От политики до эротики

Все, что я рассказал бы после Петергофа, его парков, фонтанов и самого Петродворца – не имеет никакого смысла. Так как это надо не слушать, а видеть, ну скажем как блюдо сациви надо не слушать какое онона вкус, а нужно его – есть!

Страсть по-немецки

Было это, когда еще был Западный Берлин. Был я на дне рождения у друга Хольгерта. О «немецком» дне рождения писать не буду, это особая статья, для меня, жителя Грузии. Была там славная девица – Катарина, в общем – я запал. По-русски она ни слова, я же, столько не владел немецким, чтобы ей «спеть дифирамбы». Танцевал с ней и так и эдак, чуть ли не лезгинку изобразил – воз ни с места. Пришлось прибегнуть к помощи Хольгерта, который русским владел сносно:

– Вон та девица прелесть, хотелось бы к ней, на ночь в гости. Надежд, никаких, такие женщины по кроватям не валяются, просто как в рулетку сыграл. Через некоторое время Хольгерт, моргает глазом: – Все нормально, она приглашает тебя в гости. Сразу даже не поверил, аж в жар бросило…. Я еще один танец с ней потанцевал, по прижимался, пару раз поцеловал, уже как бы дозволено все, ну, в рамках приличия, все же в гостях. Я её ласкал, а она улыбалась – какая же это была пленительная улыбка. Затем я помог ей надеть пальто, я прихватил одну из трех принесенных мной бутылок Хванчкары и мы отправились к Катарине в гости. В Германии я видел мало красивых женщин, но если они были красивые, то до сумасшествия, почти такая была Катарина. ну все на месте и все в пору ни много ни мало, губки – нарисованные, стрижка и большие глазищи, в отличие от многих – брюнетка, в короткой юбке и с обалденно правильными ножками. Метро – ползло. Она улыбалась и гладила мне руку, я же горел нетерпением. Наконец мы приехали, плащ надежно скрывал мою готовность. Дома у неё ванны не было. Под душем был над туалетом вместе купаться было бесполезно, а я так рассчитывал. Когда она вышла в халате, я, медленно его распахнул – сказка, поцеловал её в шею все было классно! Даже без слов, мы уже понимали друг друга отлично, она улыбалась и гладила мои волосы прижимая голову к груди. Я нырнул в душ и вынырнул голяком. Она лежала в постели, красивая и желанная, я прыгнул под одело – дружба народов приняла сексуальный оборот. Я делал свое дело – настраивал скрипку, то там струну подтяну, то тут, то камертоном проверю звучание, настройка шла с трудом видимо не хватало словесного контакта. Пару раз выругался для придачи остроты моменту, но видимо русский мат ей был незнаком, как и мне её немецкие междометия, ну разве, стандартное «о yes», но до него видимо было еще далеко. Немного напрягала её малоподвижность, ну тут о вкусах и темпераменте не спорят. Я знал, что у немцев есть закон, еще со средних веков, обязывавший жен изредка во время акта шевелиться, дабы муж знал, что жена живая. Да-да именно живая, так как был процесс, где судили мужа, за то, что он переспал с мертвой женой. Муж же утверждал, что он не знал, что она мертвая, так как она никогда не шевелилась во время акта. Я вспомнил это и засмеялся. Катарина, вопросительно на меня посмотрела, убрав свои сомкнутые руки с моей спины. Я откинулся и… о Боже, в её руках был журнал. Все это время, пока я на ней пахал, она преспокойно, держала руки на моей спине и читала журнал. Закон точно отображал страстность немок. Я долго не мог остановить уже нервический хохот, так как трахал полную фригиду. Катарина хлопала своими громадными глазами, и не могла понять над чем я смеюсь? Я её хотел, я её получил. Что тут смешного она понять не могла. Больше секса, конечно, не было, я оделся, выпил бокал вина и ушел в ночь, тело ныло!

P.S. Не поддавайтесь первому решению, вы не летчик испытатель и от этого, не всегда зависит ваша жизнь. Тогда я ушел, но потом жалел, что ушел, лишил себя многого. После этого случая, фригидных девиц, встречавшихся мне на пути, обращал в ярых поклонниц секса, так как процентам 80 из них нужен был профессиональный настройщик, чтобы настроить рояль!

Ксюша коллекционер

Много было у меня подружек, самых разных, и страждущих познаний и до мужика голодные, были и страстные, были и холодные, были и домашние курочки, и светские львицы – в общем, на любой вкус. Но была среди них одна, которая в ряду всех этих женщин стояла особняком. Постараюсь рассказать о ней, думаю, рассказ не должен получиться большой, как обычно, у меня бывает, когда пишу о своих подружках. Она вроде и не была моей женщиной, как многие подружки из моих рассказов, на определенный период, поэтому рассказ о ней получится собирательным, сотканным из нескольких эпизодов, в одних я был участником, о других знал от неё самой или от общих друзей.

Ксюша была красивая женщина, прекрасная мать, хорошая жена, душевная подруга, открытый человек, всегда готовый прийти, если что на помощь, она отлично играла на пианино, пела, обладала тонкой артистической натурой и работала точно по месту – визажистом. Но было у Ксюши две особенности, которые выделяли её из общей массы знакомых мне женщин и не просто знакомых, а знакомых «очень близко». Ксюша была коллекционер, именно коллекционер, и коллекционировала она – сексуальные эмоции мужчин, то есть не мужчин и не их достоинства, а именно нешаблонные сексуальные эмоции мужчин, так как особую не шаблонность, этой интимности придавала вторая её особенность, о которой я расскажу отдельно.

Хочу, чтобы вы меня поняли правильно. Мужчины для неё были таким же явлением, как и для всех остальных женщин – не больше ни меньше, что она была холодной женщиной, конечно, сказать нельзя, даже наоборот. Только Ксюша ничего со своих мужчин из своей коллекции не имела. Никто из них не считался её любовником, так как спала она с каждым – обычно по разу, именно для коллекции. А на завтра с любым из них, она была такой, как позавчера, до интима – знаю по себе.

Вторая её особенность, вернее она была на самом деле первая, так как именно она и привела, как мне кажется, к столь странному коллекционированию – была физиологическая, её влагалище располагалось почти у пупка.

Как-то, после того, как я стал очередным экспонатом её коллекции, Ксюша мне рассказала, с чего все началось.

Еще в молодости, попала она как-то к гинекологу, красавцу-мужчине, у которого от увиденного не только отвисла челюсть, но и появилось страстное желание положить свой член на алтарь науки, и никоим образом не упустить возможность испытать это чудо на себе, в целях научного эксперимента, чтобы в соавторстве с Ксюшей – написать научный труд, о чем и сказал ей, заикаясь, видимо, предвкушая научное открытие. Ксюша была далека от науки, но помочь в стремлении к глубокому осмысливанию её проблемы, таким красавцем, её тронуло и она, после некоторого соизмерения соизмеримости вклада в науки и некоторыми угрызениями совести – согласилась на соавторство. Долго не раздумывая, закрыл дверь не только на щеколду, но и на ключ, чтобы никто не мог помешать научному процессу, он оголил свой «мыслительный» аппарат и Ксюша сразу поняла – этот эскулап, точно член-корреспондент в будущем, и видимо, уже не один подобный научный труд в соавторстве написал.

Но процесс как-то вдруг не заладился, то он пробовал стандартный, гинекологический подход к написанию труда, но не тут-то было, вроде все понимал, как и что и вроде не первый труд писал, а тут – никак. Пробовал он и с флангов зайти и с тыла – работа не шла. Лицо красавца покраснело, вспотело, глаза виновато забегали, а исследовательское орудие пожухло и опало. Стало понятно, что дальше намерений наука сегодня не двинется. Сойдя с кресла, Ксюша сказала неудачнику:

– Молодой человек, мы с мужем спим – стоя.

– А вы еще ко мне на прием придете? – Возможно, если повысите научную квалификацию.

В полупустом автобусе, по дороге домой, Ксюша прокручивала в голове эту ситуацию – «Мартышка и очки» в кабинете у гинеколога. Она внутренне посмеивалась над ним, над его неуклюжими попытками овладеть ею, когда нештатная ситуация полностью его деморализовала. Перед ней стояло его красивое мужское лицо, на котором было написано отчаяние и стыд. Ксюша вдавила ноги в пол и вжалась руками в сиденье, все её тело напряглось, а потом медленно стало растекаться по сиденью, горячая волна наслажденья хлынула ей в лицо, отозвалось мелкой дрожью в ногах. Оргазм был настолько сильный, что Ксюша сначала даже испугалась, что кто-то заметил, но в полупустом автобусе, до неё никому не было дела.

Ксюша ходила как ошарашенная почти неделю. Вместо гримируемых артистов у неё перед глазами стоял красавец-гинеколог, а бурное воображение рисовало такие научные подходы к проблеме, что как минимум или Нобелевская премия, или множественный оргазм – одно из двух обязательно.

В понедельник Ксюша пришла к нему на прием, в приемной, пока обдумывала причину прихода в голове все перепуталось. В один клубок, сплелись: революция, поллюция, контрибуция проституция. Когда подошла её очередь, Ксюша была уже в полной прострации. Стоя у стены, Ксюша даже не заметила, как между ней и ним осталась лишь телесного цвета новенькая комбинация. Горло пересохло, тело ныло. В голове били тамтамы. В себя она пришла только отчего-то теплого и липкого – её поимели стоя. Ни тебе Нобелевской, ни тебе оргазма! Да ради – стоя, можно было бы и презерватив надеть. И настолько Ксюша чувствовала себя обманутой и попользованной, что, машинально одевшись, при выходе из кабинета, оттопырила карман его накрахмаленного халата и зачем-то смачно туда плюнула. Потом, уже дома, в ванной, смывая с себя несостоявшийся оргазм, она никак не могла вспомнить, когда она сняла трусы, уже в кабинете или еще на подходе в коридоре? С тех пор Ксюша поняла, что не секс ее так возбудил, а именно реакция мужчины на нестандартную сексуальную ситуацию. С тех пор, она никогда больше ни с кем из мужчин своей коллекции дважды не спала, ну может быть я о ком и не знал.

Ксюша я знал лет 10, и краем уха о ней конечно от общих подруг слышал, но особого внимания этому не придавал, мало ли у кого, что и где и какого размера.

И вот однажды в конце одной из вечеринок, Ксюша предложила съездить посмотреть её недавно полученную новую квартирую.

Я удивился:

– Сейчас? В 2 часа ночи?

– Ну и что, с Яной ты вообще какой-то дачный сарайчик ездил смотреть и нормально.

– Так у тебя же там ничего нет.

– Понадобиться – найдем. В машине Ксюша уже начала расслабляться, голос у неё стал какой-то дрожащий, как бы реверберирующий, грудь вздымалась, выше и чаще обычного, а самое главное взгляд стал какой-то соблазняюще расчетливый. В машине Ксюша меня обхаживала, разве что от руля не отрывала. Видимо старалась привести меня в боевое состояние, так как, ну представьте себе, знаю женщину лет 10, но ни сном ни духом не собиравшийся с ней спать, хотя почти со всеми её подругами уже давно и по несколько раз переспал. Ну, тут какую-то артподготовку, что ли надо было бы, или на худой конец меня поймать в подпитии, но что делать, если я не пьющий и баб выбирал в основном всегда себе сам. А тут, мол, поехали Юра квартиру смотреть, заодно и покувыркаемся. Одно меня все же возбуждало то, что «там» – что-то не как у всех. Это интриговало и в то же время настораживало.

Дом был новопостроенный, еще почти не заселен, квартира на втором этаже, света конечно в ней не было. Обнимаясь с Ксюшей, я все пытался провести рекогносцировку на местности, но Ксюша не хотела упускать инициативу и фактор неожиданности, удачно перенимала инициативу. В пустой квартире, в лоджии стояла кровать. Полнейший сюрреализм, в квартире, с неоконченным ремонтом, без света горячей воды и ванны, была кровать с хрустящей накрахмаленной простыней. Такое впечатление, что она тут была еще до того, как вокруг неё построили квартиру. Или это Ксюшин атрибут, который она возила с собой в косметичке, на всякий случай.

В темноте, хоть я и кое, что знал, помучаться пришлось изрядно, Ксюша заливалась смехом и говорила:

– Холодно… теплее, теплее… Секс получился, в конце концов, на славу, чувствуя некоторую передо мной вину – Ксюша старалась реабилитироваться, минет и пара поз из Камасутры – сгладило её вину полностью.

Утром, когда я проснулся, от светившего в глаза солнца, то увидел в окно без занавесок – в доме напротив мужика с биноклем. Место видимо было «накормленным».

Соперницы

Часть 1

В предолимпийский 79 год, у нас в НИИ, вроде изготовили зеленые и желтые светодиоды. Носились по институту с ними, как с торбой писаной, но никому как горят, не показывали, так как через пару минут демонстрации – они сгорали.

Конечно, дирекция сразу рапортовала в Москву и оттуда, со столичной высоты, приказали выставлять в ЦНИИ Электроника новинку на выставку.

Долго начальство уговаривало, кого-нибудь поехать, только все отказывались. Кто же поедет в Москву, показывать высокому начальству то, чего вообще, то и нет? Подкатывает завотделом ко мне:

– Юра выручай, поедешь в Москву на 10 дней, можно и больше, двойные командировочные, главное не ударить в грязь лицом. Главное, покажи светодиоды начальству, а потом можешь их больше не включать, чтобы не сгорели.

Сделал я из оргстекла октаэдр, размером с заварной чайник, отполировал пастой ГОИ грани – ну просто загляденье, сделал снизу девять углублений под красные, зеленые и желтые светодиоды и соорудил подставку, в которой смонтировал электронику, переключающую в различных вариациях светодиоды. Красотища получилась, хоть домой неси. Показал всю эту красоту начальству.

Директору моя задумка очень понравилась, мне выдали светодиоды и строго-настрого запретили включать. Главный почти повторил слова завлаба:

– Включишь один раз перед начальством в Москве, а дальше, если диоды сгорят – просто не включай, скажи, блок питания сгорел, в общем, что-то придумай и больше не появляйся на выставке.

Видя такую скользкую ситуация, решил подстраховаться. Сделал внутреннюю поверхность отверстий для светодиодов матовой, вставил туда покрашенные цветным нитролаком миниатюрные лампочки НСМ и никаких проблем с перегоранием – хоть на все 10 суток включай, цвет прекрасный, насыщенный, если что и премию за качество можно выдавать. Когда все закончил, показал завотделом, он аж растерялся, когда я включил всю это иллюминацию и не выключаю. Октаэдр светился красиво, особенно если вокруг свет был приглушенный. Я успокоил шефа, что ничего не сгорит, так как там обычные лампочки. Он долго вертел октаэдр в руках и заключил:

– Ты смотри, а не видно, горят как настоящие! Только – ты мне про лампочки не говорил, я этого не знаю!

Когда октаэдр показали директору, он долго говорил про преимущества социализма, про светодиоды, в которых кровь и пот не только трудового народа, но и наших ученых. Октаэдр с несгорающими «светодиодами» ему очень понравился и он распорядился за филигранную работу мне выписать перед командировкой 200 рублей премиальных.

Перед отъездом на собрании отдела, начальство говорило много красивых слов. Говорили, мол, теперь и в Москве будут знать, что и наш институт на уровне мировых стандартов, что наши светодиоды могут гореть сутками не выключаясь. Особо отмечали то, что скоро иностранцы будут приезжать к нам перенимать опыт и технологии. Еще много о чем очень красиво и уверенно говорили ораторы, что даже и мне передалась эта гордость за выпускаемые нами светодиоды мирового уровня.

Затем была приятная процедура, когда женщины, по очереди подходили к моему столу и каждая лукаво улыбаясь, просила, если вдруг встречу, купить голландский или в крайнем случае польский лифчики и диктовали свои размеры, после чего я придирчиво осматривал грудь просительницы, чтобы случайно не вкралась ошибка.

Внуково меня встретило морозным январем.

– Генацвале куда? – Окрикнул частник

– На Вернадского, ЦНИИ Электроника знаешь?

– Смеёшься? Поехали.

Часть 2

В канцелярии, подписав командировочные бумажки, меня направили в бухгалтерию к Ирине Петровне, которая должна была устроить мои быт и сон в гостинице «Спорт», располагавшейся по соседству.

Ирина Петровна, женщина за тридцать, еще прекрасно выглядевшая, но уже тронутая местами полнотой и отсутствием конкретного мужского внимания, о чем говорили бегающие не выдерживающие прямого мужского взгляда глазки и постоянное одергивание где-нибудь чего-нибудь из одежды. Ясно было, что общественная нагрузка – устройство командировочных, была ей не только не в тягость, а как бы давала возможность открытого общения с мужчинами с иллюзорной надеждой, на «а вдруг». Голос у неё был, как и она сама – мягкий, приятный, так же вселявший в командировочных некоторую надежду или просто сексуальную разрядку при общении.