Кровь викинга… И на камнях растут деревья

Кукша смотрит на тёмный курган, за которым пылает жёлтое закатное небо.

– Как ты думаешь, – спрашивает он, – твоя бабка со своей служанкой и сейчас там?.. Или в загробном царстве?

Харальд задумывается. Такой вопрос никогда не приходил ему в голову. Известно, что знатного человека хоронят в корабле, повернутом носом на юг, к морю, чтобы покойный, когда положено, мог отправиться в путь. Но, с другой стороны, все знают, что покойники иногда выходят из своих могил. Так было, например, и с бабкой Асой.

– Не знаю, – отвечает Харальд. – Думаю, что сейчас их там нет. Но, когда надо, они возвращаются.

– А когда им бывает надо? – тихо спрашивает Кукша, глядя на курган.

– Когда дело какое-нибудь есть.

– А какое у них здесь может быть дело? – снова спрашивает Кукша.

– Чудной ты! Разные могут быть дела… Вот, к примеру, в ночь, когда я родился, бабка Аса вышла из кургана. Знаешь зачем?

– Нет.

– Затем, чтобы сказать вису[22 - Виса – стихотворение из восьми строк, которое сочинялось на случай.]:

Ныне родился
Конунг великий.
Харальдом будут
Звать его люди.
Землю норвежскую
Всю воедино
Он под своею
Рукой соберёт.

– Это она про кого? – спросил Кукша. – Неужто про тебя?

– А то про кого же? – ответил Харальд и приосанился. – Отец владеет четырьмя областями, а я буду владеть всей страной. Такого конунга в Норвегии ещё никогда не бывало!

Кукша восхищенно восклицает:

– Вот это да!.. Здорово, ничего не скажешь!

Когда они покидают поляну, Кукша оглядывается на курган.

Там зарыт живой человек…

Глава седьмая. Сёстры Харальда

Наступила зима. Сыплет мелкий густой снег, и кажется, что над каменистыми холмами, над лесами, над конунговой усадьбой просто висит сырая белая мгла. Но прямо на глазах растут, словно разбухают, сугробы вокруг домов и хозяйственных построек, все тяжелее становятся снежные шапки на крышах. По утрам иной раз приходится лопатами прокладывать дорожки, чтобы попасть в конюшню или в кладовую.

С наступлением холодов Харальд и Кукша реже бывают в оружейной, потому что она не отапливается. Зато они чаще заходят в кузню, там всегда пышет жаром от горна. Они подолгу наблюдают за работой кузнецов, которые обращаются с раскалённым железом ловко и уверенно, не хуже, чем женщины с тестом.

Но особенно уютно по вечерам в девичьей горнице. Там собираются конунговы дочери и служанки. Они прядут или ткут. Сёстры Харальда – белокурые румяные девушки. У них длинные распущенные волосы, которые они старательно расчёсывают. Голову поверх волос они повязывают лентой, расшитой золотыми нитями, бисером или драгоценными каменьями. Лента эта не только для красоты, её повязывают прежде всего затем, чтобы волосы не мешали работе. На руках у сестёр золотые и серебряные запястья, пальцы унизаны перстнями.

Они кажутся Кукше красавицами, но больше всех ему нравится Сигню, которая с ним ласковее других. Она уже совсем взрослая, ей двенадцать лет, поэтому она относится к нему покровительственно.

Хотя девушки – конунговы дочери, они много работают: сидят за прялкой или ткут на кроснах[23 - Кросна – ткацкий станок.] льняные и шерстяные ткани. Сестры очень весёлые и часто рассказывают смешные случаи или затевают шутливую перебранку.

Но поздно вечером, когда вся усадьба засыпает, здесь звучат страшные истории и сказки. Девушки к этому времени перестают работать, вооружаются старыми тупыми ножами и начинают искать друг у друга в голове.

Коптят и потрескивают льняные светильни в жировых плошках[24 - Плошка – низкий плоский сосуд, большей частью глиняный.]. Сигню сидит на лавке, а Кукша стоит перед ней на коленях, уткнувшись лицом в подол её платья, и цепенеет от блаженства, когда Сигню ножом раздвигает его густые жёсткие волосы у самых корней.

Как сладко замирать от её прикосновений и от страха, слушая рассказы о назойливых покойниках, что выходят из своих могил и мешают людям спокойно жить, или о горных чудовищах троллях, которые любят тёплую человеческую кровь! Мало-помалу он погружается в омут сна и оказывается дома, голова его лежит на коленях у старшей сестры Денницы, и она чешет ему голову ножом. Потрескивает лучина и с коротким шипением гаснут искры в корыте с водой.

В углу обиженно мычит телёнок, которого разлучили с коровой и внесли в избу, чтобы он не замёрз в хлеву. Входит Кукшина мать, ставит на лавку большой горшок с вечерним удоем. Пахнет парным молоком.

Сейчас Кукша выпьет чашку молока и залезет на полати[25 - Полати – помост в избе от печи до противной стены.], на медвежьи и овчинные шкуры. Он будет уже засыпать, когда сёстры тоже влезут на полати и Денница, как обычно, ляжет возле него. А может, это не Денница, а Сигню? Хорошо бы они обе всегда были рядом с ним.

Потом всё пропадает, нет больше ни Денницы, ни Сигню. Какая-то неодолимая сила сковывает его по рукам и ногам, на груди он ощущает неимоверную тяжесть. Он кричит в отчаянии и просыпается. Кукша лежит на лавке, на нём сидит Сигню, она заливается громким смехом. Кругом хохочут её сестры и служанки.

Спросонья все они кажутся Кукше сказочными колдуньями. Сигню хохочет громче всех, зубы у неё белые, как творог. Глаза, прозрачные, с темной обводкой, сверкают. Хохоча, она раскачивается и запускает пальцы в волосы Кукши, будто собирается оторвать ему голову.

На шее у Сигню на золотой цепочке болтается крохотный мешочек из тонкой козловой кожи. Она говорила как-то, что в мешочке особый заговорённый корешок, который предохраняет от злого глаза. Корешок ей дала одна старая колдунья, финка.

Кукша хочет подняться и не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. «Разве сама она не колдунья? – со страхом думает он. – Колдунья и есть, только не старая, а молодая и красивая». И Кукша робко просит Сигню расколдовать его, чтобы он мог встать.

Хохот становится таким громким, что, того и гляди, обвалится крыша. Понемногу Кукша приходит в себя, остатки сна улетучиваются, и он обнаруживает, что, пока он спал, его привязали к лавке. Кукша смущённо улыбается и, глядя на смеющуюся Сигню, тоже начинает смеяться.

Сигню отвязывает его и говорит:

– Крепко же ты спишь! Мы тебя привязали и начали звать: Кукша, вставай! А ты хоть бы что! Кричим тебе в уши, а ты не просыпаешься. Потом мне надоело, что ты спишь, и я села на тебя. А ты так страшно закричал во сне, что я даже испугалась!

Кукша глядит на Сигню – какая она красивая, какое у неё доброе, весёлое лицо, неужели она только что казалась ему сказочной колдуньей?

Глава восьмая. Посвящение

Дни становятся всё светлее. Позади праздник Юль – середина зимы. В этот день конунг Хальвдан принёс обычную жертву – откормленного коня, чтобы умолить Солнце поскорее вернуться.

Дети наряжались маленькими духами гор, воды и полей, водили хороводы, славили Солнце и звали его поскорее вернуться с весной, теплом и зеленью. Взрослые надевали козлиные шкуры и кружились в неистовой пляске, посвященной Солнцу. Праздник завершился весёлым пиром, в котором участвовали все от мала до велика.

С приближением весны у викингов только и разговоров, что о походах в богатые западные и южные земли. По всей Норвегии идёт молва о Хастинге – морском конунге мурманского роду-племени, который обосновался в Дублине и оттуда совершает набеги на западные берега франкской земли.

Хастинг не грабит малой шайкой, у него целый флот, и он, подобно Рагнару Кожаные Штаны, имеет возможность нападать даже на большие города. Это вождь великой храбрости и редкой удачливости, а по красоте и обходительности ему нет равных. Говорят, будто никто никогда не слышал от него ни единого грубого слова.

Надоела зима бородатым морским разбойникам. В нетерпеливом ожидании весны то и дело кто-нибудь принимается точить и без того острый меч, чистить сверкающий шлем. Не в радость уже пиры и охота – первое развлечение мужчин.

Однако по утрам всё чаще слышен звон сосулек, намерзающих под стрехой[26 - Стреха – край крыши.]. Скоро, скоро уже придёт пора конопатить и смолить корабли, которые пока что отдыхают от бурь и походов в длинных корабельных сараях! Иной раз чернобородый Тюр вздохнёт и скажет Кукше мечтательно:

– Повезло тебе, парень. Мальчишкой побываешь в невиданных странах! Иные по сто лет живут, а дальше своей овчарни ни шагу!

Молчит Кукша, а сам думает: «Дались мне ваши невиданные страны!» И вспомнит родные Домовичи. Как-то там сейчас! Матушка, чай, все глаза проплакала по единственному сыну. И милые его сёстры зимними вечерами небось не слюной, а горючими слезами смачивают кудель, сидя за прялкой. Сам он не плакал ни разу, с тех пор как увезли его мурманы. Иной раз так хочется, но он ни-ни! Ведь он давно уже взрослый.

Викинги тоже так считают. Они рассудили, что Кукше должно быть уже не меньше двенадцати лет и пора посвятить его в мужчины. Изнывающие от безделья воины рады развлечению, все они принимают участие в подготовке к торжественному действу.