S-T-I-K-S. Закон и порядок

– Каждый этот вопрос задает, – усмехнулся Бродяжник. – Если бы все было так просто, то никто б здесь не жил. Люди, которые попадают на перезагружающиеся кластеры, в лучшем случае сходят с ума. Превращаются в неагрессивных олигофренов, неспособных самостоятельно зад подтереть. Так и ходят до первого же монстра, который милостиво прервет их жалкое существование.

– Хорошо, допустим. – Я согласно кивнул. – А почему люди на Земле не знают о существовании этого пространства? Ведь целые поселки исчезают, почему никто никогда не слышал об этом? Такое нельзя долго замалчивать!

– Вот тут все несколько сложнее. Обычно это хорошо понимают физики и любители фантастики. Слышал что-нибудь про мультиверсум?

Мой непонимающий взгляд был лучше любого ответа.

– Есть теория, что Земля – только один из бесконечного множества миров. Не планет, а именно миров, реальностей. Реальности эти существуют в пространстве-времени совсем рядом, но никогда не пересекаются. Они могут отличаться от нашей Земли, иногда значительно, иногда – в мелочах. Так вот, есть теория, которая во многом находит подтверждение, что Улей вырывает каждый кластер из новой реальности. То есть состоит из множества осколков миров, никак не связанных друг с другом. По одной версии, кластеры из Улья перемещаются на место тех, которые переносятся сюда, по другой – переносимые кластеры сюда не переносятся, а копируются в Улей вместе со всем содержимым, включая людей. То есть где-то там, дома, ты доехал по вызову, повязал убийцу и поехал в РУВД писать отчет. А твоя копия, эдакий доппельгангер, переместился сюда. То есть есть ты, лежащий здесь с перебитой ногой, а есть ты, пьющий в отделе чай и матерящийся на древний, зависающий компьютер. Но это не точно. Ни первая, ни вторая версии подтверждения не имеют. Здесь ты можешь быть точно уверен только в том, что пережил на собственном опыте, и то не всегда.

– Сложно. – Я помотал головой. – Давай что попроще. Кто такие внешники?

Бродяжник снова усмехнулся:

– Ну, тут полегче тоже не получится. Внешники – это люди из других миров. Оттуда, где люди каким-то образом научились пробивать дорогу сюда и возвращаться обратно. Но, увы, для нас это ничего хорошего не означает. Скорее наоборот.

– Почему?

– Помнишь, что я тебе говорил про регенерацию? Так вот. Наши измененные организмы представляют для внешников огромную ценность. Из наших органов делают огромное количество лекарств для внешних миров – от банальной косметологии до лекарств от рака и СПИДа. Мы же ничем не болеем, вообще ничем, понимаешь? И раны затягиваются чуть ли не моментально, и конечности оторванные отрастают. Для нас вообще всего две штуки страшны – ботулизм и радиация. Все. И потому эти самые внешники на нас охотятся, будто на дичь какую. Особенно ценятся у них матерые иммунные, успевшие прожить в Улье длительное время, но и свежаки годятся. Матерых иммунных сразу на требуху разделывают, за таких внешники лучше всего платят. Иногда живых заказывают, да с определенным даром – на опыты. А вот свежаков на «ферму» определяют.

– Что за ферма? Уже не в первый раз название это слышу. И про дары эти опять упоминаешь, рассказать обещал.

– Ферма… Как бы тебе объяснить… Это одновременно инкубатор и донорский центр с возобновляемыми ресурсами. Смотри, со свежака толку мало – он сюда только попал, организм еще адаптируется, перестраивается. За таких внешники платят мало. Но если его, допустим, подержать в клетке несколько недель – он становится более, так сказать, «выдержанным». Как вино хорошее. Кроме того, насколько я слышал, от внешников частенько поступают заявки на определенные органы. Целого человека ради почки резать какой смысл? А так взяли подходящего донора, отчекрыжили чуть ли не по живому, заштопали и назад в клетку – новую почку отращивать. И так десять раз. Понял про возобновляемый ресурс? С матерыми иммунными такой фокус финтить стремно: некоторые всю базу муров могут по кирпичику разобрать вместе с самими мурами. А с полусвежаком, который даром своим не владеет толком, – безопасно. Вот и сидят так, пока муровский лепила по ошибке не заденет что-то важное при «операции» или пока стронги на базу эту не наткнутся. Вот так как-то.

Бродяжник умолк, давая мне осмыслить сказанное, а я задумался. Так вот что меня ждало? Впору бросаться в ноги спасителю и подол балахона целовать. Очень не хотелось бы оказаться на «операционном столе» у тех ребят, что меня взяли. Что-то мне подсказывает, что хирурги из них хреновые и анестезии не дождешься. М-да. Я приподнял голову и посмотрел на ногу, которая аккуратно с обеих сторон фиксировалась палками. Хоть что-то положительное во всей этой ситуации – инвалидом я, судя по всему, не останусь.

– Слушай, – вспомнил я начало разговора. – Ты так и не рассказал, что там в посадке произошло. Сначала бандиты друг в друга начали стрелять, а потом ты появился. Из ниоткуда. Как так вообще?

– Это отдельный разговор, и достаточно продолжительный. Предлагаю отложить его. Тебе сейчас лучше поесть. Организму нужен строительный материал, так что не стесняйся, налегай на картошечку.

Он разворошил угли и палкой выудил из них сверток из плотной фольги, пододвинул ко мне. Потом расстелил на земле газетку и положил на него тарелку с зажаренной ногой, принадлежавшей какому-то мелкому животному.

– Это не кошатина? – прищурился я.

– Ага, сейчас, стану я кошек на тебя переводить. Поохотился немного, заяц это, можешь есть. Сейчас еще плесну тебе немного живца, для сугрева.

Два раза себя просить я не дал – горячая картошка, холодная зайчатина, что еще нужно, если ты не ел почти полтора суток? Схватив вилку, я развернул сверток, который безумно ароматно пах печеной картошкой, но есть ее сейчас стал бы только сумасшедший – слишком горячо. Поэтому пришлось есть зайчатину. Вот она меня слегка разочаровала, хоть и пахла дымком, но была приготовлена без каких-либо специй. Но привередничать сейчас точно не стоило. Я принял стаканчик с какой-то жидкостью из рук Бродяжника, принюхался и чуть не заорал:

– Да это же тот самый нектар! Что это?

– Ну, нектаром его тоже зовут, но вообще это живец. Он же живчик и живун. И еще куча названий. Ты, конечно, за вчера почти литр усосал, судя по пустой фляге, но все равно пей.

Я не стал противиться, сделал хороший глоток, наколол на вилку картофелину и принялся тщательно ее обдувать в надежде не обжечься. Бродяжник тем временем достал из кармана мешочек, очень похожий на тот, что я отобрал у грабителей, мародеривших «Клевое», запустил в него руку и принялся пересыпать шарики из ладони в ладонь.

– И откуда только у них столько? – задумчиво проговорил он. – Здесь с нескольких тварей добыча, с лотерейщиков минимум. Где они их нашли тут? Да и лохи они, сами добыть не могли. Отобрали, наверное, у кого-то.

– А что это? – пробормотал я с набитым ртом.

– Это горох и спораны. Добыча с опасных тварей, из которых убитый тобой лотерейщик – самый простенький.

– В смысле добыча? – не понял я.

– У тварей в области затылка есть такой вырост, мы называем его споровым мешком. Самое уязвимое место, проткнешь его – и любой, даже самый крутой монстр подохнет почти моментально. Внутри разные штуки встречаются: спораны, горох, а у самых крутых – их еще элитными зовут – жемчужины.

– И в чем соль этих штук?

– Давай я сейчас заостряться на этом не буду. Достаточно сказать, что в обитаемых местах за них дадут многое. На этом пока закончим.

– Хорошо, – согласился я. Тут бы уже полученную информацию переварить, куда еще-то? Хотя осталось то, что меня продолжало интересовать:

– Ты обещал рассказать про дары. И про то, как ты смог появиться из ниоткуда. И почему бандиты постреляли друг друга. И что-то мне подсказывает, что все эти объяснения будут связаны.

– Догадливый, – хмыкнул Бродяжник. – Хорошо. Улей справедлив – в своем понимании. Отнимая у нас возможность вернуться домой и превращая тех, кому не повезло, в кровожадных тварей, он дает кое-что взамен. У тех, кому повезло стать иммунными, со временем проявляются разные способности. В нашем мире таких людей назвали бы супергероями, но здесь тогда все – супергерои. Кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. Кто-то может замедлять время – или ускоряться до немыслимой скорости. Кто-то может управлять огнем, кто-то – дышать под водой, кто-то на некоторое время становится неуязвимым. Некоторые могут читать мысли, некоторые – внушить их, брать других под контроль. Кто-то даже невидимым становится.

– Дай угадаю. Про невидимость и внушение – это ты по себе знаешь, да? Получается, бандиты из-за тебя и передрались?

Бродяжник неохотно кивнул.

– А что ты еще умеешь?

Лицо моего спасителя посуровело.

– Здесь не очень приняты такие расспросы. Если знаешь сильное место человека – знаешь и его слабость. Не треплют о дарах языком направо и налево.

– Принял, – кивнул я. – А какой дар получу я?

– Этого никто не знает, – покачал головой Бродяжник. – И ты сам не узнаешь достаточно долго. Пока дар не проявится сам. А теперь хватит. Спи. Тебе надо набираться сил, восстанавливаться. Перелом плохой у тебя, а нам еще завтра длинное путешествие предстоит.

Я не стал интересоваться у Бродяжника, как он представляет себе путешествие с открытым переломом, решив, что будет день – будет и пища. А чувствовал я себя и вправду уставшим, будто не провалялся без сознания сутки, а кросс бегал. Да и от съеденного клонило в сон. Сон… Лучше бы все окружающее оказалось дурным кошмаром. И проснуться я от него готов был где угодно – хоть в общем кабинете оперов в Суражском РУВД. Не так уж там и плохо, оказывается.

Эх, мечты…

Глава 6

Бродяжник разбудил меня, едва над горизонтом поднялось местное светило. Судя по ощущениям, было часов пять утра, но я чувствовал себя практически нормально, даже нога не болела, а уж про все остальные повреждения я и забыть успел.

Мужчина протянул мне открытую банку и уже знакомый стакан, я принюхался к содержимому и поморщился – зеленый горошек. Впрочем, было грех жаловаться, себе мой спаситель вообще взял кукурузу. То ли вчерашний заяц закончился, что ли мужчина оказался фанатом правильного питания и считал, что есть мясо по утрам вредно.

Похоже, ускоренная регенерация нехило подпитывалась ресурсами организма, горох я смолотил меньше чем за минуту, запил водой из стакана и вопросительно посмотрел на Бродяжника. Тот ел кукурузу, но медленно, то ли наслаждаясь даже таким завтраком, то ли прислушиваясь к происходящему вокруг.

– Живца пока не дам, – пояснил он, наткнувшись на мой взгляд. – Тебе, конечно, его много нужно пить, но сам знаешь – лекарство и яд часто различаются только дозой. Вот и если спорового настоя пить слишком часто и много, то последствия могут быть. Ты себя как чувствуешь?

– Удивительно, но для человека, которому практически отрубило ногу, приемлемо, – проговорил я, покивав. – В общем-то, вполне нормально, хотя сам идти не обещаю.

– Ты с ума от боли сойдешь, если на ногу наступишь, – ответил Бродяжник. – Пока ты под спеком был, я кое-как совместил осколки и закрыл рану, но тебе помощь нужна, сначала нормального человеческого хирурга, а потом и местных знахарей.

– В смысле – знахарей? – не понял я.

– Знахари – иммунные с целительским даром Улья. Они могут манипулировать процессами восстановления организма. Как – у меня не спрашивай, все равно не знаю. Как до госпиталя доедем, увидишь сам, впрочем, они тоже ничего не расскажут. Есть у меня ощущение, что знахари и сами не знают, откуда у них сила и как именно она работает.