую крутую, но которую обязательно сразу же застрахует от всех угонов и прочих недостатков. Кира так и не объявилась: мобильный телефон ее по-прежнему не отвечал, а сама она не звонила. Неужели так психанула в самолете, недоумевал он, что послала его на все четыре? Получалось именно так! А ведь он почти собирался на ней жениться. Идиот! Жениться на истеричке, верящей во всякую чушь, чтобы всю жизнь потом мучиться?! Обжигался ведь уже в молодости, упрекнул себя Погорел, и снова за старое. Сплюнув в сердцах себе под ноги, он поспешил вернуться в уютную прохладу зала, но не тут-то было. Его внимание неожиданно привлек беленький, совсем как у него когда-то, автомобильчик, заезжающий на парковку.

– Нравится? – усмехнулся чернобородый владелец белой тачки, одетый в белый же пижонский костюмчик.

– Не космический корабль, но тоже ничего – уклончиво ответил Погорел, одетый во все черное, в свой обычный деловой костюм за две штуки баксов, купленный в Германии, рассматривая дорогие золотые часы на запястье незнакомца. Все как будто помешались на этих побрякушках. Сам он носил обычные швейцарские, подаренные ему одним американцем, и нисколько не заморачивался по данному поводу. Стоило одному авторитету когда-то произнести, что крутизна каждого прыща на ровном месте определяется исключительно только дороговизной часов и фирменным блеском обувки, как тут же и понеслось. При золотых «котлах» на запястье любое рванье на коленках в глазах окружающих сразу же приобретали ценность христовых обносков. Время такое, когда и попы золотыми часами ужи не брезговали. Впрочем, эти никогда себе в роскоши и не отказывали. Один раз ведь живут, какая служба в обносках. Был, правда, один поношенный чудак в древности, прогнавший торгашей из храма, так его бы и сегодня прогнали, вздумай он снова появиться. Может, поэтому и не появляется, что просто нет никакого желания два раза на одни и те же грабли?